Укротить дьявола - Софи Баунт
Мне хочется рассказать, что я лишь надеялся на фарс с самоубийством, это бы дало освобождение, которого я жаждал много лет.
Но я не решаюсь.
Должен.
И не могу.
Освобождения я не получил.
Пусть Ева не мертва, но ее жизнь сломана. В этом есть моя огромная вина, которую никогда не искупить.
Я беру в ладони лицо Евы и поглаживаю ее скулы. Мои руки дрожат, и на несколько секунд я закрываю глаза, чтобы сохранить самообладание.
– Мне не нужно тебя сдавать, Змейка, они и так тебя найдут. Через меня. Рано или поздно это произойдет. – Я прижимаю девушку к груди. Ева упирается, оставляя краску на желтой кофте, но потом вдруг кидается мне на шею, позволяя себя обнять. Ее масляные пальцы скользят по коже. – Ты должна уехать. Прошу тебя. Я вытащу твоего брата из-под ареста, и вы оба сбежите. Если тебя схватят из-за меня, я этого не переживу… пожалуйста.
– А если я не могу уехать? – Она поднимает голову, скользит взглядом от моих губ до глаз, и наши сломанные души вновь тянутся друг к другу. – Если я встретила человека, которого боюсь потерять куда больше, чем смерти или тюрьмы? Не знаю, чувствует ли он то же самое, но…
Не сдержавшись, я распускаю золотистые волосы Евы, ныряю в них пальцами и касаюсь теплых, мягких губ девушки своими.
Я мечтаю присвоить ее, хочу так сильно, что пульс бешено колотится в венах, и кажется, что сердце такого напора просто не выдержит, но я жду ответа. Медленно проникаю языком в ее рот, чувствую мятно-вишневый вкус, и когда она расслабляется в моих руках, позволяя себе ответить, все становится на свои места.
Ева вздрагивает, а затем шепчет:
– Я не верю, что это по-настоящему, постоянно жду, что ты окажешься галлюцинацией… – Она крепко обвивает мою шею, прижимается всем телом, словно я растворяюсь в воздухе. – Так боюсь…
– Ты и я – самое настоящее, что есть в этом мире, – отвечаю и вновь целую ее.
ЕВА
Виктор поднимает меня за бедра, и я обнимаю его ногами, не переставая целовать, боюсь, что он исчезнет, что я снова сплю, что его вообще не существует…
Сердце вот-вот остановится.
Он – такой теплый и сильный – сажает меня на стол, случайно пачкает руки в палитре, но не перестает спускаться с поцелуями по моей шее, стягивает с меня футболку. Я вмиг снимаю с него кофту. Виктор наклоняется вперед, прижимая меня к столу и холсту, который на нем высыхал, расстегивает на мне лифчик, отбрасывает его в сторону.
– Мы все в краске, – смеюсь я и ахаю, когда Виктор обхватывает ртом мою грудь, ласкает языком, посасывая соски.
Он возвращается к губам, прикусывает их и горячо выдыхает:
– Мы создаем искусство.
Я усмехаюсь, беру кисть, провожу ворсом по рельефному торсу мужчины: от солнечного сплетения до ремня. На коже остается след алой краски. Виктор покрывается мурашками и перехватывает мою ладонь, припадает ртом к запястью. Его горячие губы скользят по внутренней стороне руки. Твердая ладонь оказывается на моей пояснице, притягивает ближе, заставляя раздвинуть бедра, ведь Виктор стоит между моих ног.
– Тогда доставай главный инструмент из штанов, – улыбаюсь я, ловя разгоряченный взгляд желтых глаз, – пустой холст удручает художника, нужно начинать работу над картиной.
– Холсту нужно проявить терпение и просто наслаждаться, – шепчет Виктор, целуя меня чуть выше пупка, отчего я хихикаю. Одновременно он стягивает мои лосины и нижнее белье. – Художник хочет растянуть удовольствие… может, это труд всей его жизни.
Он вдыхает мой запах, касаясь носом кожи под ребрами, словно не в силах надышаться. Я и сама схожу с ума, когда чувствую его духи: дубовый мох после дождя и грейпфрут, а еще аромат его тела. Не понимаю, почему я так обожаю этот запах?
Ах да, потому что я обожаю Виктора…
Я сажусь и сама расстегиваю широкий кожаный ремень на его брюках. Дразнящими движениями скольжу пальцем по ширинке, отчего дыхание мужчины ускоряется, в глазах читается предвкушение. Виктор заинтригован и сдерживает смех, наблюдая, как я отчаянно пытаюсь избавиться от его штанов. В итоге сам снимает их.
