Загадка Красной Вдовы - Джон Диксон Карр
– Говорю вам, инспектор, – вмешался Гай, – я никогда не давал…
– Успокойтесь, сэр. Почему и как пергамент оказался у него, тому может быть дюжина объяснений. С вашего позволения, я продолжу. Мистер Бендер приходит сюда с надеждой устроить западню убийце. Чего он не знает, так это того, что убийца уже установил свою ловушку с кураре. Возможно, спрятал ее где-то в мебели или в чем-то еще. А? Он чувствует укол и понимает, что случилось. В кармане у него обвинение против злодея – в записной книжке. О чем он думает? Если себе он уже ничем помочь не может, то нужно хотя бы спрятать записную книжку. Спрятать так, чтобы другие нашли ее раньше, чем убийца. Он успевает засунуть ее куда-то – может быть, в кровать, что объясняет положение тела. Карта и пергамент лежали в том же кармане, что и записная книжка, и выпали случайно. Карта падает рядом с ним. Пергамент каким-то странным образом оказывается на груди. Вот и все.
Г. М. медленно выпрямился.
– Ох, Господи, дай мне сил! – выдохнул он устало. – О, сын мой Исав! За всю свою впустую прожитую жизнь я слышал немало чудных реконструкций, но сколько же пришлось ждать ту, что отвергает как закон притяжения, так и здравый смысл. Ты действительно в это веришь, сынок?
– Конечно. На момент убийства у всех здесь алиби. Окно закрыто стальной решеткой, за дверью наблюдают пять пар глаз. И что?
– Если надо будет, я скажу, что здесь не так. – Г. М. посмотрел на Гая. – А что вы об этом думаете?
– Но это же глупо! – запротестовала Джудит. – Извините, мистер Мастерс. Понимаю, вы знаете обо всем намного больше нас, но это глупо. По-вашему выходит, что ему хватило сил достать из внутреннего кармана и спрятать записную книжку, но не хватило сил подать голос? То же самое, как если бы тонущий смог бросить на берег шляпу, чтобы она не намокла, но не смог позвать на помощь. Потом… Если карта и пергамент выпали из кармана, когда он доставал записную книжку, то они бы и находились рядом, разве нет? Он лежал на спине – я сама видела. В таком случае пергамент, наверно, должен был повисеть в воздухе и только потом упасть ему на грудь. Это, знаете, какая-то пташка… Можете выставить меня из комнаты, но я считаю, что это глупо!
– Спокойно, Джудит, – сказал Гай. – Ваше объяснение, инспектор, действительно немного притянуто за уши. Но даже если мы согласимся со всем остальным, как вы объясните голос из комнаты?
– Я не обязан ничего вам объяснять, – спокойно ответил Мастерс. – Если я позволил себе некоторую вольность, то лишь по настоянию сэра Генри. Но мне приходилось слышать о механических устройствах, способных воспроизводить голос. Хорошо, хорошо! Некоторые имеют право корчить забавные рожицы, если им от этого легче. Сейчас третий час ночи, а у меня еще куча дел. Со мной тут трое, и теперь мы займемся простой, не требующей вдохновения работой. Есть желающие помочь?
Г. М. сказал, что у него есть другие дела и он собирается перейти в кабинет Мантлинга, а остальным надо пойти с ним. Гай, наблюдавший за Мастерсом под прикрытием своего темного щита, подождал, пока все будут готовы идти, и положил руку на серебряную шкатулку.
– Вы сказали, что уже осмотрели шкатулку и что с ней все в порядке, так? Да. Если как улика она вам не нужна, вы не против, чтобы я взял ее с собой? Мне эта штука интересна. Исключительно из сентиментальных соображений, но полагаю…
И едва Гай коснулся шкатулки, как к ней потянулась другая рука. Что бы ни думал Мастерс, на его лице не дрогнул ни один мускул.
– Простите, сэр, – произнес он бесстрастным голосом. – Но пока выносить ничего нельзя. Конечно, никаких причин, которые не позволяли бы вам взять ее, нет, но правила есть правила. По секрету, для чего она вам нужна?
– Вообще-то, она мне не нужна. – Гай держался спокойно, но что-то вроде недавнего необъяснимого и отвратительного гнева, страха или просто упрямства промелькнуло на его вытянутом лице.
В этот момент он и впрямь выглядел опасным, как стрелок, ищущий амбразуру. Его вообще было трудно понять. Беззаботный и любезный, в одну секунду он вдруг становился капризным и манерным, а потом в нем проступало что-то омерзительно, пугающе змеиное. Вот и сейчас голос его дрогнул.
– Но в ней кое-что есть… миниатюра… По-моему, я вам говорил… Так вот ее я и хотел бы… Подозрительно? Ха-ха-ха! Какая чушь!
Искоса поглядывая на Гая, Мастерс поднял крышку и достал ту самую металлическую штучку, которую уже видел Терлейн. Плоская, овальной формы, не более трех дюймов в длину, она служила обрамлением для миниатюры, выполненной на слоновой кости. На одной стороне было изображено женское лицо, на другой – мужское. Запечатанное тонким стеклом с золотой защелкой, изображение сохранило и богатство оттенков, и чистоту черт.
Гай бережно взял миниатюру, и Джудит тут же подбежала к нему.
– Чарльз Бриксгем. – Она провела пальцем по стеклу. – Первый из тех, кто умер здесь. И его жена. Я же могу?..
– Пусть возьмет, – обратился к Мастерсу Г. М.
Выходя из комнаты, Джудит взяла миниатюру и принялась с интересом ее рассматривать. Что-то в портрете как будто заворожило молодую женщину. Казалось, Джудит уже не расстанется с ней, но она протянула реликвию Терлейну, и впервые тени прошлого материализовались в живых, осязаемых существах. Они наполняли эту комнату обычными людскими занятиями – спали, зажигали свечи, смотрелись в зеркала, и из-за этого случившаяся здесь смерть выглядела еще более ужасной.
Лицо молодого, лет двадцати с небольшим, мужчины было тонким, согретым пламенем мечтательности и нежным, чтобы не сказать слабым. Волосы – не парик, а его собственные – были заплетены сзади в косичку, шейный платок дополнял застегнутый на все пуговицы коричневый редингот. Касавшиеся подбородка пальцы придавали ему задумчивый вид. Хотя неведомый художник и оживил лицо румянцем, в нем угадывалась бледность и сквозил ум, уравновешенный мечтательностью.
По контрасту, женское лицо было по-своему мягким, округлым, с приятными латинскими чертами и темными глазами, но в нем ощущалась здоровая практичность, естественная для этой женщины в той же мере, как и тугие завитки напудренного парика.
– Думаете, она похожа на меня? – неожиданно спросила Джудит. – Гай говорит, что да, судя по ее большому портрету наверху, но разрази меня гром, если я вижу хоть малейшее сходство. Другой цвет глаз и волос и все прочее. Да еще и такие толстые щеки. Интересно, почему тогдашние художники – особенно французские – изображали всех такими круглыми и с выпученными глазами, как будто их накачали воздухом? Нет, я повешусь,
