Я оставляю тебя в живых - Флориан Дениссон
Она осеклась, и Максим, не желая нового замешательства, решил дать ей понять, что эта тема его не смущает:
– Даже несмотря на то, что из-за этого мы расстались?
– Максим, ты прекрасно знаешь, что дело не только в этом, – спокойно возразила Ассия.
Бывший бойфренд молчал, так что она заполнила паузу:
– Ты же знаешь, я на тебя не сержусь. Я думаю, так лучше для нас обоих. И позвонила не для того, чтобы ворошить прошлое, просто хотела пожелать тебе… ни пуха ни пера.
Максим изобразил улыбку, которую она не могла увидеть. Он чувствовал, что она говорит искренне, и немного расслабился.
– Ты права. Ассия, ты потрясающая женщина. И то, что ты была со мной, мешало мужчине, который действительно этого достоин, добиться твоей любви. По правде сказать, я не уверен, что гожусь для семейной жизни.
Ассия была поражена этой речью – Максим никогда не был особенно разговорчивым и уж точно не делился тем, что у него на сердце.
– Не говори так. Просто я не та, кто тебе нужен, – возразила она.
Ей хотелось добавить, что, когда ему удастся избавиться от своих демонов, он найдет более подходящую пару, но она сдержалась и закончила разговор, прежде чем он успел поблагодарить ее за звонок.
Автомобиль с трудом преодолел подъем дороги, которая тянулась вверх на несколько сотен метров к плато, поросшему травой, на сколько хватало глаз, и по бокам прикрытому горными массивами Бож и Шартрёз. Прямая линия асфальта перерезала местность и, словно стрела, целилась вдаль, в некую громаду, имеющую очертания города.
По мере того как Максим приближался к месту назначения, его тревога усиливалась, а дыхание учащалось. По старой привычке он опустил взгляд на центральную панель, но тюбик с транквилизатором, обычно стоявший там, давно исчез. Чтобы добиться улучшения состояния, Максим выбрал более естественный способ: спорт и укрепляющий сон. До сих пор это помогало, и, уж конечно, легкая паническая атака никак не помешает ему действовать. Сосредоточившись на ощущении щекочущего ноздри свежего воздуха, он перевел взгляд вперед, на дорогу, и выровнял дыхание. Тучи в сознании вскоре рассеялись. Чего не скажешь о небе – его, казалось, навсегда затянуло облачным покрывалом. Характерная для этого времени года блеклость придавала атмосфере еще больше мрачности, а рекордно низкая температура предвещала скорый снегопад.
Максим съехал с автострады и свернул на улицу, в конце которой маячила крыша внушительного здания. Громада из бетона, стекла и металла на добрый десяток метров возвышалась над всеми окрестными постройками. Непропорционально огромная жандармерия Шамбери была словно растянута рукой великана.
Миновав автоматическое заграждение, Максим въехал на раскинувшуюся перед зданием парковку. Огромная стена центрального фасада закрыла желтоватое небесное пятно, которое скупо освещало день, и зловещая тень здания накрыла и Максима, и его машину.
Он припарковался и неуверенно двинулся ко входу.
Он толкнул дверь, и по спине пробежал легкий озноб.
Слева от входа за стойкой сидел жандарм с мальчишеским лицом. Через двустворчатые раздвижные двери, образующие стеклянный барьер между миром штатских и отделом расследований, Максим разглядел уходящий вдаль коридор.
Юноша встал и отдал Максиму честь; тот бросил быстрый взгляд на шеврон и нашивку на левом рукаве жандарма. Понятно, парень из вновь нанятых. Ответив на приветствие, он выложил на сверкающую поверхность стойки удостоверение личности и служебную карточку.
– Последняя дверь слева, – сказал жандарм, кнопкой открывая дверь.
Максим в ответ ограничился легким кивком.
Первое, что он ощутил в этом обшарпанном коридоре, был тяжелый запах линолеума. При каждом шаге покрытие липло к подошвам и отклеивалось с противным гулким звуком. Расположенные через равные интервалы прямоугольные светильники образовывали прерывистую полосу, давая резкий и холодный, но слабый свет, точно были предназначены для того, чтобы, смягчая атмосферу, приглушить ощущение тревоги, которую внушала эта обстановка. Максим миновал хаотично расставленные вдоль стен металлические шкафы с картотеками и грудами пухлых картонных папок. За стеклянными дверями, снабженными жалюзи, и за панорамными окнами угадывались разные кабинеты. Максим подметил, что все они пустуют, – это усиливало впечатление города-призрака, которое он испытал, едва переступив порог.
Дойдя до конца коридора, он услыхал громкий хохот, эхом отдающийся от стен, и приблизился к двери помещения, откуда исходили эти звуки, свидетельствующие о том, что в здании теплится жизнь.
– Входи! – закончив телефонный разговор, пророкотал мужчина со встрепанными волосами.
Он поднялся из-за стола, обогнул его и протянул руку Максиму. Тот сразу обратил внимание на немного пожелтевшие кончики пальцев и пятно того же цвета на помятой рубашке из серого льна.
– Старший аджюдан Монсо, верно? – продолжал хозяин кабинета, внимательно рассматривая Максима с головы до пят.
– А кто ты? – коротко кивнув, спросил Максим.
– Лейтенант Порацци. Мое имя Дарио. Присаживайся. Твой стол ждет тебя.
Он махнул рукой на конструкцию из коричневого огнеупорного пластика, которая выглядела ровесницей обстановки учреждения. Прежде чем усесться, Максим помедлил, оценивая ситуацию. Он был крайне удивлен, что его встретил не сам старший лейтенант Левассер, который согласно протоколу – или традиции, возможно неофициальной, – должен был представить его сотрудникам отдела. Но в данном случае весь этаж был пуст, так что Максим находился здесь наедине с тем, кто, похоже, назначен ему в напарники.
Под вопросительным взглядом Дарио Порацци он наконец сел и внимательно осмотрел помещение, где ему, со всей очевидностью, предстояло проводить бо́льшую часть рабочего времени. А если как следует поразмыслить, то и жизни. Квадратная комната – два письменных стола и три массивных металлических картотечных шкафа, занимавшие почти всю стену за спиной Максима, – оказалась довольно просторной и светлой. Они с напарником сидели лицом друг к другу, и от этого ему сразу стало не по себе. Возникло тревожное предчувствие, что за всем, что он станет делать в этом кабинете, будут пристально следить, точно он подопытная мышь, а лейтенант Порацци – ученый, наблюдающий за мышью в ходе своих экспериментов. Это странное чувство усиливалось тем, что в помещении отсутствовали предметы декора, за исключением стоявшей на столе Дарио фотографии. Все остальное – закрепленная на стене большая белая доска, металлические лотки для бумаг, массивные скоросшиватели, многочисленные блокноты и стаканчики с ручками и карандашами – имело исключительно функциональное назначение. Это наблюдение заставило Максима задуматься над тем, что он мог бы привнести в подобное место от себя. Он вновь ощутил, как слегка сдавило грудь. Возможно, между ним и Дарио гораздо больше общего, чем кажется на первый взгляд.
Впрочем, Максим
