Укротить дьявола - Софи Баунт
– Сегодня вечером.
– Слушай, брат, – хмурится Кальвадос. – Я знаю, сколько она для тебя значит, но… так надо. Из-за нее у тебя будут проблемы. Ты лишишься работы. Если не хуже, сечешь?
– Обещаю…
Глава 14
Как я стала крысой-эскортницей…
Верхний ряд. Парта у окна. Мое любимое место в университете. Здесь я могу мыслить ясно: положить голову на сумку, устремить взгляд в сторону горизонта и вдыхать сладкий запах осени, который пробирается в форточку.
Здесь преподавателям сложно разглядеть студента, так что это самое коронное место в аудитории, и каждый раз мы с Венерой и Дремотным участвуем в голодных играх за право занять этот пьедестал.
Если бы не друзья с их боевым нравом, я бы сидела на первой парте. Последнее время у меня нулевой запас энергии и конфликтовать – выше моих сил. Пф, умоляю, конфликты всегда выше моих сил. Не умею я нападать на людей. Это сложно, когда всю жизнь тебя учили соблюдать правила и не выделяться.
«Покайся…»
Мы на третьем этаже. Перед окном университета растянулся сад, а за ним могучее здание времен царской семьи, где жил некий дворянин, любивший издеваться над крепостными. Когда попадается вредный профессор, студенты говорят, что в него вселился садистский дух хозяина особняка, и в шутку насыпают соль вокруг стула преподавателя. В нашем университете очень странные обычаи, да. И странные надписи на партах. Я скребу ногтем фразу «спаситель-пеликан», а рядом Венера ведет с кем-то философскую переписку на столе: каждую неделю появляется новая цитата, оспаривающая прошлую.
«Я безумен?»
«Мы все безумны».
«Если все безумны, то никто не безумен».
«Считать что-то истинно верным – само по себе безумие».
«Истина состоит из предрассудков общества, а значит, ее не существует».
«Если Вселенная бесконечна, то все, что можно и нельзя вообразить, – существует».
Надписи змеятся вокруг меня, пахнут чужими страхами и криками души, даже если они глупые, человек что-то подсознательно да вложил в них.
Сегодня каждое слово действует на меня зловеще.
«Покайся…»
Я непрерывно думаю о прошлой ночи, о «Затмении», о том сообщении, которое мне прислали с незнакомого номера, кручу и верчу его, разбираю на ниточки и гадаю, кто из моих горячо любимых знакомых додумался так надо мной подшутить.
Это мог быть любой.
Почти все в курсе, что это гребаное слово убийца отправляет жертвам перед смертью, и я уверена: кто-то решил со мной поиграть.
А если…
Холод пробегает по позвоночнику.
Нет, надо мной просто издеваются.
Ветер порывом ныряет в окно, подхватывает листы тетради, вызывает мурашки.
Я вспоминаю прошлую ночь. Когда меня едва не хватил инфаркт, Виктор ответил на телефон. Он приехал и забрал меня. Я еле отговорила его не идти в резиденцию. Он хотел туда пробраться, чтобы увидеть членов «Затмения», однако я разрыдалась, и Шестирко передумал. Чувствую себя жалкой и никчемной, но я рада, что остановила Виктора. Пусть и слезами. Плевать.
– Все в порядке? – спрашивает Дремотный, тыча пальцем в мой локоть.
Он сидит между мной и Венерой, но смотрит, как и я, в окно, подложив под голову кожаную куртку. Шипы колют его щеку. Черные магические глаза парня блестят в лучах солнца. Он похож на шамана: с его золотыми кольцами на мизинцах, кучей сережек в ушах, кулонами из Тибета и длинными каштановыми волосами, которые собраны в небрежный хвост.
– А у тебя? Ты какой-то грустный.
– Эта женщина запретила мне поворачивать голову. Я типа наказан. И она со мной не разговаривает.
– За что?
Венера достает из сумки пилку и усиленно полирует ногти.
– Мне нужно подумать над нашими отношениями, – задирает она нос. – Мы чересчур разные. Там, где я вижу красивый закат, он видит трахающихся бомжей.
– Да как их можно было не заметить? – возмущается Дремотный, широко разводя руками.
– У нас было свидание! Мог бы сделать вид, что не заметил!
Венера кидает в него тетрадку.
