Укротить дьявола - Софи Баунт
Мы ругаемся около часа, пока не приходим к компромиссу: платье без декольте и вырезов на заднице, но короткое и блестящее, с золотыми пайетками. В итоге я выгляжу ведущей новогодней телепередачи. Кроме того, Венера заставляет меня надеть ботильоны на каблуке. Здесь я не спорю. Фурса высокий, а я, хоть и не гном, буду похожа на чихуа-хуа, ибо этот кудрявый, когда рос, хотел сбить головой космический спутник.
Фурса собирался заехать за мной, но я отказалась. Мы договорились встретиться в ресторане. Я долго думала, стоит ли рассказывать Шестирко о свидании с его горячо «обожаемым» следователем, но в итоге решила промолчать. Сначала выясню все, что смогу, а потом сообщу Виктору.
– И главное, улыбайся, – наставляет подруга, – только таинственно, а не во все зубы. А то будешь похожа на идиотку.
– Но ты постоянно так улыбаешься парням!
– Потому что я умею выглядеть при этом очаровательно, а ты… ну, давай, улыбнись.
Я растягиваю губы.
– Кошмар… Пеннивайз на минималках.
– Знаешь, куда иди…
– И губы накрась, – перебивает Венера, кидая в карман моего плаща алую помаду.
– Я же сказала, что не соблазнять его иду.
Венера шлепает себя ладонью по лбу.
– Он пригласил тебя в ресторан. Единственный вариант дружбы, который его интересует, – тот, где его член периодически бывает в тебе. Пользуйся. Но строй из себя недоступную. Если сделаешь все правильно, он расскажет что угодно, лишь бы залезть к тебе под юбку.
– Все, до встречи, – закатываю я глаза. – Сваливаю, пока ты еще чего не ляпнула.
– И поменьше сарказма! – кричит Венера вслед. – После твоих шуточек парни чистят телефонную книжку!
– А после твоих типа нет?
– Только если я забыла надеть майку с вырезом.
– Очень смешно.
– Детка, ты секси-красотка, – ретируется подруга, – просто улыбайся и открывай рот только для того, чтобы его похвалить или медленно засосать в рот трубочку… от коктейля. Не перепутай.
Венера посылает мне воздушный поцелуй на прощание, а я показываю ей средний палец.
Когда прихожу в ресторан, Фурса уже на месте: листает меню с выражением лица, словно я опаздываю не на десять минут, а на два часа.
Впрочем, я сажусь за столик, и на широких губах появляется дразнящая улыбка.
– Заскучали без меня, месье детектив?
– Просил же. Давай на «ты», – подмигивает он длиннющими ресницами и объявляет: – Я заказал белого вина.
Он закидывает руку на спинку стула и пристально разглядывает меня. Я и сама изучаю его темные кудри, уложенные лаком, черно-красный пиджак и солнечные очки на макушке. У меня складывается впечатление, что эти очки играют важную роль в его душевной организации.
– Честно говоря, я не собиралась пить.
– А я собирался, но пить в одиночестве – это алкоголизм, так что… не отказывай, детка.
– Эм, – хочу возразить, но острый взгляд карих глаз буквально вынуждает сказать: – Ладно. Чуть-чуть.
Он напоминает ночную хищную птица, которая выпорхнула на охоту и выбрала жертву. Меня. Нужно быть начеку.
– Естественно. Мне еще работать завтра. Напиться до потери сознания и проснуться в Лас-Вегасе у нас не получится, зайка, хотя я уверен, что мы бы с тобой отлично повеселились. Как жаль, что у всех приятных вещей в этом мире есть хреновые последствия.
Я прикусываю губы. Раздумываю: флиртовать в ответ или держаться холодно, чтобы заинтриговать следователя некой таинственностью. Как по мне, так проще споить его до потери рассудка. Тогда информация у меня в кармане.
Главное – самой не потерять мозг.
Интерьер ресторана поражает воображение. Потолки высокие и обсидиановые. Возникает завораживающее чувство, словно меня затягивает в бесконечный космос. Столы расположены далеко друг от друга, но людей здесь довольно много, потому что зал огромен. Колонны украшены вьющимися растениями. Я будто попала на прием во дворце.
Вино приносят сразу же после слов Фурсы, и парень салютует мне полным бокалом.
– За наше странное знакомство, детка.
Мы чокаемся. Вино слишком сладкое. Я заедаю его салатом. В ресторане живая джазовая музыка, и, пока Фурса отвлекается на саксофониста, я включаю диктофон.
– Так… как продвигается дело о маньяке? – непринужденно интересуюсь я, делая новый глоток чересчур сладкого вина.
