Укротить дьявола - Софи Баунт
– Виктор упоминал.
– Серьезно? Любопытно. Тогда поведай мне, что знаешь ты, а я расскажу, что знаю я, – предлагает парень размеренным ироничным голосом, затем хмуро оглядывается.
Он улавливает на себе любопытные взгляды незнакомцев и раздражается. Видимо, ненавидит, когда за ним следят.
– Говорят, она делала ванны из крови своих врагов, а еще прятала под ногтями лезвия, протыкала жертвам глаза, кому-то – до, а кому-то – после смерти, – с готовностью вспоминаю я все, что узнала от Виктора и из архива Стеллы, которая любит собирать записи обо всех маньяках на планете. В ее кабинете я находила альбом даже с теми преступниками, чьи досье засекречены на федеральном уровне. Я делаю глоток сладкого вина и продолжаю: – Убитых находили с окровавленными лицами. Свои глаза Мэри жирно подводила красным, но из-за черного капюшона мало кто их видел. Ходят слухи, что ее радужки и губы были такими же алыми, а еще говорят, что она носила на шее три массивных креста и их скрежет жертвы слышали, когда она приходила за их душами… – Я замолкаю, а потом добавляю: – Но ее посадили. Ведь так?
Фурса долго и внимательно всматривается в мои глаза, затем наконец выносит вердикт:
– Верно, – трет он висок. – Ты полна сюрпризов и загадок, а это то, что добавляет девушке красоты. Боюсь, скоро я ослепну окончательно и буду молить тебя о любви, – томно выговаривает он.
Я нервно пожимаю плечами и перевожу тему:
– Думаешь, это дело связано с Мэри?
– Никто точно не знает. Нового убийцу прозвали Кровавым Фантомом. Его стиль похож на Кровавую Мэри, но все же… это нечто новое. Возможно, подражатель. Может, и нет. Есть подозрение, что в тюрьму отправили ярую фанатку Мэри, а сама она где-то на свободе.
Я вспоминаю, что одна из подозреваемых по делу Кровавой Мэри – Стелла. И если так… может ли быть, что она вновь вернулась к прошлым развлечениям?
– А чем отличаются старые убийства от новых?
– Мэри действовала быстро и филигранно, а этот человек словно играет с кем-то. Недавно мы вылизали место преступления буквально до атомов. Искали, искали – все зря. Ничего. Никаких следов, кроме ДНК родственников и друзей, но эти люди не связаны с другими жертвами. Проще говоря: никто не знает, как убийца попадает в дом и почему соседи ничего не слышат. Ни звука. Маньяк работает сверхъестественно чисто. Его не было ни на одной камере. Это буквально невозможно. Ни одного отпечатка, ни одного кусочка кожи, волосинки, слюны – ни хрена. Пусто. Словно мы реально имеем дело с фантомом. На преступника указывает только само преступление: убийца выкалывает жертве глаза, вонзает нож под ребра, а потом рисует на зеркалах символы и цифры. Родственники убитых рассказывают, что перед смертью маньяк преследует жертв, оставляет им сообщения в телефоне, на стенах, зеркалах, потолках – с этим дебильным «Покайся».
Я вспоминаю сообщение с угрозами и начинаю жалеть, что попросила Фурсу рассказать о деле фантома. Из-за его слов – мороз по коже. И кажется, словно в ресторане похолодало, а освещение потускнело.
Я и так боюсь выходить из дома. Постоянно оборачиваюсь. Любой шорох сводит с ума. Если бы не энергетика жизнерадостной Венеры, я бы не выходила из общежития, пребывая в оцепенении от страха перед смертью от рук неизвестного психа. Я вздрагиваю, даже когда ветер шуршит занавесками на окнах. Снова и снова смотрю на экран телефона. То сообщение я удалила. Потому что каждый час открывала его, чтобы перечитать, и сердце сжималось от страха. Я бледнею, когда мне приходит уведомление. И просыпаюсь ночью от кошмаров. Мне снится Кровавая Мэри, снятся подвалы резиденции Гительсонов со скрюченными визжащими тенями на стенах и потолках, снится дом в станице, где я видела свою фотографию…
– Я испугал тебя? – интересуется Фурса, пододвигает стул ко мне и берет меня за руку, поглаживает. – Прости. Давай поговорим о чем-нибудь приятном, детка.
Он так близко, что я чувствую фужерный запах лосьона после бритья и парфюм со специфическим шлейфом, который ассоциируется с ароматом кожаных изделий. Я будто нюхаю дорогой салон автомобиля.
