Опасная профессия - Кирилл Николаевич Берендеев
– У него же был пейджер. Мы проверили, сотовый он действительно взял с пустыми аккумуляторами, явно намерения звонить не имелось. Или забыл зарядить. Развеивался же он регулярно. Есть у него одна знакомая, к которой он периодически наведывался с этой целью. Живет неподалеку от места его работы, некая Софья Анатольевна Воробьева. К сожалению, ничего выяснить не удалось, вот уже третий день как ее нет дома. Ни соседи, ни знакомые не могут понять, куда она могла так надолго отлучиться. Я предполагаю…
– Это понятно. Кто из вас отрабатывал Воробьеву? Вы, Конюхов?
Оперативник неуверенно пожал плечами:
– Мы оба… Максим по работе, я по знакомым и соседям, потом еще заглянул в офис Глушенко. Да, секретарь в курсе ее существования, об отношениях шефа с Сонечкой ему прекрасно известно. В вечер смерти Глушенко к нему приходил финансовый директор фирмы Сергей Львович Мотылек, они вместе обзванивали всех, с кем мог связаться запропастившийся шеф. Тогда, по выражению, секретаря, тайна Глушенко и всплыла на свет.
– Тайна Полишинеля, как я понимаю?
– Именно. Все знали, но делали вид.
– И обеспокоились только, когда все сроки прошли. Замечательная команда.
– Предполагалось, что Глушенко мог заехать на встречу и так, он уже устраивал подобное, в том числе и для проверки подчиненных «на вшивость». А потом нерадивых тут же выкидывал. Дисциплина у него железная. Когда шеф исчез, все упорно делали вид, что так оно и должно быть. Финдиректор осмелился два раза потревожить его звонками на пейджер, но он сам и не надеялся на ответ. Скорее, для очистки совести.
– Значит, все надеялись, что встреча состоялась. О чем предположительно должен был вестись разговор?
Вместо Конюхова ответил Громушкин:
– Предполагалось обсудить движение федерального трансферта, который должен получить регион, часть из тех денег проходила через банк «Анатолия».
– Остальное понятно. Что связи с директором банка Вагитом Караевым, держатся на чувстве долга, мы обсуждали. Мне только что поступила интересная бумага из Счетной палаты. Она в декабре прошлого года производила проверку деятельности банка, выявила некоторые нарушения, пожурила за то, что на его счетах оказалось двадцать три миллиона долларов «лишних» денег, тот самый трансферт, что недоперешел региону еще летом. Так что «раскрутка» федеральных денег —небольшая, но приятная обязанность банка и лиц из администрации города.
– И ничего, – горько произнес Громушкин.
– Почему же. Двоих заместителей Караева со скрипом, но сняли. Как не справившихся со своими обязанностями. Однако, если мы и дальше будем вкапываться в это дело, нас отправят в долгосрочный отпуск с той же формулировкой. Более всего досадно то, что «Анатолия» финансирует деятельность так называемой «каратозовской» преступной группировки, вместе с тем самым Равилем Османовым по прозвищу Гамлет, которого мы отпустили ни с чем в прошлом году.
На несколько мгновений опергруппа предалась не слишком приятным воспоминаниям. Громушкин побарабанил пальцами по столу, но спохватился и быстро убрал руку. Затем снова заговорил старший следователь.
– Вернемся к убийству, – с небольшой охотой произнес он. – Конечно, всем и так ясно, что к одним и тем же людям нам придется возвращаться неоднократно, чтобы спросить одно, выяснить другое. В деле и так слишком много неясного, и я не думаю, что кто-то нам будет стараться помочь, – следователь посмотрел на Громушкина, тот быстро кивнул в ответ. – Единственная, хотя и противоречивая зацепка – сам убийца.
При этих словах среди сидевших в кабинете произошло шевеление.
– Тут действительно есть за что зацепиться. С уверенностью можно утверждать, что человек, убивший Глушенко, не был профессионалом в этом деле или же, что менее вероятно, но тоже возможно, действовал сознательно как любитель. То есть либо он пошел на дело, будучи стопроцентно уверен, что с Глушенко и так справится без хлопот, либо действовал импульсивно. Последнее, при внимательном рассмотрении места событий, кажется наиболее естественным, да и лиц, которые могли назначить ему встречу и закончить ее именно так, предостаточно. Правда, все они при деньгах… парадокс, конечно, но с ним нам и придется работать. Да, кстати, Кисурин, что показала экспертиза отпечатков ботинок, оставленных убийцей?
