Амплуа убийцы. Следствие ведёт Рязанцева - Елена Касаткина

— А вы можете описать ту девушку, которую любите?

— Конечно, — Оплеухов задумался, — она красивая.

— А какого цвета у неё волосы?

Оплеухов снова погрузился в себя, потом нервно замотал головой:

— Мммм, я не помню, она тоненькая и красивая.

— Она вам отказала в любви, и вы решили ей отомстить?

— Да.

— Вы хотели её убить? — чеканила вопросы Рязанцева.

— Нет. Я хотел её обнять, прижать, защитить.

— Зачем тогда вы её убили?

— Не убивал я! — нервно выкрикнул Оплеухов, и глаза его стали наливаться кровью.

— Всё, — дёрнулся Волков. — Пора уводить.

— Ну и что мы выяснили? — развёл руками Махоркин. — А ничего. Как с этими психами разговаривать?

— Даже, если бы он вам сейчас признался, всё равно его показания нельзя было бы приобщить к делу. Он не в себе — это ясно, — сжал губы Волков, — наболтать может что угодно.

— Что же делать? — разочарованно спросил Ревин.

— Искать доказательства. Орудие убийства. Надо обыск учинить в его квартире. Займитесь этим, — отдал оперативникам приказание Махоркин.

— Мне кажется, он не убивал Лебедеву, — глядя в одну точку произнесла Рязанцева.

— На основании чего вы сделали такой вывод, неужто поверили в его бредни?

— Поверила, да. Разве вы не поняли, он не отличает Лебедеву от Феофилактовой, для него важен образ балерины. Он, похоже, одержим этим. Он не мог хладнокровно рубить тело той, которую обожествлял.

— Не мог? — Котов протянул забинтованную руку. — Да этот сумасшедший на всё способен.

— Да. В бешенстве он мог не только тебя укусить, но и убить. Тебя — мог, балерину — нет. Он защищал её, понимаешь, защищал от тебя. Хотя я могу и ошибаться, я не спец по психам. Может, вы, Игорь Ильдарович, нам что-нибудь по этому вопросу скажете. Всё-таки вам психи ближе… — улыбнулась Рязанцева, — в смысле по специализации.

— Ой, Рязанцева, поддеть меня решила? — Волков ехидно скривил рот. — Я на психах не специализируюсь, а вот подсела ты к нему напрасно. Он ведь уже был в крайней степени возбуждения, мог и наброситься. Похоже действие успокоительного уже давно закончилось.

— Что ж ты не предупредил? — сверкнул глазами Махоркин.

— Не хотел мешать.

— Ладно. — Лена встала. — Пусть ребята едут на квартиру Оплеухова, а я по соседям Лебедевой пройдусь.

Из соседей по площадке дома оказалась лишь симпатичная молодая домохозяйка — мать двух розовощёких малышей.

Алина Шарова дверь открыла мгновенно, даже не заглянув предварительно в глазок, чем сразу подкупила Рязанцеву.

— Из милиции? — обыденно спросила круглолицая полноватая соседка и распахнула дверь пошире. — Входите. Чай будете? Я как раз плюшек напекла.

Алина Шарова вела себя так, как будто милиция захаживала к ней в гости ежедневно. «Надо же, какие, оказывается, гостеприимные люди ещё остались в наше время», — приятно удивилась Рязанцева, не привыкшая к столь радушному приему представителей органов правопорядка, и непроизвольно расплылась в улыбке.

Просторная, в нежно-розовых тонах кухня сверкала чистотой. Бордовые, выполненные в технике 3D пионы на белоснежной скатерти, покрывающей массивный стол, казались почти живыми. На огромном, круглом блюде в центре стола горкой возвышались румяные крендельки, которые зазывно посверкивали сахарными песчинками. Два пухлых малыша, смачно чавкая, уплетали глянцевые плюшки, запивая их тёплым чаем, в котором ярким солнечным диском плавал кружок лимона. У Лены потекли слюнки. Алина достала чашки и, высоко приподымая металлический чайничек, наполнила их тёмно-зелёной жидкостью, источающей пряный запах тархуна.

