Однажды в Мидлшире - Дарья Эпштейн
И она рассказывала. Виктор вышел от нее слегка оглушенный, до краев наполненный чужими жизнями. Удивительно, но Ева Кло почти ничего не говорила о себе самой. В центре ее историй всегда был кто-то другой. Ученики, коллеги, партнеры по танцам, даже инструктор по вождению.
– Про меня? Бросьте, во мне нет решительно ничего особенного, – сказала она, когда Виктор задал ей этот вопрос. – Родилась, училась, работала, вышла замуж, родила двоих детей. Вот в общем-то и все примечательное. Наград, медалей, орденов – не имею. К суду не привлекалась. Что еще?.. Ах да, в интрижках не замечена, хотя вот это очень жаль. Не пишите это. Дайте зажигалку.
Виктор заметил у сестринского поста кулер и направился к нему. Пить ему не хотелось, но нужно было время, чтобы привести мысли в порядок. Сразу после него в палату к Еве зашла санитарка с лекарствами. Он заметил на подносе шприц.
– Она производит впечатление, да?
Виктор рассеянно обернулся. На посту сидела молоденькая медсестра и понимающе улыбалась.
– Еще как! – признал Виктор.
– Да. Потрясающая старушка. И очень одинокая. Ее совсем никто не навещает.
– А дети?
Медсестра покачала головой:
– Она их пережила. Один умер в сорок, другой в шестьдесят. Внуков у нее нет. Других родственников, насколько я знаю, тоже. Хорошо, что вы пришли. Знаете, здесь не так много людей, с которыми она может по-настоящему поговорить…
По дороге в редакцию Виктор пытался представить, как будет о ней писать. Дропс хотел всего лишь небольшую заметку, но, по мнению Виктора, Ева Кло заслуживала большего. Редактора на месте не было, и он обсудил это с Менди. Та фыркнула.
– Я вас умоляю! На свете сотни таких старушек. О чем именно вы собираетесь написать?
Виктор замялся. А ведь и в самом деле, не может же он просто пересказать ее истории? Описать свое впечатление от личности старушки будет явно недостаточным. Тогда что?
– Хорошо, я напишу заметку, – сказал он.
– Угу, – буркнула Менди.
Она смотрела ему в спину, пока он шел к столу. Господи, ну что за чудо-юдо! Дропс был прав. Парень вообще ничего не знал о реальной жизни, но очень хотел занять в ней видное место. Даже его рассказ был похож на крик. Там был сюжет, неплохие герои, красивый слог, но сквозь каждую строку прорывалось отчаянное «Заметьте меня!», и это портило все.
Но все-таки в нем что-то было. Какой-то зачаток чутья. Менди вздохнула.
– Эрскин!
– А?
– Я задаю вам вопрос не для того, чтобы вы сразу сдались, а чтобы вы подумали над подачей! Идите сюда. Что такого особенного в этой вашей Еве Кло?
Писать о чем-то реальном оказалось куда труднее, чем выдумывать свое. Виктор постоянно уносился в рассуждения и описания, но Менди безжалостно возвращала его к фактам. Через два часа такого вальсирования текст был готов. Менди пробежала его глазами и кивнула:
– Сойдет.
– Ух! – выдохнул Виктор. – Спасибо вам, Менди. Я как будто вернулся в университет.
– Угу, – подтвердила Менди. – Учиться и учиться. Учтите, у меня не всегда будет на вас время.
Виктор покосился на нее. Маленькая, крепко сбитая женщина в полосатом свитере и широких джинсах, под которыми наверняка поддеты толстые колготки. Ухоженные руки с неброским маникюром, легкий макияж и отсутствие кольца на безымянном пальце. Она ловко переделывала его расплывчатые формулировки в простые и понятные и удивительно быстро схватывала суть того, что он пытался сказать.
Менди была профессионалом. А еще – безжалостно честным и прямолинейным человеком. До сих пор Виктору не приходилось иметь с такими дело. Все, кого он знал, так или иначе пытались смягчить критику в его адрес или подать ее сэндвичем, запихнув горькую правду между комплиментами. Возможно, играло роль то, что все они знали и Эрскина-старшего. Сын, идущий по стопам известного отца и вынужденный бороться не только с собой, но и с его тенью, в их представлении заслуживал снисхождения.
Менди Энчови было плевать на его родословную. Ей было плевать, что он о ней подумает. И ей было плевать на то, что он подумает о себе.
Это освежало.
– Когда у вас будет время, я приглашу вас на кофе, – сказал Виктор.
Брови Менди взлетели вверх. Виктор улыбнулся. Он наслаждался ее реакцией. Менди нахмурилась и открыла рот, чтобы ответить, но тут в редакцию ввалилась румяная с мороза Сьюзан.
– Лорд Диглби хочет, чтобы я занялась медальоном, Дропс хочет, чтобы я занялась медальоном, мой отец и мой сын просто счастливы, что я буду заниматься этой историей с медальоном, – выпалила она, разматывая шарф. – Только мне одной это совершенно не по душе. Я даже не знаю, с чего начать! Менди, может, заберете это себе?
– О нет, увольте! – отмахнулась Менди. – Кто я такая, чтобы идти против воли Горация Дропса?
– Его лучший журналист? – рискнула Сьюзан. – Самый опытный человек в редакции? Душа и сердце «Мидлшир-таймс»?
– Да-да, продолжайте, – ухмыльнулась Менди. – Сможете так продержаться минут пять, и я, пожалуй, подумаю.
– Сдаюсь. Моего красноречия так надолго не хватит.
– История моей жизни… – вздохнула Менди. – Ладно, на самом деле мне самой жутко интересно. Но я изображаю недотрогу из гордости. Расскажите, что вам известно, и я попробую что-нибудь сообразить.
Они засиделись допоздна. Когда Сьюзан выложила все, что знала, Менди собрала все факты в один список и провела от каждого пункта стрелки с догадками и предположениями. Их она выделила разными цветами, в зависимости от вероятности. Так, зеленым были отмечены наиболее правдоподобные (пропавшая Эсмеральда Диглби), желтым – те, что стоило рассмотреть во вторую очередь (несостоявшийся брак), и красным – самые невероятные (внебрачная дочь кого-то из Диглби). По поводу последнего разгорелся жаркий спор. Это была теория Виктора, и он никак не мог смириться с тем, что Менди присвоила ей такой статус.
– Послушайте, тогда незаконные дети
