Апрель в Испании - Джон Бэнвилл
– Ты такой прозрачный, – сказала она. – Я вижу тебя насквозь.
– Просвечиваешь меня своими колючими мозгоправскими глазёнками, да?
– Не называй меня так, – притворно возмутилась она, напустив на себя обиженный вид. – Не называй меня мозгоправом.
Квирк рассмеялся, а Эвелин двинулась на него с пантомимической яростью во взоре и кулаком, занесённым для удара. Он схватил её за оба запястья и повалил на кровать.
– Стой, стой! – закричала она со смехом. – Помада размажется!
Он завозился с пуговицами её блузки. Она скосила глаза и наблюдала, как он трудится, демонстрируя двойной подбородок.
– Ничего не останется от твоей помады! – прорычал он с напускной свирепостью, покачивая своей большой медвежьей головой.
* * *
Часом позже они оделись во второй раз за это утро, и Эвелин спустилась выпить кофе и почитать газету. Квирк слонялся по комнате и курил. Вышел на узкий балкон и окинул взглядом залив. Утро было безветренным. Он слушал, как каждая последующая длинная изогнутая волна издаёт приглушённый грохот, обрушиваясь на берег.
Сразу же за белёной кованой балюстрадой на краю набережной лежала, опираясь на локти, симпатичная девушка, покрытая нежным загаром, в солнечных очках и чёрном купальнике. Некоторое время Квирк разглядывал её с невинным восхищением. Она казалась такой расслабленной, такой погружённой в себя – и вместе с тем такой уверенной в себе. Молодые считают себя отдельным видом, неуязвимым и неистребимым. Эта мысль омрачила посткоитальное благодушие Квирка. Он шагнул обратно в комнату.
Они, разумеется, были любовниками, сребровласый доктор Крус и издёрганная Анджела Лоулесс; он принял это как факт. При произнесении её имени голос Круса приобретал недвусмысленно собственнические нотки. Что ж, рад за него, подумал Квирк, хотя и не был уверен, что может сказать то же самое о ней.
Это имя, Анджела Лоулесс, – Квирку почему-то казалось, что с ним что-то не так. В нём неизъяснимым образом ощущалась некая неубедительность. Человек срастается с именем, пока оно не перестанет быть именем и не превратится в синоним самого человека. Имя «Анджела Лоулесс» не вязалось с Анджелой Лоулесс. Откуда это ему известно? Он встречался с ней только раз и только дважды слышал её речь. Он ничего не знал о ней, кроме того, что она ирландка и держит себя до обидного резко.
Квирк гадал, явится ли она на ужин или же найдёт какой-нибудь предлог, чтобы не приходить. Следовало признать, что он огорчится, если она не придёт. Квирк сказал Эвелин правду, он не чувствовал физического влечения к этой узколицей молодой женщине с мелкими заострёнными чертами и глядящими исподлобья бусинками глаз. Ему было любопытно, вот и всё. Он хотел узнать, кто она такая и почему он убеждён, что у него есть с ней какая-то забытая связь. Казалось бы, всё проще простого! Но он знал, что это не так. Всё было вовсе не просто.
Он ушёл с балкона и лёг на кровать. Через некоторое время задремал, как ему показалось, всего на несколько минут, но когда проснулся и сонно посмотрел на часы, с удивлением обнаружил, что прошёл почти час.
Доктор Крус не перезвонил. Значит, ужин состоится.
Взяв сигареты и ключ от номера, Квирк пошёл по коридору к лифту. Вместо того чтобы сразу спуститься, нажал кнопку верхнего этажа. Ползя вверх, охватившая его со всех сторон железная клетка дрожала и лязгала. Он чувствовал себя одновременно возбуждённым и оробевшим. Эвелин оказалась права – в душе он навсегда останется ребёнком. По крайней мере, отчасти это была её вина, сказал он себе. Это она сделала его счастливым, или так ему казалось, а когда дело касается счастья, то казаться – то же самое, что и быть. Однако в сочетании с угрюмым и злопамятным нравом Квирка это была опасная смесь. «Всякий смех обернётся плачем», – подумал он, пытаясь припомнить имя старой монахини. Назовём её «сестра Катаклизма», подумал он и ухмыльнулся своему отражению в зеркале на задней стене лифта.
Христос никогда не смеялся. Кто же ему это говорил? Нигде, ни в одном из евангельских рассказов Мессия не позволяет себе даже усмехнуться. Впрочем, с другой стороны, Спасителю было с чего взгрустнуть. Маячащая впереди перспектива распятия едва ли способствовала веселью.
В баре он заказал себе первый бокал вина за день, в то время как Эвелин пошла и попросила консьержа забронировать столик на четверых в ресторане «Сурриола».
Её порядком озадачила нехарактерная для мужа настойчивость в желании отужинать с этими двумя докторами, но она не возражала. Эвелин была рада ужину в хорошем ресторане. Она улыбнулась про себя. Ревность, согласно большой толстой книге герра профессора Цвингли, которую она читала, являлась одним из тех самых аффектов, недостаток которых она испытывала. Втайне она считала доктора Цвингли шарлатаном. Это не имело значения. Даже мошенники помимо собственной воли подчас изрекают мудрые мысли.
А что насчёт неё самой? Была ли она искренней на сто процентов? Свою жизнь, когда Эвелин удосуживалась о ней подумать, она воспринимала в виде чего-то вроде потрёпанного стихией верблюжьего каравана с покачивающимися повозками, доверху нагруженными поклажей, с музыкой и барабанным боем, с погонщиками в тюрбанах, едущими на слонах, и дикими зверями в клетках на колесах, и… о, alle möglichen Dinge,[22] да, это был караван, который брёл из глубокой ночи прошлого к солнечному свету будущего через мягкий сумрак того, что ныне было настоящим, и что однажды, когда она состарится, станет почти забытым прошлым.
Обычно Эвелин не была склонна к таким размышлениям. Наверное, решила она, так воздействует на неё пребывание на юге.
– Да, – сказала она старательно улыбающемуся молодому человеку, сидящему за стойкой, – на четверых, в восемь часов. Будьте любезны. Грасьяс.
15
С самого начала стало ясно, что вечер будет не из лёгких. Прежде чем появился доктор Крус, Квирк и Эвелин просидели за столом добрых полчаса. Квирк увидел, что он один, и почувствовал укол досады. Доктор казался чем-то озабоченным и явно сердитым, не извинился за опоздание, но резко сел на своё место, схватил салфетку, рассёк ею воздух, как хлыстом, и положил себе на колени. Квирк и Эвелин переглянулись. О докторе Лоулесс пока никто не вспомнил. В конце концов Квирк, получив от жены два пинка под столом, прочистил горло и с видом вежливой обеспокоенности спросил, всё ли в порядке с молодой женщиной. Крус недоуменно уставился на него.
– Всё в порядке? В каком смысле «всё в порядке»?
– Ну как же, – Квирк взглянул на часы, – уже почти восемь сорок пять!
Крус пожал плечами.
– О, да она всегда опаздывает. – Он хмуро
