Укротить дьявола - Софи Баунт
– Я вынужден тебя покинуть, – сообщает вернувшийся Виктор. – Будь хорошей девочкой.
Он уже успел накинуть коричневое пальто.
– В смысле? Сначала похитил, а теперь бросаешь? Все мужики одинаковые.
– У тебя есть собеседник в зеркале.
Я вскидываю брови. Его слова пронзили воздух, будто кинжал. В том подвале камеры? Как он понял?
– Я с ней не разговариваю. Мы поругались, – хмуро цежу в ответ. – Где твоя шляпа? Ты же ходишь в шляпе.
– Обычно люди спрашивают, зачем я ее ношу, а не наоборот.
– А мне она нравится. Ты в ней такой… серьезный, загадочный мужчина…
Я заискивающе улыбаюсь, Виктор смеется и идет обуваться.
– На территории дома десятки камер, – поспешно добавляет он. – Я за тобой слежу. Если сбежишь, то передам записи в органы. Зная, кто ты, наши быстренько отследят тебя и схватят. Имей в виду. Я бы не совет…
Договорить Виктор не успевает, потому что я бью его по голове тяжеленной книгой по профайлингу.
Он теряет сознание.
Я опускаюсь на корточки, достаю из кармана наручники и защелкиваю на его запястьях.
– Вот теперь поговорим, мой сладкий…
Глава 13
Почему я снова прикован к стулу, вашу мать…
Яоткрываю глаза. Чувствую, что руки скованы за спиной, а сам я сижу на стуле.
На столе лезвия, гвозди, дрель, статуэтки, флаконы, леска и другой хлам, собранный в доме. Шторы задернуты. На кухне темно, но кто-то светит мне в глаза лампой.
– Проснулся, Совеночек? – нежно спрашивает Ева и садится на край стола.
– Это значит, что ужин со стейками мне не светит? – делаю грустное лицо.
Девушка в белом халате, который ей велик. Видимо, ходила в душ. Это хорошо. Значит, она не злится, а играет со мной.
– Зависит от продуктивности нашего диалога. – Ева соблазнительно улыбается и скользит кончиками пальцев по острию тесака. – Перед тобой пыточный набор из всего, что я смогла найти в доме, – говорит она. – Я готова предоставить выбор. Что-нибудь из этого арсенала кажется тебе заманчивым?
– Мне очень интересно, как ты собираешься пытать меня средством для мытья посуды, а еще мне интересно, чего ты хочешь добиться?
Она проводит ладонью по моей щеке и шепчет:
– Хочу узнать все о человеке с янтарными глазами… Ты задаешь слишком много личных вопросов, красавчик, и есть подозрение, что мы с тобой были знакомы в прошлом… на портрете, который я нарисовала лет пять назад, точно ты. Только моложе.
– Постарел?
– Возмужал.
– Мм, – мурлычу я. – Ладно… после такого комплимента грех не признаться. Мы с тобой учились в одной школе. Я был в параллельном классе.
Ева молчит. Кажется, она чересчур удивлена.
– Ты… знал меня в детстве?
– Только на расстоянии. Мы не общались, кисуль.
– Я совсем тебя не помню в школе, – щурится Ева.
– А что помнишь?
Она переводит тему:
– Ты живешь один?
Я киваю.
– Развелся? – уточняет она со странным блеском в глазах.
– Я не был женат.
– И всегда жил один?
Какая интересная последовательность вопросов.
– Всегда. А ты? Какой-нибудь красавчик с большим пистолетом покорил твое сердце?
Ева отводит взгляд.
– Я тебя расстроил? – хмурюсь. – Извини.
Она любит пошло шутить, но когда это делаю я, Ева смущается пуще первоклассницы.
– А где твоя семья?
– Когда как. То за границей, то в Москве.
– Это они?
Ева протягивает фотографию, которую я прятал в комоде. На ней мои родители. Долго же я был в отключке, что Ева успела перерыть мои вещи.
– Да. Мать и отец.
– Обычно фотографию семьи ставят на видное место, а не прячут среди носков.
– Мать никогда мной не интересовалась, а отец считал, что я сплошное разочарование: от успехов в детском саду до выбора ведомственного университета.
– Я нашла твоего отца в интернете. – Ева проводит ногтем по фотографии. – Он известный ученый.
– В моей семье все ученые. Кроме меня. У меня нет способностей к наукам. Я гуманитарий. Так что… предпочитаю прятаться в тени, чтобы моя семья могла сиять дальше.
– Ты же гениальный детектив.