– Я хотя бы на бомжей смотрел, а не на чужую задницу. Ты смотришь на мужской зад, Эми? А эта женщина смотрит. Постоянно смотрит. Не на мою, прошу заметить, хотя моя куда лучше. А еще, когда ей кто-то нравится, она поправляет вырез в декольте, чтобы сиськи за километр было видно. – Он накидывает Венере на плечи свою куртку и застегивает.
– Спрячь их, бесстыдница. Ты в приличном месте.
– Во-первых, университет – место, где царят разврат, страсть и желания, а не целибат. Во-вторых, ты не имеешь права указывать мне, что носить. В-третьих… не знаю. Эми, придумай мне еще один повод воткнуть в него ручку!
Я скатываюсь под парту, мечтая найти дверцу в Страну чудес, чтобы сбежать в гости к Шляпнику – и нахлюпаться чаем с бренди – от собственных друзей, которые то и дело ругаются, как старые супруги. Они оба слишком эмоциональны. Их манера речи, активная жестикуляция, стиль жизнь – во всем Ди и Ви проявляют рвение, вечно куда-то бегут. Едва переступая порог, они заполняют помещение своей энергией. Из-за этого в их паре постоянная ядерная война. Исходящие от очередного взрыва радиоактивные волны испепеляют мой мозг ежедневно, и одновременно между ними бешеная химия, которой можно лишь завидовать, но боже… откуда в них столько сил? Я не понимаю. Мне смотреть на их сцены энергии не хватает, не то что участвовать.
Каждый раз, когда они втягивают меня в свои скандалы, мне кажется, что я вот-вот скончаюсь, и даже после смерти мой труп будут трясти, чтобы вытянуть душу с того света и узнать, кто, как я считаю, прав в очередной стычке.
Я набрасываю куртку Дремотного себе на голову. Друг заглядывает под нее, предлагает сыграть в карты, пока Венера бурчит что-то про главное оружие девушки – декольте, советует мне иногда им пользоваться. Правда, она забывает, что для нормального декольте нужна пышная грудь, а не пародия на нее.
– Почему она в депрессии? – спрашивает Дремотный у подруги.
– Потому что от вас, мужиков, одни разочарования, – шипит Венера.
– А от вас, женщин, много шума, – бурчит Курилка за соседней партой, поджигая сигарету.
Я разгоняю дым: он смешивается с запахом свежей краски на стенах и ужасно воняет. Курилка подмигивает мне черными бровями, похожими на старую растерзанную щетку, предлагает сигарету. Дремотный тянется, чтобы взять сигарету. Венера бьет его по рукам. Тогда Курилка направляется к Максу, который целыми днями переписывается с кем-то в телефоне, предлагает покурить ему, но тот отказывается.
Макс сидит с Лесей. На ней самый тонкий бежевый комбинезон в истории человечества. Я могу детально рассмотреть ее нижнее белье.
Заметив мой взгляд, Макс тускло улыбается и машет. Я киваю. К этому человеку у меня самые противоречивые чувства на свете. В прошлом году мы дружили, потом он попытался меня изнасиловать (такая вот веселая история), потом долго вымаливал прощение, потом Ева убила его отца – влиятельного бизнесмена, который стал жертвой «Затмения», – и я простила Макса (да, да, это же я), поддержала, но затем он отдалился ото всех, хотя раньше был душой компании, качком и мажором, а теперь… он замкнулся.
Яркие вещи сменились блеклыми. Обворожительную улыбку Брэда Питта перекрыла маска скорби. Кажется, что даже его черные волосы потускнели, как у старика.
Я присматриваюсь и замечаю на его руке браслет, похожий на терновый венец.
– Ты давно общался с Максом? – спрашиваю у Дремотного.
– Макс теперь общается только с телефоном, – фыркает друг, раскладывая карты на столе. – Видишь, детка, карты говорят, что ты переписываешься с парнями. А карты никогда не лгут.
– Выключи, ради бога, свои цыганские гены, – рычит Венера. – И пароль от «ВКонтакте» я тебе не дам, можешь не стараться.
Дремотный напускает обиженный вид. Я по-прежнему слежу за Максом: он сидит впереди, и я вижу, как он открывает какой-то сайт в телефоне. На весь экран высвечивается картинка с пеликаном.
Я вспоминаю, что уже не первый раз слышу упоминание пеликана, и толкаю Дремотного локтем.
– Ты не знаешь, что за пеликан? – спрашиваю, постукивая пальцем по надписи на столе с упоминанием этой птицы.
– А, это сайт моральной поддержки вроде. Я, честно говоря, так и не понял, но сайт называется «Пеликан». Многие студенты подсели. Там ты общаешься с наставником, он
