999,9… Проба от дьявола - Юрий Гайдук
— А если предположить, что Иван не рассказал о случившемся своему хозяину?
Все еще не до конца успокоившийся, Жомба тупо уставился на Грача:
— Как это?
Тот презрительно хмыкнул, словно сказать хотел: «Ну так что, хозяин гребаный, у кого все-таки из нас двоих проблемы с мозгами?», — однако вслух произнес:
— Спрашиваешь, как это? Да очень просто. Мазин, само собой, пожаловался Кудлачу, что его обули с тем слитком, а кто — об этом мог и умолчать.
— Зачем? Почему умолчать?
— А чтобы на свою задницу лишних врагов не наживать. Русский мужик — он хитрован большой, тем более такой золотоноша, как Длинный Иван. И он десять раз отмерит, прежде чем отрежет. Иначе давно бы нары на киче грел или землю своими мослами удобрял.
О подобном варианте Жомба даже подумать не мог и поэтому у него почти вырвалось растерянное:
— И что же делать?
— А ничего лишнего, повторим пройденное, но уже более жестко. И на этот раз Мазин вынужден будет упасть в ноженьки Кудлачу.
Оценив предложение Грача, Жомба утвердительно кивнул головой, и, казалось, даже шрам разгладился на лице; как бы то ни было, но у этого рыжего хохла мозги работали в нужном направлении.
Когда Грач ушел, Жомба, уже не скрывая своих эмоций, яростно выругался и крикнул в сторону кухни, где постоянно находился один из его телохранителей, чтобы ему сделали хорошего чая. После возвращения на воронцовскую землю он уже не появлялся в городе без верных ему парней из родного аула, которых по мере надобности представлял своими племянниками. В ожидании, когда будет готов чай, Жомба невольно потрогал бугристый рубец на лице, который протянулся от раздробленной скулы до верхней губы, из-за чего она как бы вздернулась вверх, обнажив зубы, и глухо застонал, раскачиваясь на стуле, словно огромный маятник.
Не так уж все хорошо складывалось, как хотелось бы, хотя на золотой фабрике уже начинал сочиться подвластный ему ручеек из высокопробного золота. Однако, чтобы он зажурчал на полную мощность, надо было срочно зачищать воронцовское поле, а именно этим он пока что и не мог похвастаться. Единственное, что действительно удалось сделать, так это перетянуть на свою сторону Гришку Цухло с его отморозками да восстановить частично былые связи в местной прокуратуре и в ментовской конторе. Что же касается Кудлача, на которого пахал основной контингент профессиональных золотонош…
Жомба не понимал, чего выжидает этот воронцовский волк, почему не шлет ответку своему старому врагу, и его бездействие, граничащее с откровенной трусостью, он мог объяснить только тем, что Кудлач не желает особо светиться, пока на золотой фабрике торчит важняк Следственного комитета России. Впрочем, рассуждал Жомба, мог сработать еще один фактор.
Будучи смотрящим, хитрый как лиса и осторожный как матерый волк, Кудлач не желает открытой войны на воронцовской земле и продумывает сейчас какой-нибудь план, чтобы расправиться с врагом одним ударом. Возможно, даже чужими руками. Да руками тех же москвичей.
Злобно усмехнувшись, отчего рваный рубец на щеке вновь налился багровой кровью, Жомба с силой ударил кулаком по столу, словно точку поставил. Теперь он знал, что надо делать. Но главное сейчас — сработать на опережение.
Глава 16
Оперативное совещание затягивалось, и на то была причина. По итогам судебно-медицинской экспертизы, которая была проведена в областной криминалистической лаборатории в связи с постановлением об эксгумации Жукова, бывшего начальника аффинажного цеха завода цветных металлов, докладывал прокурор-криминалист, и то, что им было сказано на основании протокола о вскрытии, произвело эффект разорвавшейся бомбы.
Судебно-химическое исследование показало, что в крови Жукова были обнаружены следы препарата, который мог вызвать при определенных условиях остановку сердца. А «определенными условиями» оказался морфий, также введенный в кровь загрипповавшего на тот момент Жукова.
Закончив доклад и положив на стол страницы протокола, прокурор-криминалист покосился на Ярового, мол, я все сказал, что требовалось, и в кабинете наступила едва ли не могильная тишина.
— Может, кто-нибудь желает высказаться по этому поводу? — негромко, словно он боялся расплескать нечаянно эту тишину, произнес Яровой.
— Этого не может быть!
Собравшиеся повернулись к воронцовскому прокурору, лицо которого, и без того красное, приобрело едва ли не багровый оттенок.
— Как это не может быть?! — возмутился прокурор-криминалист.
— А вот так! — осадил его Марченко, и теперь уже побагровело не только его лицо, но и шея, и уши. — Этого не может быть потому… потому, что это чушь!
И он с силой хлопнул ладонью по столу.
— Послушайте! — взвился с места криминалист. — Мы что, в детский сад здесь играем? Все акты и протоколы подписаны специалистами в области судебной медицины! А вы, Тимофей Петрович, простите за грубость, ваньку валять начинаете.
— Я не позволю!.. — повысил голос Марченко, и Яровому показалось, что еще минута — и воронцовского прокурора хватит удар.
— Все, товарищи, успокоились! — слегка повысив голос, произнес московский следователь.
И его тут же поддержал начальник Воронцовского ОВД:
— Товарищи, действительно, успокоились, и без того жизнь нервная. А что касается сомнений Тимофея Петровича, так ведь докладчик просто не понял его.
— Это как же так?
— Да очень просто, — пожал плечами Цыбин. — Тимофей Петрович хотел сказать, что произошла какая-то ошибка, возможно, вполне допустимая.
— Вы что, за дурака меня держите? — приподнялся со стула прокурор-криминалист. — Какая к черту ошибка, если…
Он затряс было листами протокола, однако Цыбин тут же осадил его гнев:
— Простите, но полностью доверяем нашим криминалистам и судебным медикам, тем более столь высокого ранга. Но почему бы нам не допустить в таком случае, что Жуков действительно баловался порой наркотиками, к примеру, тем же морфием, а врач не знал этого и прописал ему этот проклятый препарат?
— Чушь! — напомнил о себе Рыбников.
— Слушайте, подполковник, — крутанулся в его сторону Цыбин, — не кажется ли вам…
— Что? — побелел лицом Рыбников. — Желаете спросить, не жмут ли мне погоны? Так вот, могу вас заверить, не жмут. Теперь относительно наркоты, которую, по версии полковника Цыбина, мог принимать Жуков. — Сейчас уже он обращался непосредственно к Яровому: — Я хорошо знал Жукова, причем не один год, и могу вас заверить официально: он ни-ко-гда не принимал наркотики и довольно резко относился к тем, кто был замечен в подобном.
— А вы не допускаете столь крамольной мысли, — с нарастающим раздражением в голосе произнес Марченко, — что ваш дружок Жуков, мастер спорта по биатлону, пытаясь держать себя в хорошей спортивной форме, пользовался сильнодействующими препаратами или теми же анаболиками? И, видимо, не знал возможных последствий рекомендованного ему лекарства.
— Господи! — схватился за голову Рыбников. — Неужто можно