– Спасибо, – смеюсь я. – Слышать это от тебя вдвойне приятно. Но в моей семье имеет вес только тот человек, который создал что-то новое для мира. Скажем, ваш Глеб… о таком сыне мечтал мой отец. Не обо мне. Отец храпел и видел, как сын создает лекарство от рака или новый источник энергии, а что я? Я и суп сварить не могу, не то что вещества новые синтезировать. Наверно, поэтому я и ненавидел Глеба в школе, постоянно конфликтовал.
– Вы дрались?
– Ну, не сказал бы, что дрались, – шаркаю ногой. – Скорее: я его бил. Не горжусь.
– Оу, – растерянно выдает Ева.
– А что насчет тебя? Что сотворила семья с тобой? Моим я просто неинтересен, а вот твоя тетя… жестоко с тобой обошлась.
– Это был мой выбор.
– Неужели? Ты вылезла из петли и сказала себе: все, никакого самоубийства, буду сама людей убивать. Так?
– Почти, – хихикает она.
У меня мурашки от ее смеха.
Ева поправляет ворот моего пальто, о чем-то задумавшись, тихо спрашивает:
– Ты поэтому одинок?
Вопрос застает врасплох. Ева проникновенно заглядывает в мои глаза, и, любуясь ее огромными изумрудными радужками, я отвечаю:
– Все детство я потратил на попытки добиться любви, а потом пришло осознание, что мне это на хрен не нужно.
Ева заправляет за ухо свою золотистую прядь.
– Совсем?
– Совсем.
Ее шелковистые волосы блестят в свете настольной лампы, манят прикоснуться… сначала к прядям, затем к нежной персиковой коже, пройтись губами по тонкой шее… Ну и мысли… А как потрясающе от нее пахнет! Корица. Лилии. Пахлава. И ее талия… такая узкая, хочется обхватить, взять на руки…
О дела.
Внизу живота сладкий трепет. Это нехорошо. Девчонка мне чересчур нравится – так нравится, что я с трудом контролирую свои желания, чего со мной никогда не случается. Да что там, я чуть не сорвался, когда прижал ее к стенке в ванной комнате. Был на грани от того, чтобы впиться в ее губы и целовать, пока Солнце не взорвется и не уничтожит Землю… Мм, это произойдет где-то через пять миллиардов лет, но чувство, словно я буду наслаждаться Евой до последнего вздоха… Обычно я с легкостью откидываю подобные мысли, но рядом с этой блондинкой мое самообладание трескается. Я вспоминаю, как вчера Ева сняла кофту, и я отвернулся, но безумно сексуальные изгибы ее фигуры от моего внимания не ускользнули, как ни старался.
Всю ночь не спал.
И это очень-очень плохо.
Мы молча разглядываем друг друга. Долго. Я сканирую каждый миллиметр ее кожи. Халат завязан небрежно, и я вижу много всего интересного в районе декольте. Тело каменеет. Главное – не возбуждаться. Я связан, и, твою мать, если у нее есть глаза, а они у нее есть – и божественные, – она сразу заметит, что тут такое усиленно выпирает сквозь мои джинсы.
Господи, меня плющит от собственных фантазий. Надо срочно что-то делать.
К счастью, спасение приходит вовремя.
Ева вскрикивает.
Кальвадос хватает ее за талию и оттаскивает через стол к себе, вкалывает снотворное в плечо.
– Стой, – прошу его. – Аккуратнее, ты ей навредишь.
– Ей? Ты гонишь? – в ужасе хохочет друг. – Брат, она маньячка. Ты зачем выпустил ее из подвала?
– Не важно, – вздыхаю я. – Сними с меня наручники. Я сам отнесу ее вниз.
Кальвадос останавливает взгляд на моих джинсах, которые вот-вот лопнут от напора, и его губы растягиваются в паскудную улыбочку.
– Я испортил ролевую игру? – ржет он, освобождая меня. – Или у тебя фетиш на связывания?
– Куда ты на хрен пялишься?
– А че, че… было что-то? Я реально помешал? Брат, ну не знал, не серчай. Ой, а она в халате, ха, вы в душе развлекались, что ли? Или…
– Сделай одолжение, а? – Хлопаю его по спине. – Заткнись.
– Да я же сдохну от любопытства!
– Я не спал с ней и не буду. Она мне нужна. Я должен стать для нее другом.
– Нельзя стать другом девушке, на которую у тебя такой стояк.
– Ты невозможен.
Я вздыхаю.
– Слушай, – чешет он затылок, пока я беру Еву на руки, – если кто-то узнает, что ты держишь эту девчонку у себя, то тебе не поздоровится. Когда ты собираешься отдать ее
