Крик полуночной цикады - Ольга Михайлова
Лу Гуан вдохновлялся нашей семейной легендой. Она гласит, что наш предок Вэй Боян дал своей собаке проглотить одну из полученных пилюль. Съев пилюлю, собака упала замертво. Тогда Вэй Боян сам проглотил пилюлю и тоже упал, потеряв сознание. Один из учеников проглотил пилюлю и тоже упал без сознания. Другие оказались маловерами и просто ушли за помощью. Вскоре Вэй Боян встал, почувствовал легкость в теле и вознёсся на небо. Преданный ученик и собака тоже пришли в себя и взлетели в небесные чертоги вслед за хозяином.
Но это была неправда! Наш прадед Вэй Боян умер вместе с собакой и учеником: я часто видела их призраки во дворе нашего дома: седобородый старик, мальчик и собака стали бесприютными духами… Гэ Хун недаром писал: «Взыскующий долгой жизни должен быть добросердечным, радоваться счастью других людей и печалиться их горестям, помогать находящимся в нужде и спасать попавших в беду, не поднимать руку ни на одно живое существо и не произносить проклятий. Он не должен превозносить себя, завидовать превосходящим его, никому не льстить и не предаваться разврату. Если обрести такую степень добродетели, то будет обретено и счастье, даруемое Небом»
Но Лу Гуана это не интересовало. Сестра… она увлеклась, по-настоящему увлеклась Лу Гуаном, звала его учителем и была влюблена в него. Под воздействием его уговоров сестра приняла один из эликсиров, созданных Лу Гуаном, и умерла. Лу Гуан был расстроен. Но не смертью сестры, а тем, что очередной эликсир оказался ядом. Он сжёг тело сестры в подвале, и она стала голодным духом, лишённым погребения, а от меня он потребовал запечатать её мёртвый дух, чтобы не беспокоил его.
Я за минувшие годы научилась делать амулеты, запечатывающие души мертвецов и отпускающие их. Однако я… Я ненавидела Лу Гуана. Видела в нём человека без чести и совести. И я… написала амулет тушью, смешанной с глиной. В душном подвале глина высохла и осыпалась. Но на двери подвала сам Лу Гуан всегда вешал ещё один охранный амулет. В день полнолуния, на праздник Фонарей, он приказал всей родне идти на площадь. Пока он навещал сына, я успела прокрасться в его спальню, открыла дверь в подвал и сорвала амулет. Я думала, что так дам сестре возможность навсегда уйти из этого проклятого дома.
________________________________________
[1] «Единение триады»
[2] «Мудрец, объявший простоту».
[3] «Учение о сверхъестественном»
Глава 23 «Цянь». 乾 Небо
Нырнувший дракон. Нельзя использовать ситуацию.
Появившийся дракон находится на поле.
Благоприятна встреча с великим человеком.
Благородный человек до конца дня деятелен;
вечером осмотрителен, точно в опасности.
Некто прыгнул в бездну.
Возгордившийся дракон.
Сюаньжень поинтересовался.
— Вам и в голову не приходило, что она сотворит?
Лу Юншэнь покачала головой.
— Нет, я не думала, что после смерти сестра станет такой. При жизни она была человеком страстным, увлекающимся, но добрым и душевным, и мне просто хотелось отпустить и освободить её дух. И когда Лу Гуан погиб, упав с лестницы, я даже не подумала, что это сделала сестра. Но после того как пришел нань-мо-лао, я увидела сестру: она топтала жертвенное печение, и плевала на удары гонга служек у-цзо. Она превратилась в настоящего демона. Мне стало дурно.
— Это она вселилась в тело Лу Гуана и убила Лу Аня и Лу Даня?
— Да, она разъярилась на него за то, что он не дал ей приличного погребения, и никто не сможет приносить жертвы её духу[1]. И потому она убила всех мужчин в роду Лу. Я пыталась поговорить с ней, успокоить.
— Но в доме беременная женщина…
Лу Юншэнь замахала бледными руками.
— Сестра не убьёт супругу господина Лу Аня: в утробе той дочь, и Юнмин это знает, — девушка повернулась к Ван Шэну, молитвенно сложив руки. — Вы же можете мне помочь!? Если похоронить останки сестры достойно, она уйдёт и всё прекратится! Но в доме столько людей, а я, хоть и получу некоторую долю наследства, сейчас не смогу приобрести гроб для сестры и провести нужные церемонии. До сих пор я даже рассказать об этом никому не могла. Кто бы мне поверил?
— А почему вы уверены, что мы можем помочь вам? — недоумённо поинтересовался Сюаньжень. — Мы — следователи Имперского судебного магистрата.
— Вы — Небесный Лис и Князь-призрак.
— Вы уверены? — поразился Сюаньжень.
— Уверенность? Что это? — девица пожала плечами. — Я просто вижу то, что я вижу, только и всего.
Ван Шэн и Сюаньжень переглянулись, а девушка, поймав их взгляд друг на друга, тихо заметила, что уже давно, с раннего детства поняла, что не обо всём, что видишь, следует говорить вслух.
— Это правильно, — с одобрительной улыбкой подтвердил Чень Сюаньжень, и тут же непонятно зачем поинтересовался восемью знаками рождения девицы. Оказалось, она появилась на свет в год зеленой деревянной Змеи, после чего Сюаньжень, отойдя к столу покойного Лу Гуана, начертил на бланке вызов госпожи Лу Юншэнь в судебный магистрат.
— Вам нужно будет подписать некоторые бумаги.
После Сюаньжень повернулся к Ван Шэну.
— А ты был прав. Рассказать такую историю императору не получится. Но что придумать?
Ван Шэн пожал плечами.
— Рано или поздно подвал под спальней покойника обнаружат. Мы можем только не разглашать историю сестры госпожи Лу Юншэнь, но скрыть склонности покойника нам не удастся. Да и незачем. О них известно и слугам в доме, и родственникам. Сегодня поведаем обо всем канцлеру, ночью проведем церемонию освобождения духа госпожи Лу Юнмин, после чего откланяемся. Однако, Сюаньжень… Ты говорил, что твой духовный отец — из даосской школы Шанцин. Он тоже практиковал нечто подобное?
Лисьи глаза Сюаньженя округлились.
— Ты что?! Как можно! Опомнись! Чень Цзинлун оставил мне только одну мистическую заповедь: «Никогда не плюй на север!» Уж не знаю почему… Остальные наставления касались запрета убивать, лгать, пьянствовать, воровать и блудить. И он никогда не искал бессмертия, говоря, что угробившие жизнь на поиски вечной жизни — просто недалёкие люди. Всё в этой жизни, говорил он, рассчитано именно на срок нашего бытия. Первый раз слыша мелодию «Цветы на ветру», ты в восторге, но слушать её бесконечно — наскучит. Вкус чая из Ханчжоу прекрасен, то только первую неделю, потом и он надоест. А когда ему стукнуло пятьдесят, Цзинлун сказал, что уже перепробовал всё, кроме смерти, перерождения и буддийской Нирваны. И он же говорил, что чем никчемней человек и чем бесполезней его существование для вселенной, тем сильнее он
