Укротить дьявола - Софи Баунт
Мне нужна я!
Разглядываю свои руки. Костяшки в крови. Закрываю глаза, чтобы не видеть эту гадость. Но металлический запах… ух… Пульс учащается. Мне дурно. Только не кровь… надо срочно чем-то перемотать пальцы… главное – не смотреть, не смотреть…
Звенят и щелкают замки.
Дверь открывается. В темницу влетает желтоглазый филин и торопится ко мне, загоняет в угол, как полевую мышку.
– Решила все зеркала в доме перебить? – измученно возмущается он и вмиг надевает на мои запястья наручники, тянет следом.
– Ты совсем охренел?
– Надо промыть порезы, принцесса, – учительским тоном заявляет Виктор. – Не хватало еще, чтобы ты от сепсиса скончалась. И второй раз рисковать я не буду, уж извини. Будешь в наручниках.
– Если я захочу тебя убить, наручники не спасут.
– Тогда чудесно, что ты не хочешь меня убить.
Мы заходим в ванную комнату. Виктор включает кран и заставляет меня сунуть руки под горячую воду. Он бережно смывает кровь с пальцев. Я хочу врезать ему, но, во-первых, надо подождать, пока он смоет эту багровую субстанцию, а во-вторых, он торчит за моей спиной, точно долбаный шлагбаум. Мне не развернуться и не ударить его как следует. Виктор плотного телосложения. В два раза больше меня. Мне по нему, как по скале, придется лезть.
Драные кошки!
Его прикосновения оставляют ожоги на коже. Никто. Никогда. Меня. Не трогает.
Виктор тихо интересуется, словно боится, что от громких звуков я потрескаюсь:
– Можно тебя умыть?
– А что? Боишься некрасивых женщин?
– Твою красоту не испортит и тонна грязи, Змейка.
Я фыркаю.
Красоту, пф. Да я выгляжу страшнее, чем утопленница, которую вытащили из канавы.
Следователь осторожно вытирает черные разводы у меня под глазами – настолько осторожно, будто я рассыплюсь на молекулы от резкого движения. Кажется, он понял, что от его прикосновений меня трясет. Странное дело. Будь на его месте кто-то другой, я бы выцарапала этому кретину глаза, но Виктор вводит меня в транс своими плавными движениями, и – со скрежетом зубов – я терплю его… нет, не терплю… мне даже нравится, когда он поглаживает мои скулы, возникают непривычные образы того, как он касается кожи губами и… хм.
Пока мужчина сосредоточенно умывает меня, я рассматриваю его лицо. Янтарные глаза. Русые волосы. Влажные после душа. Щетина. Спускаюсь ниже. Красная футболка плотно обтягивает грудь, мускулы напряжены, широкие плечи, руки… я уверена: эти руки достаточно сильны, чтобы сломать кому-то горло, и удивлена, что они способны на нежные прикосновения…
О чем я думаю?
– Разрешение умыть ты спросил, а получать разрешение на похищение не надо? – огрызаюсь я и скольжу взглядом по бежевой плитке с ракушками.
Какие интересные узоры, узоры – это чудесно, узоры лучше пустых цветов, узоры… глаза непослушно возвращаются к торсу мужчины – особенно когда Виктор тянется к верхнему шкафчику и его футболка приподнимается, демонстрируя косые мышцы живота и дорожку темно-русых волос, ныряющую под пояс джинсов… Так, надо перестать пялиться на те части тела, которые вообще не должны меня волновать…
Последнее, что я хочу показать этому человеку, – моя аномальная заинтересованность. Наверное, только поэтому я еще не убила его. Стою и покорно жду, когда он наиграется в заботливого папочку, хотя наручники давно сняла.
Меня пугают мысли, которые лезут в голову. Я смотрю на него как дура – я и есть шизанутая психичка, ха, – любуюсь красивой линией подбородка и жажду срочно схватится за кисть, нарисовать эти желтые демонические глаза на фоне врат в Пандемониум, слегка упрекаю себя за то, что воткнула в плечо Виктора кусок стекла… и зачем? Почему не сделала следующий удар? В горло… почему не смогла? Раньше я не задумывалась. Я. Никогда. Не останавливалась.
Я смеюсь. Хохочу во весь голос.
Виктор с интересом любуется, словно я его подопытная крыса. Так и есть. Это псих, который любит психов. Прелестно.
«Вальтер его убьет», – твердит она.
– Не хочу удерживать тебя, но выбора нет, – умилительно оправдывается Виктор.