– Недавно я видел твои фото в интернете, – не отрывая взгляда от певицы, выговаривает Фурса, – вместе с Леонидом Чацким. – Он усмехается, а я ощущаю холодный пот. – Вы очень близко знакомы, как я понял.
– Все в прошлом, – лгу я. – Но ты прав. Это дело меня интересует из-за Лео. Я… боюсь, что он может быть маньяком. Я ни в чем не уверена, я… не знаю, что делать.
Сжав в кулаке салфетку, натягиваю испуганное выражение лица. Интересно, когда я научилась недурно играть роль жертвы? Чуть слезу не пустила. Фурса даже слегка купился. Надеюсь.
– Между вами было что-то… очень серьезное?
Он наклоняется ближе, касается своим мизинцем моего.
– Старая дружба. Ничего такого. – Утыкаюсь носом в бокал.
– Не только дружба, – качает головой Фурса. – Подобные вещи сложно скрыть. Не пытайся. Тем более от меня. Вы расстались?
– Вроде того. Не думаю, что мы встречались.
– Сочувствую, – отвечает парень с притворным сожалением в голосе. – Но не от чистого сердца. Мысль о том, что девушка, красота глаз которой может перевернуть реальность, кому-то принадлежит, меня уничтожает.
– Я никому никогда не принадлежала, – фыркаю.
– Жаль. Я был бы очень заботливым владельцем такого сокровища.
– Если ты настолько заботливый мужчина, почему до сих пор не женат?
– Слишком много девушек расстроится, если я женюсь.
– У тебя большой опыт, да? – заигрываю я. – А как же вечная любовь? Разве не к ней нужно стремиться?
– Каждый будет праведником, когда нет соблазнов. Громче всего кричать о добродетели будет тот, кто в силу отсутствия средств и внешности не может позволить себе ничего веселого. Знаешь, Леонид Чацкий умеет выбирать себе девушек, но не в курсе, что с ними делать, раз ты ужинаешь со мной. Я бы такую девочку не отпустил.
Он подмигивает черными изящными бровями, небрежно покачивает бокал в руке.
– В любом случае, – игнорирую его флирт, – мне страшно. Вдруг Лео и есть маньяк? – облизнув губы, обнимаю свои плечи. – Я ведь совсем ничего не знаю об этих убийствах.
– На самом деле, кроме одного его несчастного волоса, на месте преступления ничего не находили, – инстинктивно утешает следователь, – но и это много, учитывая, что там вообще ни хрена не находят.
– Говорят, что жертвам выкалывают глаза, – бормочу я. – И что перед смертью маньяк их преследует, он пишет им…
– Покайся, – заканчивает Фурса. – Очень оригинально, да.
– Тебя это забавляет?
Одно слово сводит меня с ума. Оно изгрызло мозги, раздирает внутренности. Жуткое, вновь и вновь всплывающее слово. Но Фурсу оно веселит.
– Конечно, – пожимает он плечами. – Страх перед смертью сильно преувеличен. Мы все сдохнем, детка, вопрос в том, насколько красиво и оригинально успеем прожить свой огрызок жизни. Если уж решил стать маньяком, то делай все красиво. И со вкусом.
Я сижу с приоткрытым ртом.
По язвительно-мечтательному тону Фурсы можно понять, что он все бы отдал, лишь бы получить дело кого-нибудь, кто создает из людей духи или восковые фигуры.
При этом его грациозные жесты и манеры так очаровывают, что слушаешь его и киваешь, не считая даже самые мерзкие слова чем-то антиморальным.
– У тебя довольно сильная профессиональная деформация, – с безумной улыбкой отмечаю я и тянусь к бутылке вина. – Впрочем, неудивительно. Ты очень молод, а ведешь серьезное дело о серийных убийствах.
Фурса отбирает бутылку, бокал и наливает мне сам.
– Мне льстит твое восхищение, но я действительно хорош, – смеется он, протягивая бокал. Его пальцы вновь касаются моих, и бокал он отпускает не сразу. – Я люблю необычные убийства. Это мой профиль.
– Тогда почему ты до сих пор не раскрыл дело? Кроме Лео, не нашлось ни одного подозреваемого?
Мой укол заставляет исчезнуть самодовольную улыбку с его лица.
– Все не так просто, как ты думаешь, – раздражается он, потирая переносицу.
– Расскажи мне, – доверительно шепчу. – Возможно, я смогу помочь. Я ведь знаю Леонида Чацкого… я много чего о нем знаю. Он меня сильно обидел. – Я загадочно улыбаюсь, водя пальцем по краю бокала. – И мой язык развязан, если ты понимаешь, о чем я.
Обалдеть. Эти звуки действительно вылетают из моего рта? Гребаное влияние Виктора.
– Больше десяти лет назад было одно дело…
