Джейн Остен расследует убийство - Джессика Булл
С любовью, Дж. О.
P.S. Я уже принесла извинения за твое испорченное платье. Пожалуйста, не будь так жестока, чтобы держать обиду. На самом деле, учитывая трагические обстоятельства, при которых закончился бал у Харкортов, ты должна благодарить меня за то, что на подоле не осталось пятен крови.
Мисс Остен,
дом преподобного мистера Фаула,
Кинтбери, Ньюбери.
Глава седьмая
Похороны – это скорее общественное, чем частное мероприятие. Поэтому благовоспитанным прихожанкам англиканской церкви не принято присутствовать на них. Вот почему Джейн закутана в плащ и прижимается спиной к крепкому красному стволу древнего тиса на кладбище церкви Святого Николая. Огромные вечнозеленые ветви дерева раскинулись вокруг нее, обеспечивая отличное укрытие, из которого можно незаметно наблюдать за происходящим. Джейн надеялась заметить месье Рено в толпе скорбящих. Однако когда из маленькой каменной церкви выходит процессия, возглавляемая ее отцом, Джейн видит лишь жалкую горстку из пяти мужчин, двое из которых – ее братья, Джеймс и Генри.
Сердце девушки сжимается от боли, когда она понимает, что среди оставшихся троих скорбящих нет ни одного, кто может сказать, что знал покойную при жизни. Сэр Джон цепляется за руку своего сына в поисках опоры, но взгляд Джонатана Харкорта блуждает, и он спотыкается, зацепившись ногой за траву. Мистер Фитцджеральд напряжен, на его точеных чертах лица нет и намека на эмоции. Джейн вспоминает, с каким сверхъестественным спокойствием будущий священник отреагировал на обнаружение трупа мадам Рено. Неужели он уже знал, что найдет, оставив свою жертву истекать кровью, пока сам одевался для бала? Он прибыл вместе с Риверсами и находился в доме, когда убили модистку, но какая у него могла быть причина желать ее смерти?
Носильщики несут гроб в дальний конец кладбища и останавливаются недалеко от того места, где хоронят приходских бедняков. По крайней мере, у мадам Рено есть собственный гроб. Ее не опустят в холодную землю, унизительно завернутой в саван. Отец Джейн произносит несколько слов у могилы, но девушка стоит слишком далеко, чтобы расслышать их.
Возможно, сэр Джон заплатит за надгробие. Что движет его щедростью – чувство вины или жалость? Джонатан достает из нагрудного кармана носовой платок и прижимает его к глазам. Сэр Джон свирепо смотрит на него, и Джонатан шмыгает носом, скатывает тряпицу в комок и прячет обратно в карман пальто. Бедный Джонатан всегда был чувствительной натурой, и это качество его отец-грубиян явно терпеть не может. Должно быть, Джонатан пошел в свою более нервную мать, так как вечно заливался слезами из-за насмешек других школьников. Он плакал, даже когда миссис Остен возвращалась из курятника с обезглавленным цыпленком, болтавшимся у нее на боку. Глупо, на самом деле, ведь Джонатан набрасывался на свой ужин с таким же аппетитом, как и все остальные.
Во время церемонии мистер Фитцджеральд низко склоняет голову, а братья Джейн, как обычно, спокойны. Когда могильщик высыпает первую лопату земли на гроб, сэр Джон хватает сына за руку и тащит к их экипажу. Джонатан выглядит потрясенным, но отец заставляет его шагать по лужайке. Сэр Джон, конечно, прискорбный грубиян, но значит ли это, что он способен отнять жизнь?
Мистер Фитцджеральд отвязывает своего черного скакуна от кладбищенских ворот. Вскочив в седло, он резко ударяет хлыстом по крупу лошади и пускается вскачь по дороге. Тем временем мистер Остен и Джеймс скрываются в церкви. Генри неторопливо проходит мимо Джейн в ее укрытии, так близко, что ветви гнутся и шелестят. Он исчезает за ржавыми железными воротами в каменной стене, окружающей церковный двор.
Как только скорбящие уходят, Джейн высвобождается из объятий древнего дерева и низко приседает. Цветы давно отцвели, но девушка находит веточку остролиста с кроваво-красными ягодами. Пока могильщик опирается на черенок лопаты, вытирая лоб грязной тряпкой, Джейн бросает остролист в свежевырытую яму. Веточка с глухим стуком падает на крышку гроба.
Девушка стискивает зубы, безмолвно обещая мадам Рено, что ее короткая жизнь не будет забыта. Бог свидетель, Джейн клянется, что найдет того, кто орудовал той грелкой для постели, спасет брата и добьется, чтобы убийца заплатил за свое преступление. Злодей уже лишил жизни мадам Рено и ее нерожденного ребенка. Джейн не может позволить ему украсть еще и жизнь Джорджи.
Произнеся молитвы и свою более мстительную клятву, Джейн следует за Генри через ворота, ведущие прямо на частную землю Остенов. Она пробирается по каменистой дорожке между ветхими хозяйственными постройками, мимо коровника и курятника. Добравшись до конюшни, краем глаза девушка замечает чью-то темную фигуру.
– Ага!
Похожие на тиски руки обхватывают ее сзади за талию и поднимают в воздух. Запястья заключены в горчично-желтые манжеты, прикрепленные к кроваво-красным рукавам. Латунные пуговицы впиваются ей в живот. Джейн изо всех сил пинается и дерется, но энергичная защита лишь побуждает похитителя крутить ее в воздухе с большей скоростью, мешая наносить удары.
Это Генри, шут гороховый. Должно быть, поджидал ее в засаде.
Когда брат наконец опускает ее, Джейн шлепает его по плечу:
– Ты напугал меня до полусмерти, чудовище!
– Да уж, я вижу, – смеется над ее нападками Генри. – А тебе, получается, можно подглядывать за нами?
– Ты понял, что я была у могилы?!
– Я знаю твои трюки. – Он улыбается, его глаза искрятся озорством. – Это ведь я научил тебя большинству из них.
– Ах ты негодяй, ты меня так напугал! – Но Джейн тоже смеется, вытирая слезы веселья со щек и прижимая руку к груди, чтобы унять учащенное сердцебиение. – Ты отвратительный! Самый ужасный брат в мире!
– Но я все равно твой любимец. – Генри выпячивает грудь.
– Нет. – Джейн продолжает смеяться. – Это не так. Это ложь. Ты мне вообще никогда не нравился.
– Тогда кто же нравился?
– Недди, – подумав, отвечает Джейн. – Ибо это вполне благоразумно – выбрать любимчиком самого богатого из братьев.
Генри улыбается, предлагая Джейн руку.
– Справедливо. Недди – и мой любимчик, точно по такой же причине.
Джейн опирается на локоть Генри, и они бок о бок спускаются с холма к дому священника. Небо над ними становится пепельно-серым, а холмы тянутся до горизонта. Их единственная