Пока я раздумываю, продолжать диалог или нет, другая ладонь Фурсы оказывается у основания моей спины. Я выпрямляюсь, как мачта. Парень ужасно наглый. Долго играть с ним не получится. Если сейчас не убегу домой, то потом будет сложно, так что надо доедать «Цезарь» с курицей и лететь отсюда, сверкая каблуками.
– В этом деле есть много интересных деталей, о которых не поговоришь в общественном месте, – шепчет Фурса на ухо, – а у меня дома есть камин и запасы дорогого французского вина. Предлагаю поехать ко мне. Тогда мой язык тоже… будет куда более развязанным, понимаешь, малыш?
Его рука уже на моих ягодицах.
Твою мать!
– Мне нужно в туалет, – громко заявляю я и вскакиваю с места, точно мной выстрелили из пушки.
Тороплюсь скрыться в женской уборной.
Гадство. И как мне убежать?
Я стою, опираясь на раковину, смотрю на себя в зеркало. Зря послушала Венеру. Надо было надеть паранджу и сказать, что я мусульманка с кучей братьев, чтобы Фурса не воспринимал меня очередным секс-трофеем. Можно, конечно, послать его к черту, но тогда я не узнаю ничего о деле фантома, а Илларион дал мне чересчур мало информации. Пока мы не поругались, надо максимально вытащить из него сведения. Я должна. Обязана!
Во-первых, Лео сбежит за границу, если не появится реальный подозреваемый.
Во-вторых, маньяк охотится и за мной…
Боже, он преследует меня! Вот! Я признала! Мне полный трындец, если не выясню, что это за тварь. Кровавый Фантом… идиотская кличка.
А вдруг все-таки Стелла? Почему нет? Когда я в прошлом году спросила ее, была ли она Кровавой Мэри, Стелла ничего не ответила. Лишь некоторые улики тогда указывали на нее, но что мешало ей купить себе свободу благодаря деньгам и связям? За решетку отправили другого человека. Стелла оставила убийства, а потом сделала киллера из Евы. К слову… маньяком может быть и Ева, да.
«Знаешь, это прекрасно. Столько лет никто не мог заподозрить в убийствах девушку», – так она сказала, приставив гребаный пистолет к моему лбу.
И она бы убила меня, не явись Лео на помощь. Ненавижу эту семейку!
Ненавижу!
Перед глазами все как-то странно плывет. Меня будто ударили по голове. Ноги ватные, руки дрожат… кажется, я перенервничала.
Брызгаю в лицо холодной водой.
Но становится хуже.
Дыхание учащается. Мне дурно. Я едва не падаю!
Телефон в кармане начинает вибрировать. Я стараюсь свести в фокус цифры на экране. Незнакомый номер. В голове миллион мыслей о маньяке, о его угрозах, но я на автопилоте, плавая разумом в сумрачном мире, отвечаю на звонок, ожидая услышать звуки самой преисподней, однако раздается усталый голос Лео:
– Эми, нам нужно поговорить.
– О чем? – выдавливаю я.
Какое-то время Лео молчит, затем настороженно спрашивает:
– Что с тобой?
– Вино, – хмыкаю, с трудом осознавая, что разговариваю, как пьяная.
– Дьявол, сколько ты выпила?
– Мм… не знаю… отстань…
– Не смей класть трубку! – рычит он, но мне плевать.
Сбрасываю звонок.
Я выхожу из уборной, едва ли понимая, что делаю. Кажется, что весь зал слился, превратившись в одно существо, каждая колонна стала лапами, а окна глазами, и этот жуткий монстр шевелится, пыхтит и проглатывает меня.
В моей голове случился какой-то страшный апокалипсис.
Кто-то берет меня под руку. Когда прохладный осенний воздух бьет в лицо, я слышу голос Фурсы. Следователь усаживает меня в автомобиль.
Господи, что происходит?
Я в галлюциногенной прострации.
– Мой тебе совет, красотка, – звучит голос Фурсы отдаленно. – Лучше надевай на себя прослушку. Диктофон – это умора.
Я чувствую, как его рука скользит по бедру, забирается под платье, но я не поворачиваюсь, чтобы ударить его за наглость. Я не могу…
Моя неподъемная голова лежит на спинке сиденья. Я смотрю в окно. Мимо проплывают огни ночного города, поглощенные густым туманом.
– Ты мне что-то подсыпал, – выговариваю дрожащими губами.
В салоне играет джаз.
– А ты использовала меня в своих целях, – бодро замечает он, постукивая пальцами о руль в такт мелодии. – Услуга за услугу. Не волнуйся. После ночи со мной ни одна девушка еще не уходила разочарованной. – Его ладонь оказывается между моих ног, следователь пытается раздвинуть мои бедра. – Скоро сама будешь умолять о большем.
Я вцепляюсь в его руку из последних сил.
