Неупокоенные - Альбина Равилевна Нурисламова
Данила разулся, вымыл руки, пришел на кухню, где ждала тарелка борща.
– Из-за чего они к тебе привязались-то?
– Они девочку обижали, – ответил Данила, потянувшись за хлебом. – Я заступился. Потом домой ее проводил, потому и пришел не сразу.
– Какую девочку? – спросила тетя Наташа, и Данила удивлено посмотрел на нее, услышав необычные нотки в голосе.
Обычно женщина говорила громко, с напором, но сейчас спросила робко, вкрадчиво. Как будто задала вопрос, но боится и не хочет слышать ответ.
– Маленькую, лет шести. Марией зовут.
– Ма… Что?! И ты касался ее?
– Касался? – озадаченно переспросил Данила. – Ну… говорю же, домой ее отвел, за руку взял.
Данила прежде никогда не видел, чтобы человек бледнел так резко. С лица тети Наташи словно волной смыло все краски. Она буквально рухнула на стол и прикрыла рот рукой, не отводя взгляда от племянника.
У него даже аппетит пропал, хотя борщ был вкусный.
– Да чего такое, теть Наташ? Объясни, что с этой Марией не так?
Заметно было, как тетка старается взять себя в руки.
– Что с Марией… – Женщина откашлялась. – Тут долгая история. Давно, когда дом наш только построили, жила в одной квартире пожилая женщина. Марией Осиповной звали. Я слышала, будто она до этого в деревне жила, а потом деревню снесли, жителей переселили – дорогу на том месте строили. Или, может, завод. Не помню в точности, не важно. Мария Осиповна была старая, согнутая, сгорбленная, передвигалась с трудом. Ходили про нее нехорошие слухи. Вроде колдовала она, и прежде, когда жила в деревне, со всей округи к ней люди ездили. Умела порчу наводить, гадала, сглазить могла – черная ведьма! Вскоре померла, недолго прожила в новой квартире.
После ее смерти жить в той квартире люди не могли. С каждым, кто пытался поселиться, случалось несчастье. Не насильственные смерти, чтобы преступника можно было найти, но никому мирной жизни не было. У одной женщины выкидыши один за другим. У второй, цветущей, молодой, нашли болезнь, которая ее за месяц в могилу свела. Один мужчина повесился, другой поперхнулся, подавился насмерть, задохнулся. Жена пришла из магазина – он синий весь, мертвый уже.
Годами это тянулось. Я знала девушку, которая там жила, они с матерью переехали в ту квартиру, и девушка училась со мной в техникуме. Она жаловалась, сколько ни чисти кругом, плесень черная разрастается, хотя и сухо, сырости нет, у соседей все в порядке. Одежда то и дело оказывается в дырах, расползается по швам. Посуда стеклянная или керамическая стоит-стоит на полке, потом возьмет и свалится сама собой, разобьется. У еды вкус противный, в кастрюле то тараканы оказываются, то мокрицы. А хуже всего – серая сутулая тень.
– Что? Какая тень? – не понял Данила.
– Тень сутулого человека, старухи. Согнутая спина, скрюченная. Бродит по квартире, моя знакомая и ее мама сто раз собственными глазами видели. Днем скользит по стене, а ночью выбирается из какой-то проклятой дыры и шаркает по комнатам. Они ночами спали по очереди, потому что боялись. Шаги слышали, кашель, голос старческий. Я пыталась сказать, что им кажется, не бывает такого, но против воли верила. А как не верить? Девушка эта чахла, сохла, с каждым днем бледнее, худее становилась, от каждого звука шарахалась. Кончилось тем, что у ее матери случился сердечный приступ, померла она. Знакомую свою я с той поры не видела: уехала девушка, похоже. И документы из техникума забрала.
Тетя Наташа перевела дыхание.
– Долгое время никто в квартире не жил. История забываться стала, только старожилы вроде меня ее и помнили. А потом въехала туда женщина молодая. Беременная, срок большой, рожать месяца через три. Я, как узнала, подумала, не сходить ли предупредить? Но как пойдешь? Кто поверит? Промолчала. Ждала плохого, но случилось, знаешь ли, худшее.
– Та женщина потеряла ребенка?
– Нет. – Тетя Наташа поджала губы. – Ничего с ней плохого не было, ни капельки. Цвела и пахла, как говорится. Я подумала, все-таки байки это были, с головой, наверное, у моей знакомой что-то не в порядке, вот и мерещилась дикость разная. А все прочее – совпадения. Но вскоре узнала от приятельницы, что новая жиличка рассказала ей свой сон. Будто бы в первые дни после переезда снилась ей несколько раз старуха. Старая-старая, согнутая, как крючок. Говорила, мол, дочь у тебя, родится здоровенькая, все с вами обеими хорошо будет, если сделаешь, как велю. А велела она назвать дочь Марией. Та беременная и значения не придала, но сон повторялся, повторялся раз за разом, ночь за ночью, и в итоге она пообещала. С той поры старуха ей не снилась, все было хорошо. Дочь родилась крепкая, здоровая, назвала она ее, как и обещала старухе из сна, Марией. А что? Красивое имя.
Тетя Наташа встала, налила себе стакан воды.
– У тебя борщ остыл, подогреть бы надо.
– Потом, – отмахнулся Данила. – Дальше-то что было?
– Чем старше девочка становилось, тем более странной делалась. Вскоре ее уже родная мать бояться стала. По мне, так и не человек она вовсе. Дух той ведьмы, Марии Осиповны, в детском теле обитает.
– Но вроде бы… – начал Данила, однако вспомнил жесткий, недетский взгляд маслянисто-черных глаз и умолк.
– Ты сказал, ей шесть лет. Только родилась-то она три года назад. Росла быстро, не как обычные дети, всегда была агрессивной. Смотрит волчонком на других ребятишек, когда мать ее выведет погулять, а потом набросится, ощерится, укусит. Много раз это бывало, и другие матери перестали подпускать Марию к своим детям. Да ее мать и сама во двор выйти боялась, сидела по большей части дома со своим выродком. А как выйдут на улицу… Все шарахались. Девчонка вела себя, как сумасшедшая: могла опуститься на четвереньки и начать землю грызть. Так, на четвереньках, и бегала, как собака, бросалась на прохожих. Гадила везде, будто животное. Одежду на себе рвала, обуви не признавала, ходила босая. Ночами выла, верещала часами. Года два этот ад длился, а прошлой осенью она успокоилась. Изменилась. Сразу, резко. Например, заговорила. В один день! Представь: сегодня ни словечка не знает, а назавтра разговаривает, словно взрослый человек. Стала одеваться, как все нормальные люди, в остальном – ребенок как ребенок. Если не знать, что ей три года, то можно подумать, обычная шестилетка, в школу скоро.
– Значит, сделалась нормальной?
Тетя Наташа вздохнула.
– Ничего нормального в ней нет! И на глаза ей лучше не попадаться.
