Египтянин - Лейтон Грин
Доминик же надеялся, что преследователь скоро расслабится: слишком уж не хотелось поворачивать обратно.
Лучше двигаться дальше.
Послышались шаги. Грей весь напружинился, хоть и сомневался, что за ним следит профессионал: профессионал, совершив такую ошибку, не пошел бы дальше.
Шаги раздавались все ближе и ближе. Грей, по-прежнему сидя на корточках, вжался в стену спиной, переставил ногу ближе к краю стены и вытянул перед собой руки. Теперь он слышал, что идет всего один человек.
Наконец из-за стены в лунном свете показалась ступня в коричневом туристическом ботинке небольшого размера. Следом за второй ступней Грей увидел ноги в обтягивающих синих джинсах, тонкую талию и белокурые волосы, собранные в конский хвост. Вероника.
Грей одной рукой зажал ей рот, а другой обхватил за талию и резко опустил журналистку на землю. Вероника оказалась легкой как пушинка. По-прежнему зажимая ей рот, Грей быстро охлопал ее на предмет оружия. Глаза у нее широко раскрылись, но она даже не пискнула.
Теперь Вероника лежала на земле, а Грей сидел сверху. Он прижал палец к губам, призывая к тишине, отнял ладонь у нее ото рта и прошипел:
– Что за херню ты творишь?
– Сам-то как думаешь? Я пыталась за тобой проследить, да ты не дал. Нельзя было просто шепотом меня позвать?
– Не хотел, чтобы ты заорала.
Грей слез с нее и помог встать. Руки у Вероники дрожали. Она отряхнулась и уперла кулаки в бока.
– Слежка за бывшими сотрудниками спецслужб до добра не доводит, – буркнула она. – Теперь тебе, наверное, придется заставить меня замолчать.
– Не говори ерунду. И я не был в спецслужбах.
Грей присел на невысокую стену. Вдалеке, в том направлении, куда лежал его путь, он увидел огни, достал бинокль и утвердился в своей догадке: с этой стороны холма был отлично виден дом Димитрова, терракотовые карнизы, прямоугольник мощенного камнем заднего двора и ворота с растущими по краям кипарисами в конце дороги.
Вероника села рядом, задев ляжкой его ногу.
– Рискну предположить, что ты собираешься понаблюдать за жилищем Стефана Димитрова и либо проследить за ним, если он уйдет, либо обыскать усадьбу, пока хозяина не будет. Знаешь, ты ведь не единственный, кто до этого додумался. Хотя у тебя, конечно, должно выйти лучше.
Она замолчала. Грей заметил, как в доме внизу движется какой-то человек, который тут же скрылся из виду. Прошло пятнадцать минут, потом еще пятнадцать. Вероника рядом шевельнулась.
– Не хочешь рассказать мне, что происходит?
– Нет. – Отведя бинокль от глаз, Грей чуть отодвинулся.
Вероника снова подсела ближе и просунула руку ему под локоть.
– Можно взглянуть?
– Не-а. – Он снова стал смотреть в бинокль.
Вероника вздохнула.
– Так кто она?
– Что?
– Кто она? У тебя есть женщина, ну или была. Ты явно натурал, а значит, эти жутко раздражающие манеры означают, что у тебя на уме другая. Ты ее любишь?
– Я тут пытаюсь сосредоточиться.
– Ага, глядя в бинокль на дом, где ничего не происходит, беседовать почти невозможно. Обсуждать «Сомакс» ты все равно не станешь, вот я и решила полюбопытствовать насчет личной жизни. Ну так как?
– Что?
– Ты ее любишь?
Грей молча продолжал таращиться в бинокль.
– Дай догадаюсь: ты не можешь позволить себе быть счастливым, потому что ты одиночка и никто тебя не понимает. Остальные не знают твоего прошлого и не в силах постичь настоящее. Я права?
– Уверен, ты не сомневаешься в своей правоте, – бросил Грей.
– Секрет в том, чтобы относиться к жизни играючи. А ты даже завтрак воспринимаешь слишком всерьез.
– А что случилось с твоей большой любовью?
– Он женился на другой, а потом признался, что очень жалеет о своем решении, – сообщила Вероника.
– Извини, – пробормотал Грей.
– Я же говорю, это лишь игра. Хочешь жить – играй.
Грей сжал бинокль: из дома кто-то выходил. Целых три человека; Стефан и еще двое в белых халатах. Грей проследил, как они заперли дверь, вышли за ворота и напрямик двинулись к холму. Видимо, там была тропа.
Доминик протянул к Веронике руку, призывая ее замолчать – среди пустынных холмов звуки разносятся на большие расстояния, – а сам продолжал следить за мужчинами в бинокль. Дойдя до середины склона, те свернули влево, и он чуть не потерял их из виду.
– Оставайся тут, – шепнул он Веронике.
– Нет, я с тобой.
Грей пошел наискосок вверх по склону, ища новое место для наблюдения, и услышал, что журналистка следует за ним.
– У меня нет времени тебя обучать, – буркнул он. – Ступай на всю стопу, постарайся равномерно распределять вес тела и, бога ради, ничего не пинай. Если я скажу остановиться, значит, остановишься и затихнешь.
– Хорошо.
Грей продолжил подъем. Трое мужчин огибали холм по горизонтальной тропе, пока не добрались до его восточной стороны. Туристы туда не ходили, потому что руин там почти не было. Группа остановилась у основания полуразрушенной башни. Грею видно было, как Стефан достал маленький электронный приборчик, навел его на куст, тот отъехал в сторону и показалась металлическая ручка. Стефан потянул за ее, и державшаяся на петлях крышка люка открылась.
– Офигеть, – пробормотал Грей.
Стефан придержал дверцу для своих спутников в белых халатах, и те спустились в глубь холма. Фальшивый куст вернулся на место. Вероника потянула Доминика за рукав.
– Что там такое?
Грей опустил бинокль. Он только что обнаружил лабораторию.
22
В Музее естественной истории Натуркунде, в чистом подвальном кафе для ученых и стажеров, Виктор сидел напротив профессора Гюнтера Кранца, который переживал из-за размера здешних стульев. Похоже, Кранц, и сам довольно высокий, никак не мог освоиться с габаритами Радека, чьи широкие плечи и огромное тело привлекали к себе внимание даже в Германии.
Кроме них, в кафе по разным углам сидели и вели тихие разговоры еще две пары собеседников. Виктор ослабил галстук и сложил перед собой на столе крупные руки. Они с Кранцем уже представились друг другу, и Виктор задал первый вопрос.
Профессор Кранц огладил вандейковскую бородку. Своей худобой он напоминал Радеку тевтонского Авраама Линкольна. Голос немца звучал четко, по-английски он говорил превосходно, хоть и с сильным акцентом.
– Вопрос о том, поклонялись ли в Древнем Египте Нуну, или Ну, как его иногда называют, не так прост.
– Какой именно период мы обсуждаем? – уточнил Виктор.
– Назвать временной период тоже не так-то просто. Нун – это сущность, ja[8], идея, по меньшей мере такая же древняя, как «Тексты пирамид», которые относятся к двадцать четвертому веку до