Оперативник вытащил из лежащей на столе папки лист с результатами экспертной проверки и, шмыгнув носом, произнес:
– Лекала, по которым была изготовлена обувь, принадлежат фирме «Саламандер», модель девяносто седьмого года. Но данная пара изготовлена в Турции, на мелком производстве, поставляющим продукцию для наших «челноков». Об этом можно судить, в частности, по неверно указанному размеру – сорок третий – вместо сорок четвертого. Помимо этого, в результатах содержатся также специфические характеристики, позволяющие судить об изготовители обуви, как о пирате, похитившим лекала фирмы «Саламандер».
Кисурин подал бумагу старшему следователю. Тот быстро просмотрел его и положил на край стола.
– Исходя из характера оставленных следов, – продолжил Кисурин, доставая следующий документ из папки, – можно предположить, что убийца Глушенко, имел среднее телосложение, ровную, уверенную походку человека, привыкшего к частым и дальним прогулкам. Антропометрические данные такие: рост метр семьдесят – метр семьдесят пять, вес около семидесяти килограммов. Возраст можно оценить от тридцати пяти до сорока лет. И как показала экспертиза волоса, оставленного убийцей, – новый документ появился из папки, – он был темно пшеничным блондином, носившим короткую стрижку, к химическим красителям не прибегал, волос высветлен на солнце. Никто из знакомых Глушенко не имеет подобную шевелюру. Методом исключения можно предположить…
– Это понятно. Большинство, как я полагаю за непрофессионализм убийцы.
В комнате произошло шевеление.
– Скорее всего, так, – произнес Громушкин. – Похоже, схватили первого попавшегося человека, в чем-то замешанного и по этой причине готового служить даже вот в таком деле. А значит, что изначально убийства не планировалось. Может быть, хотели попугать.
– Слишком мягко. Предупреждать Глушенко все равно, что увещевать льва, – заметил Кисурин. Старший следователь кивнул.
– Теперь перед нами встает вопрос, а жив ли сам преступник? Тут как говорится, фифти-фифти, не разобравшись с «группой товарищей» Глушенко, мы едва ли сможем что-либо понять в этом деле. Или раньше нам дадут по шапке, – тихо закончил он.
В дверь постучали, не дожидаясь ответа, в комнату просунулась гладко причесанная голова и обратилась к следователю:
– Вас к телефону. Полковник Чекмарев.
Едва следователь поднялся из-за стола, голова исчезла.
– Я на две минуты, – предупредил он собравшихся. – После продолжим.
Взглянув на часы, старший следователь торопливо вышел из кабинета. Сидевшие в кабинете некоторое время молчали, поглядывая то в окно, то друг на друга.
Странное возвращаться в город, где был совсем недавно: место кажется таким знакомым и неуловимо изменившимся за прошедшее время. Некая незаметная глазу смена ритма жизни горожан, объяснять ее не имеет смысла, настолько она очевидна.
Не знаю, что на меня нашло, раз первый же день отпуска я решил провести здесь, совсем рядом от того места… нет, лучше не вспоминать. И все же ощущение адреналина в крови подхлестывает меня, не давая передохнуть. Какой-то восторженный страх, странное желание узнать границу собственной дерзости и переступить ее. Впрочем, я и без того перешел все грани допустимого. Осторожный человек трижды бы остановился, но я иной, а потому поступаю так, как велит воля, если именно она руководит мной, а я надеюсь что так и происходит.
Удивительное это ощущение – переступить порог, стереотип, служивший тысячи лет, поступить не так как то позволено, проложить некую новую тропу поведения. Разве не приятно быть пионером хотя бы в чем-то, хотя бы для себя и чуть для окружающих, пускай они и не подозревают об этом?
Когда я прибыл на вокзал, наверное, вид мой вызвал некоторую заинтересованность у отъезжающих-приезжающих-провожающих. Я с такой настороженностью, с такой заинтересованностью вглядывался в чужие лица, так внимательно наблюдал за действиями милиционера, невесть что забывшего в камере хранения, что привлек к себе немалое внимание. И если страж порядка не обратил на меня своего праведного взора, то лишь по той причине,