— Мы в сентябре отдыхали в Марокко, и там нас научили этой чайной церемонии. Я сначала не понимала — зачем так высоко поднимать чайник, но нам объяснили, что струя кипятка таким образом успевает охладиться. — Словоохотливая соседка пододвинула к Рязанцевой чашку. — Правда, они там мяту заваривают, а я вот с тархуном люблю. Вам лимон положить?

— Нет, не надо, он отобьёт этот божественный аромат. — Склонившись над чашкой, Лена глубоко вдохнула сладковатый воздух.

Дожевав крендель, сидящий напротив черноглазый малыш, не задумываясь, сунул всю пятерню в чашку с недопитым чаем и принялся вылавливать из неё лимон. Лимон выскакивал, но настойчивый малыш, схватив его щепотью, быстро выудил строптивый цитрус из чашки и так же быстро затолкал его в рот. Глядя на него, второй мальчуган сделал так же.

— Вовка, как тебе не стыдно. Ты зачем рукой в кружку полез? Вот же лимон на тарелочке порезанный лежит, а в чае он для вкуса, — назидательно поучала манерам мать пятилетнего сынишку. — Извините. — Алина сконфужено посмотрела на Рязанцеву. — Никак не могу приучить их к порядку.

— Так они же ещё маленькие! Им простительно, — заулыбалась Лена.

— Не скажите. Вот меня родители стали учить вилкой и ножом управляться с того момента, как я смогла их в руках держать. Культура прививается с младенчества.

— Пример культуры показала английская королева, когда принимала у себя Гагарина. Во время чайной церемонии космонавт, допив чай, вот так достал из чашки лимон и съел. Как вы думаете, что сделала королева?

— Что?

— То же самое. Достала лимон и съела.

— Мда. Это, конечно, королевский поступок. — Алина выудила ложкой лимон из своей кружки и, придерживая двумя пальчиками за полоску цедры, аккуратно отделила зубами мякоть и, щурясь, принялась жевать.

Малыши, не обращая внимания на взрослых, один за другим сползли со своих стульчиков и, толкаясь, выбежали из кухни.

— Алина, — приступила к главному Рязанцева, — я к вам пришла, чтобы узнать о вашей соседке — Веронике Лебедевой. Когда вы её видели в последний раз?

— Ой, — девушка задумалась, — кажется, недели две назад, может больше. А что случилось?

— Дело в том, что Вероника погибла.

— Что?! — круглое лицо Шаровой вытянулось.

— Её убили. Зверски. Но нам не удаётся найти преступника. Поэтому я пришла к вам. В надежде, что вы поможете нам.

— Я? — Уголки губ девушки опустились, а из глаз выкатились крупные горошины слёз. — Но чем я могу…

— Какие у вас были отношения с Лебедевой?

Шарова молча плакала, как будто не слыша вопроса. Рязанцева терпеливо ждала, когда девушка придёт в себя. С трудом собираясь с мыслями, Алина наконец произнесла

— Отношения? Хорошие. Мы дружили. Вероника — чудный человек, совершенно неиспорченная славой. Она часто захаживала ко мне в гости.

— А вы к ней?

— Я? Нет, я не ходила.

— Почему?

— Как вам сказать, — всё ещё глотая слёзы, продолжала Шарова, — у меня в жизни всё хорошо. Муж замечательный, детишки. Мне и ходить некогда, да и повода пожаловаться нет.

— А Лебедева к вам зачем приходила? Жаловаться?

— Да не то чтобы жаловаться. Билеты в театр приносила, ну и так поболтать о том, о сём.

— Алина, пожалуйста, не утаивайте ничего, даже самая незначительная деталь может вывести нас на след преступника. Я ведь чувствую — вы недоговариваете. Чего вы боитесь? Выдать чужие тайны? Но вашей