– Разве можно так сильно заводить мужчину? – спрашивает он, пламенно выдыхая чуть ниже моего уха. – Не накинуться на тебя, точно голодный кот, стоит огромных усилий, а ты еще и сама меня раздеваешь, избавляешься от барьеров.
– Хм, а еще я могу вот так, – заигрываю, сжимая в ладони его член и сливаясь с мужчиной в жадном поцелуе.
Виктор стонет мне в рот.
– Ева…
– Как с вдохновением, господин художник? – Моя рука скользит по его достоинству. – Накатывает?
– Зашкаливает, – хрипит Виктор, – я тебя обожаю.
– Переместимся на ковер у камина, и я смогу вдохновить тебя еще больше, как тогда: в комнате с зеркалами?
– Боже, ты слишком вжилась в роль, – смеется он, утыкаясь лицом мне в шею, – я смущаюсь.
– Моя жизнь – это смена масок. Весь мир – сцена. Я всегда играю роль.
– Не надо, – просит он, поглаживая меня внизу живота, его пальцы спускаются между моих ног, – я до безумия люблю тебя настоящую.
Я тяжело дышу, растекаясь от ласк Виктора кончиками пальцев, но краем сознания цепляюсь за его слова. Он не понимает, что произнес нечто безумно важное для меня, произнес так, словно это само собой разумеющееся, словно он каждый день признается мне в любви, но в мыслях, а не вслух… и это заставляет сердце пропустить удар.
Виктор лихорадочно целует мое лицо, продолжает сводить с ума, лаская между ног, потом подтягивает за бедра к краю стола, опускается на колено и касается меня языком. Сразу задевает нужные точки, которые успел найти в прошлый раз. Вмиг вынуждает меня громко стонать. Выгибаться.
Я откидываю голову назад. Сладко всхлипываю от слишком сильных ощущений. Слишком. Даже пытаюсь оттолкнуть Виктора, но он смягчается и просто дразнит меня губами, давая расслабиться и прийти в себя. Когда я неосознанно подаюсь бедрами вперед, он вновь углубляет свои ласки. Я вот-вот рехнусь не только от того, как он умело подчиняет меня, властвует над моим телом и сердцем, но и от осознания, какой одновременно свободной я могу быть рядом с ним, не бояться показаться чокнутой. Быть самой собой. Ничто в жизни не имеет значения, кроме Виктора. С ним мне хорошо. С ним одним.
– Черт… стой… – задыхаюсь я, – слишком…
– Быстро?
– Я…
Он втягивает губами пульсацию, обводит языком, и я не сдерживаю громкого стона, который эхом расходится по дому. Меня окатывает жаром. Все тело горит, внизу живота сладко сводит, а щеки полыхают так, словно я воспламеняюсь и меня нужно срочно потушить, погрузив в ледяной океан.
– Виктор… я… я так закончу… подожди…
Я задыхаюсь, повторяя одно и то же, но мужчина продолжает двигать во мне языком, лишь крепче сжимая пальцы на моих бедрах.
– Давай, милая, – тихо отвечает он, посмеиваясь, – в этом и смысл.
– Кто-то хотел рисовать постепенно, – с новым стоном замечаю я, проглатывая половину слогов.
– А я и рисую, – влажными пальцами он массирует мою грудь, задевает соски, его губы скользят внизу живота, – а потом повторю… еще раз, и еще… пока не доведу искусство до совершенства.
– И это я чересчур вошла в роль? – смеюсь, но смех вмиг переходит в крик удовольствия.
Виктор продолжает изучать мое тело, делает это все быстрее и крепко держит мои ноги, когда я извиваюсь. Он дразнит меня. И мне это нравится. Я закрываю глаза, позволяя себе забыться, пока он лижет кожу между бедрами и низом живота, а затем прихожу в себя и смотрю, как он поднялся с поцелуями вдоль живота к изгибу груди. Я касаюсь его твердых плеч. Любуюсь линиями пресса. Взъерошиваю его русые волосы и провожу по щетине.
Боже, он невероятно сексуальный! Не могу перестать трогать его. Виктор довольно вздыхает, видя, как я наслаждаюсь им, касаюсь его.
Он возвращается с поцелуями вниз.
– Можно?
Я не сразу понимаю, о чем он, а потом неуверенно киваю. Его пальцы там, где невыносимо влажно. Виктор делает несколько плавных движений языком и толкается внутрь меня пальцами, не переставая ласкать губами. Я сжимаюсь и закрываю глаза, но удовольствие так накатывает, что любой страх теряется на его