– Кроме меня, есть и другие, – зеваю во весь рот. – У «Затмения» много шахматных фигур для игр.
– Мы оба знаем, что новые убийства не связаны с «Затмением», – говорит он и бережно вытирает капли на моих щеках махровым полотенцем. По коже бегут мурашки. – Жертвы – не влиятельные люди.
– Тогда при чем здесь я? Думаешь, убиваю от скуки? Кто-то вышивает крестиком, а я втыкаю в людей ножи? Я не настолько интересная личность. – Улыбаясь, кидаю наручники в корзину с бельем и хлопаю от радости, что попала. Виктор видел, что я их сняла. И молчал. Любопытно. – На досуге я рисую, детка.
– Рисуешь? – золотые глаза округляются.
– И среди моих картин есть портрет парня, который очень похож на тебя. Поэтому я тебя и не убиваю, – провожу пальцем по ямке у его горла, чуть оттягиваю футболку. – Это же будто разрезать свою картину, а я долго над ней корпела.
Виктор криво улыбается.
Его мускулы напрягаются, когда я веду по твердой мужской груди до уровня пресса. Я вспоминаю свое творение и очередной раз поражаюсь, до чего следователь похож на героя портрета.
Что за чудеса?
– Не знаю, чем ты питаешься… оладьями или слезами младенцев. – Виктор облизывает губы и чешет затылок. Его бицепс медленно сокращается, растягивая рукав футболки. И зачем я разглядываю эти треклятые мышцы? – Так что я купил тебе то же самое, что и себе. Чизкейк.
– Круассаны, гамбургеры, торты… ты ешь только те продукты, в которых океан калорий?
– Ну… за день растрясу.
Я подношу к уху выдуманный телефон и выговариваю:
– Ага, да, ага… Сахарный диабет и холестериновые бляшки передают привет и сообщают, что скоро прилетят из страны хренового питания к тебе в гости.
– Вряд ли такие, как я, успевают скончаться от болезней раньше, чем от пули. Ты готова сесть и спокойно поговорить?
– Если бы я хотела сбежать, то уже бы убила тебя, Совеночек. – Мой палец скользит с его пресса до уровня ремня.
– Какая самоуверенность, – зубоскалится Виктор.
И волшебным образом я вдруг оказываюсь прижатой к стене животом. Виктор скрещивает мои руки за спиной, придавливает к плитке, влажной от пара, и снова надевает на запястья наручники. Вторые. Он вытащил их из заднего кармана темно-синих джинсов.
Мне не пошевелиться.
Падла!
Застал врасплох.
Почему рядом с этим человеком я превращаюсь в неуклюжую идиотку? Надо срочно убираться отсюда, но… куда? Виктор прав. Меня ищут. А его дом – действительно то место, где будут искать в последнюю очередь. Предложение заманчивое. Однако я не верю этому человеку. Я никому не верю. У Виктора есть какая-то особая причина, почему он не сдал меня властям, и это далеко не жажда получить информацию.
Я дергаюсь, бью его локтем в бок, но Виктор рывком прижимает меня плотнее к стене, томный шепот обжигает ухо:
– Шоколадный чизкейк или лимонный, красавица?
Спиной я чувствую, какое тело мужчины горячее и напряженное, одна рука оказывается на моей талии, шершавые пальцы скользят по коже в районе живота; другой ладонью Виктор упирается в плитку. От мужчины пахнет гелем с хвойным ароматом, а еще парфюмом: грейпфрут и что-то напоминающее запах скошенной травы, видимо дубовый мох.
– Как я буду есть в наручниках? – рычу на него. – С ложечки кормить собрался?
– Могу и покормить. И помочь принять ванну, и потереть твою очаровательную спинку, и заплести косичку, – продолжает он шептать на ухо, и по телу прокатывается волна непривычного удовольствия, он шеи до самых пальцев ног. О-о-о, боже, что за хрень. – Все, что пожелает моя гостья. Я весь в вашем распоряжении.
Дьявол, никогда не слышала такого интригующего хрипящего тембра… он издевается, да?
Нехотя дергаюсь, и Виктор прижимает меня плотнее, особенно бедрами, а потом втягивает сквозь зубы воздух и разворачивает. Я повисаю в его руках. Смотрю в черные глаза с тонкой янтарной каемкой. Дыхание сбивается. Мне так жарко, будто раскаленное золото его радужек медленно втекает в вены, заражает голодом хозяина и вызывает
