Дия Гарина - Битте-дритте, фрау-мадам
— Ты знаешь, где он может быть?
— Нет. Он сегодня не заходил.
— Ладно, лежи в больнице спокойно, не дергайся. Если я сказала, что все будет хорошо, значит, будет хорошо. Понял? Ну, тогда пока. Поправляйся…
Я едва не ляпнула: «Поправляйся, папаша», но вовремя чихнула и поспешила ретироваться.
Только отойдя от больницы на добрых полкилометра, я задумалась над вопросом: куда же иду? Ноги как-то сразу сбились с шага и уже, подкашиваясь от усталости, потащили к ближайшей скамейке в тенистом сквере. Памятник вождю смотрел на меня сквозь путаницу ветвей понимающе и даже как-то по-отечески. Ему ли, простоявшему здесь больше полувека, не знать, что такое превратности судьбы.
Да уж. Живешь себе, строишь планы и вдруг бац — превратность. И ты по чужой милости оказываешься в чужом городе. Потом охраняешь чужих детей и привязываешься к ним. Потом дерешься с чужими пьяными мужиками и, в довершение всего, своими руками отдаешь мальчишку в руки чужие, запятнанные по самые плечи. И не будешь знать покоя ни в светлый день, ни в темную ночь, пока не вырвешь его обратно. Прости меня, Пашка. Я еще крепко надеюсь оправдаться перед тремя твоими родителями, перед помешанным на дворянской чести Зацепиным и даже перед все понимающей бабой Степой, но вот перед тобой… Перед тобой мне не оправдаться никогда. А значит, остается только ждать и слепо верить, что тебе сейчас не так уж и плохо.
Пашке Панфилову действительно было не так уж и плохо. Он сидел в переделанном под камеру коридоре, ярко освещенном люминесцентной лампой. Обе двери (в головах и ногах), ведущие из коридора черт знает куда, были накрепко закрыты. Они открывались только для того, чтобы дать пленнику возможность добрести до туалета и вернуться под бдительным приглядом гориллоподобного гангстера.
Прошло уже больше суток с того момента, как высокий мужчина в черной маске, перенявший Пашку с рук на руки у предательницы-Ники, опустил брыкающегося и царапающегося мальчишку на лежащий возле бетонной стены матрац. Но слова, сказанные ровным хриплым голосом, до сих пор отдавались у Пашки в ушах:
— Не дергайся, парень. Ничего с тобой не случится, если, конечно, твой папочка глупостей не наделает. Сиди тихо и все будет «зер гут».
— Это точно, — заржал вдруг второй похититель. — И «зер» ему будет, и «гут». И наверное, уже сегодня ночью.
— Ты о чем?
Высокий как бы нехотя развернулся ко второму бандиту, но тот почему-то сразу поперхнулся и забормотал:
— Да так, ни о чем. Я думал, ты лучше меня шефа знаешь…
— Конечно, лучше, — согласился высокий. — Но я не смогу спать спокойно, пока не узнаю, что знаешь о нем ты.
— Так я это…
— Так ты это мне расскажешь, — подвел черту высокий. — Иди в гараж, Серый, и жди меня там. Я сейчас.
Дважды упрашивать Серого не пришлось — дверь за спиной Пашки громко хлопнула, и предательские мурашки побежали по вжавшейся в бетон мальчишеской спине. Оставаться наедине с обманчиво спокойным человеком в черной маске и не бояться было выше Пашкиных сил.
— Не бойся. — Высокий протянул было руку, чтобы потрепать мальчишку по затылку, но вовремя передумал — зубы Пашки клацнули в каком-нибудь миллиметре от узловатых пальцев. — Не бойся, волчонок. Пока я здесь, тебе нечего бояться. Наверное… Главное, чтобы я тебя услышал.
И он услышал — потому что Пашка орал как резанный.
Вырванный из тревожного сна чьим-то хриплым дыханием и тяжестью навалившегося тела, Пашка Панфилов испустил такой душераздирающий вопль, что у него самого заложило уши. Но огромная ладонь тут же с размаху запечатала ему разом и рот, и нос, дышать сделалось совершенно невозможным, а сил на сопротивление уже не осталось. Теряя сознание от ужаса и удушья, Пашка успел увидеть ухмылку на потном лице насильника и то, как она сменяется гримасой непереносимой боли.
— Я тебя, сука, сейчас кастрирую, — послышался знакомый голос высокого. — Причем вручную.
— Это не я!.. — не то пролаял, не то провизжал Серый, оставив безуспешные попытки вывернуться из костоломного захвата.
— А я почему-то в этом не уверен. — Высокий еще сильнее сдавил что-то Серому, и тот, взвыв, уткнулся носом в шершавый пол.
