Однажды в Мидлшире - Дарья Эпштейн
– Что?
– Ошибки молодости. Деньги вернули, дело замяли.
– О.
– А это кто? – Сьюзан смотрела на один из последних портретов.
Высокий молодой человек в клетчатом костюме стоял на фоне одномоторного самолета и курил сигару. Он выглядел одновременно усталым, легким и счастливым.
– Не узнаёте? Это я.
Сьюзан в изумлении повернулась к лорду. Он усмехнулся.
– Портрет написал мой приятель, тоже пилот и по совместительству художник. Писал по фотографии, пока я отдыхал в госпитале. А потом отправил его на мой адрес, сюда, в Мидлшир. Когда я вернулся, картина уже была в галерее и отец устроил мне выволочку. За сигару. Можете себе представить? Я вернулся с фронта, живой, в медалях, ужасно гордый. И отец меня обнял, а потом выдал мне подзатыльник. «Ты обещал бросить! Держи слово или не обещай!» Я потом целых два года не курил.
Сьюзан улыбнулась. Она знала лорда Диглби с детства, но, несмотря на это, он всегда был для нее далеким обитателем замка, скорее идеей, чем человеком. Сейчас она наконец познакомилась с ним настоящим.
– Если это все портреты, лорд Диглби, то я могу с уверенностью сказать, что нашей незнакомки в вашей родословной нет, – сказал Уизерман. – Если это, конечно, не та пропавшая леди.
– Эсмеральда Диглби, – протянул лорд. – Да, это возможно. Но выяснить наверняка будет крайне сложно. Особенно мне и особенно сейчас.
Он развернулся к своим гостям.
– Я очень рад, что вы пришли, Сьюзан, потому что хотел попросить вас об услуге. Бушби всегда помогали Диглби, ведь так? Гас сказал, что теперь вы работаете в «Таймс».
– Только секретарем, – пискнула Сьюзан.
– Это неважно. У вас есть доступ к их архивам, а при содействии Дропса вы получите доступ и к архивам мэрии. Я прошу вас заняться этой загадкой. Докопайтесь до истины, если сможете. Видите ли, это не только праздное любопытство. Вы знаете, что я – последний Диглби. Когда я умру, наша история закончится и все это, – он сделал широкий жест, – станет очередным музеем или отелем. Но медальон заставил меня задуматься. Что, если портрет принадлежит неизвестному потомку Диглби? Тогда, возможно, нам удастся его найти. Или окончательно убедиться в том, что его не существует. Вы поможете мне?
Сьюзан смотрела на лорда, открыв рот.
– Сделаю все возможное, – сказала она наконец.
Старый дом со временем становится второй кожей. Так же, как твои собственные шрамы и татуировки, он напоминает тебе о том, через что ты прошел, чтобы стать собой нынешним. Каждый кирпич, каждая скрипучая половица твоего дома говорят тебе, кто ты такой. Видишь отметки на дверном косяке? Отец делал их, пока ты рос, и долгое время самой высокой была его собственная. Вот здесь тебе девять, и парадная лестница помнит, как однажды на третьей ступеньке ты упал и разбил коленку. Здесь тебе пятнадцать, и портрет на стене знает, что тогда ты впервые поцеловал девчонку. Тебе до сих пор кажется, что он иногда ухмыляется, когда ты на него смотришь, и тебе снова страшно, и здорово, и сладко, и чуть-чуть неловко. А вот этот сервант помнит твои первые настоящие слезы. Когда ты стоял возле него с письмом в руках и не мог поверить тому, о чем в нем говорилось, а потом повернулся и увидел свое отражение в стекле. И не узнал самого себя. Потому что ты и стал другим человеком, помнишь? Так бывает со всеми, кто впервые теряет дорогих людей.
Лорд Диглби катился по темной картинной галерее. Висящая на ручке кресла керосинка чуть покачивалась. Со стороны старый лорд напоминал большого светлячка, заблудившегося в лесу. Только лорд слишком хорошо знал свой лес.
Замок ветшал. Картины, старинные вещи, деревянные панели на стенах – все это старело вместе с лордом. В конце концов, дому всегда столько лет, сколько его владельцу, что бы ни писали в кадастровых документах.
Лорду не раз говорили, что он мог бы продать что-нибудь из обстановки и сделать в замке минимальный ремонт. Хотя бы заменить тронутые плесенью панели в гостевых спальнях. Но лорд только улыбался. Как он мог объяснить им, что продать что-то из замка сейчас – это продать часть его собственного прошлого? И ради чего? Ведь очень скоро все кончится, замок перейдет какой-нибудь организации, и тогда его имущество, скорее всего, пойдет с молотка. Грустный конец древнего рода. Так почему бы его последнему представителю не прожить жизнь среди вещей, которые помнят его с первого крика?..
– А вы, дорогой сэр, – произнес лорд Диглби. – Неужели вам ничего не известно о медальоне?
Лорд замер посреди пустого зала. Керосинка качнулась.
– Простите меня, сэр, – ответил ему голос. – Но я ничем не могу вам помочь.
У Виктора был очень странный день. Дропс отправил его в дом престарелых, пообщаться со старейшим жителем Мидлшира. Ей оказалась миниатюрная старушка по имени Ева Кло. Ей исполнялось сто два, она пребывала в здравом уме, курила сигары и играла в покер. Правда, разглядеть масть и достоинство карты она уже не могла, поэтому играла вслепую. Ее партнеров это не смущало. Это были божьи одуванчики, которые в процессе забывали, почему у них в руках карты, и принимались ходить так, будто играли в бридж или в дурака. В таких случаях Ева мягко возвращала их в реальность.
Виктора она встретила взглядом поверх очков.
– Вы пришли расспросить меня о моей жизни или просто поздравить с тем, что я еще жива?
– Вообще я просто хотел попросить у вас рецепт печенья, – не растерялся Виктор.
Ева Кло расхохоталась. Лед был разбит. Они проговорили полтора часа, за которые Виктор совершенно в нее влюбился. Старушка была учительницей. Она проработала почти пятьдесят лет и ушла, когда ноги перестали носить ее в школу. В Мидлшире едва ли нашлась бы семья, в которой хотя бы один человек не был бы ее учеником.
– Например, наш мэр, – рассказывала Ева, размахивая сигарой и просыпая пепел на плед, которым были укрыты ее ноги. – Бедный парень, с детства заикается, но голова у него всегда была отличная. Он учился у меня с первого по четвертый. Потом ушел в частную школу. Я крепко ругалась с его родителями. Они, знаете ли, настаивали, чтобы его не вызывали к доске из-за дефекта. Так и сказали – дефект! Ха! У парня была сильная математика, обожал хитрые задачки. Конечно, я его вызывала. А потом просила рассказать, как он ее решил. Это мы с ним, разумеется, заранее готовили. Знаете, заменяли трудные для него слова теми, что
