Джейн Остен расследует убийство - Джессика Булл
Джейн задается вопросом, что ее брат думает о безличном характере похорон мадам Рено. За всем его бахвальством скрывается отзывчивое сердце.
– Жалкая церемония, правда?
Генри проводит рукой по своим коротко остриженным волосам и смотрит на блеющих овец, которые жмутся друг к другу, чтобы согреться на продуваемом всеми ветрами поле.
– Бедная женщина. Только представь, у нее нет ни одного друга, готового постоять у могилы.
Джейн крепче прижимается к брату.
– Не могу поверить, что никто не пришел. А как же ее семья? Хотя бы муж?
– Мы не знаем, какую жизнь она вела. Если она была связана с бродягами, разбившими лагерь в поместье сэра Джона…
– Ты же в это не веришь, да? – Джейн вглядывается в профиль брата, оценивая его реакцию. – Не понимаю, почему есть какие-то веские основания подозревать бродяг. Джеймс до сих пор не нашел никаких свидетельств существования лагеря – несмотря на то что сэр Джон сказал мистеру Крейвену. На самом деле, это вызывает у меня подозрения относительно того, почему сэр Джон распространил такую историю.
– Думаешь, сэр Джон убил ее?! – Брови Генри взлетают вверх.
Джейн колеблется. Она не хочет, чтобы ее отчитывали за клевету на соседей. Или чтобы над ней смеялись и называли фантазеркой.
– Не обязательно, но его следует допросить вместе со всеми остальными. Ты знал, что у него довольно… безвкусная интрижка с экономкой, миссис Твистлтон?
– Да неужели? Старый козел. От кого ты это услышала?
Джейн раздраженно вздыхает. Это так похоже на Генри – больше интересоваться сплетнями, чем вычислять, что может стоять за таким зловещим поступком.
– Не бери в голову. Мы должны тщательно допросить всех, кто был поблизости, когда умерла мадам Рено. Я уже объясняла, почему считаю, что ее убили минимум за час до прибытия гостей на бал. Остаются Харкорты, их слуги, торговцы и даже мистер Фитцджеральд. – Джейн пересчитывает по пальцам каждого из своих потенциальных подозреваемых. – Риверсы прибыли пораньше, чтобы переодеться… и мистер Фитцджеральд отнесся к обнаружению трупа мадам Рено довольно невозмутимо. Тебе так не кажется?
Генри морщится:
– Да, но я предположил, что это скорее связано с ужасами, свидетелем которых он наверняка был в детстве. Расти на Ямайке, пожалуй, нелегко[28]. Ты читала ту брошюру, которую я тебе оставил?
– Пока нет, но обязательно прочту. Обещаю. – Со стороны Генри благородно находить для каждого оправдания, и при обычных обстоятельствах она восхищалась бы им за это. Но прямо сейчас нет ничего обычного, и, по мнению Джейн, все ее знакомые виновны, пока не доказана их невиновность. – Почему бы тебе не поговорить с ним? И с сэром Джоном? Посмотрим, что ты сможешь выяснить.
Генри сутулится, упирая руки в бока.
– Джейн, если кто-то из них убил ту женщину, они вряд ли признаются мне в этом. Не так ли?
– Но ты все равно должен с ними поговорить. Я-то не могу – с моей стороны было бы неприлично подходить к ним. Разве джентльмены не делятся секретами, как это делают леди? Пригласи их обоих сыграть в карты и попробуй что-нибудь из них вытянуть. – Джейн расстраивает, что она проводит свое расследование через посредников. Как ей добиться какого-либо прогресса, когда правила приличия ограничивают ее так жестко, что она вынуждена прятаться под ветвями дерева?
Генри вскидывает руки к небу.
– Возможно, это удастся с мистером Фитцджеральдом. Но в игре с сэром Джоном я быстрее разорюсь, чем он поделится хотя бы именем своего портного.
– Он играет на деньги?
– А разве не все джентльмены так играют? – Генри усмехается.
– Ты – нет.
– Я бы играл, если б только мог себе это позволить.
– Хм… – Сначала распутство, а теперь азартные игры с высокими ставками. «Доброе имя» сэра Джона с каждым днем становится все более шатким. – А как насчет Джонатана Харкорта? Вы с ним дружили в школьные годы.
– Едва ли.
Это правда. Мальчики Остен – шумная компания, им всегда не терпелось оказаться на улице, соревнуясь друг с другом в каком-нибудь жестоком виде спорта. А вот Джонатан мог спокойно сидеть и рисовать часами, как только заканчивал уроки. Вероятно, у него больше общего с Кассандрой или Джейн, чем с кем-либо из их братьев.
Генри потирает челюсть. У него заметно отросла щетина. Его командир сделал бы выговор за такую неопрятность, но требования Генри к себе упали с тех пор, как он вернулся домой.
– Гораздо более вероятно, что ее убил кто-то из коллег из Бейзингстока. В конце концов, она была модисткой.
– И? – Джейн пристально смотрит на него, ожидая объяснений.
Генри приподнимает бровь:
– У них… определенная репутация.
– Неужели? И какая именно? – недоумевает Джейн. Она никогда раньше не замечала, чтобы Генри смотрел свысока на представителей торгового сословия.
– Ну, это дамы… – он поджимает губы, на его напряженных щеках проступают пятна румянца, – …нетвердой морали?
– Но тетя Фила[29] была модисткой, не так ли? До того, как уехала в Индию и вышла замуж за мистера Хэнкока?
– Да, думаю, так, – ухмыляется Генри.
Джейн бьет его, на этот раз сильнее, по плечу.
– Ты же не думаешь, что мадам Рено явилась на бал именно поэтому? Для свидания с джентльменом?
– Я понятия не имею, почему она там оказалась. Лучше б я никогда не открывал тот чулан. – Генри потирает руку и, прищурившись, смотрит на сестру.
– Ах да… Ты так и не объяснил мне, что планировал там делать с любезной миссис Чут.
Генри одаривает Джейн своим лучшим жалобным взглядом.
– Бежим! Наперегонки до дома! – Он срывается с места. Цыплята кудахчут и разлетаются в разные стороны.
– Это у вас нетвердая мораль… лейтенант Остен! – И Джейн бросается следом за ним.
Глава восьмая
По дороге, ведущей из Стивентона в Попхэм, катит почтовая карета. Джейн, которая с самого завтрака стояла у окна, вглядываясь в даль в ожидании прибытия гостьи, выбегает из дома священника, а за ней по пятам следуют оба ее брата. Элиза практически полностью высовывается из окна кареты. Она – мать и вдова тридцати пяти лет, но, глядя на ее девичье личико и точеную фигуру, можно подумать, что женщина – двадцатипятилетняя новобрачная. Звезда Элизы сияет так ярко, что другие женщины иногда возмущаются, когда их сравнивают с ней. Только