Вышедший из столбняка Пашка наконец сумел отползти назад, немного отдышаться и взглянуть на своего спасителя. На этот раз он был без маски, и мальчишка на всякий случай постарался как можно лучше запомнить хмурое сосредоточенное лицо. Высокий, абсолютно седой мужчина, удобно усевшийся на беспамятном Сером, криво улыбнулся:
— Я же говорил, не бойся. Дядя Штольц тебя в обиду не даст. Да не трясись ты так — зубы сломаешь. На, лучше затянись.
Он вынул из кармана смятую пачку «Кэмела», прикурил сигарету и протянул Пашке. Все еще плохо соображая, что делает, мальчик глубоко затянулся и тут же зашелся в приступе кашля.
— Нормально-нормально. Зато теперь не будешь трястись, как на электрическом стуле. — Штольц взъерошил мальчишеский затылок. — А сейчас попытайся заснуть.
Зажав сигарету в зубах, он ухватил Серого за воротник и потащил к двери. Вскоре в импровизированной камере уже ничто не напоминало о происшедшем. Только хриплое дыхание мальчика, свернувшегося на грязном матрасе, нарушало воцарившуюся тишину.
Солнечные лучи вливались в раскрытые по жаре окна широкой полноводной рекой, а пылинки лениво скользили в них микроскопическими мальками. Престарелый немецкий коммерсант откинулся на спинку стула и отрешенно вертел в руках пустую кофейную чашку. Боже, как давно он не пил настоящего кофе! Цикорий, который позволяли ему врачи, ничем не напоминал любимый когда-то напиток. Новый день начинался так же скверно, как и предыдущий. Как многие бесконечно долгие дни до этого. А ведь впереди их осталось совсем мало. Даже сегодняшняя ночь, обещавшая хотя бы тень былого удовольствия, и то не оправдала возложенных надежд. Дьявол его забери, этого «переводчика»!
— Господин Зольден, — хриплый голос Штольца, заставил старика досадливо поморщиться. Надо же! Стоило помянуть всуе — явился. Ну что ж, это и к лучшему. Давно пора расставить точки над «i».
— Доброе утро, — усмехнулся он в ответ. — Никак не могу привыкнуть именовать вас Зигмундом Штольцем, Дмитрий Николаевич. Да и это ли имя ваше? Уверен, что нет.
— Но и вы совсем не герр Зольден. — Седой «переводчик» обогнул стол и уселся напротив своего босса. — Впрочем, меня это не касается. Чего нельзя сказать о сегодняшнем ночном происшествии. Не пора ли вам раскрыть карты?
— Вы хотели сказать: не пора ли нам раскрыть карты? — краешком губ усмехнулся немецкий «коммерсант» на чистом русском языке.
— Я вас не понимаю, уважаемый, — покачал головой Штольц, — Вы обо мне знаете все, а я о вас почти ничего. Кроме того, что сегодня вы чуть не сорвали дело, которое я тщательно спланировал. Я могу понять вашу тягу к вуаеризму, в столь почтенном возрасте остается только это. Но почему бы просто не посмотреть порнофильм с садистским уклоном? Допускаю, что вас больше торкает, когда все происходит вживую, но затаскивать извращенца-Серого на заложника — это, мягко говоря, неосмотрительно. Его отец потом небо и землю перевернет, чтобы нас найти.
— Вы поднимаете слишком много шума из-за невинной забавы, Дмитрий Николаевич, — отмахнулся Зольден. — В конце концов, вы профессионал и сможете обеспечить нашу безопасность.
— Невинная забава? — скривился его собеседник.
— Вот именно, — старик широко улыбнулся. — И мне очень жаль, что теперь я ее лишился. Вы так основательно поработали над Серым, что восстановится он не скоро. Весьма сожалею, что не присутствовал. Это зрелище с успехом могло заменить, то которое вы мне испортили.
Вместо ответа Штольц грубо выругался по-немецки.
— Что поделаешь, Дмитрий Николаевич. — Вежливая улыбка не покидала морщинистое лицо. — У меня есть маленькие слабости. А в моем возрасте грешно не воспользоваться удобным случаем. Не так много радостей осталось мне в жизни.
— Ладно, оставим. Собственно, я пришел для того, чтобы обсудить наши дальнейшие действия. Мы выдержали нужную паузу. Клиент, как говорится, созрел и подпишет теперь все, что угодно. Это я точно знаю. Но зато не знаю, что мне делать дальше. Никаких инструкций от вас я до сих пор не получил.
— Получите, когда оформим сделку.
— Вообще-то я предпочитаю готовиться заранее. — Штольц хмуро воззрился на босса. — Чтобы не было неожиданностей.
Однако за неожиданностями дело не стало. Осторожный стук в дверь заставил собеседников дружно повернуть головы.
— Входи, чего скребешься, — буркнул Штольц и брезгливо поморщился.
Серый бочком протиснулся сквозь узкую щель, обтерев футболкой новенький дверной косяк. Ночная экзекуция, устроенная переводчиком, не оставила следов на лице, но двигался неудавшийся насильник с большим трудом.
