Крик полуночной цикады - Ольга Михайлова
Господину Ван Мао, крупному чиновнику, начальнику Правой канцелярии, бедствие, пощадив усадьбу, принесло семейные проблемы. Без жилья осталась одна из тех, кого он часто посещал в былые годы — Чжао Ши. Плодом их связи был сын Шэн, которого матери удалось спасти в час бедствия. Но явиться сюда с сыном, что и говорить, было глупо: жена никогда не позволит остаться в доме его наложнице, пусть и бывшей.
— Подумай, что скажут люди? — Ван Мао прибег к последнему доводу. — В доме Чу приняли на постой десять человек, семейства Сун и Лян тоже взяли десятерых, а ты не хочешь дать кров даже двоим?
— Мне плевать, кто и что скажет! Тебя почему-то не волновало, что люди все эти годы говорили про твои любовные шашни! А теперь вдруг обеспокоился людской молвой? С чего бы?
Чжао Ши слышала этот разговор за бамбуковой шторой. В глазах её темнело, заледеневшие пальцы сжимали связанные узлом мокрые пожитки, которые удалось вытащить из рухнувшего дома. Левой рукой она, сама того не замечая, больно стискивала плечо сына Шэна. Неожиданно женщина пошатнулась: рука её лишилась опоры.
— Высокородная госпожа, — прозвенел за спиной Ван Мао негромкий голос, и к пламени жаровни вышел Чжао Шэн, склонившись в почтительном поклоне. — Понимаю, что мы — нежеланные гости, но тем угоднее будет Будде ваше милосердие к тем, чья жизнь подобна ныне блёклой осенней паутине, сухой скорлупке цикады. Тщетно искали мы приют, везде — лишь руины. Умоляю вас сжалиться над нами.
Госпожа Ван удивлённо перевела взгляд на юнца, только что вышедшего из отрочества. Тонкая, почти женская шея, подобно языку колокола, выступала из воротника грязной мокрой накидки и венчалась головой с высоким лбом и умными глазами. И судя по этому взгляду, мальчишке никак не дашь его лет. Сколько ему там? Шестнадцать? Семнадцать? А речь-то, речь… Где это он научился так разговаривать? Неужто мать надоумила?
— Понимаешь, что нежеланны? А почему? — с любопытством поинтересовалась она, усмехаясь.
— Если не ищешь безраздельного обладания человеком, к чему с ним встречаться? — серьёзно ответил подросток, снова склонившись в церемонном поклоне. — Жене от того — ревность и обида, возлюбленной — слёзы да дурная молва. И о чём говорить друг с другом преданной мужем и брошенной любовником? И кому нужен я, последыш бесполезной связи? Мы нужны в этом доме, как фонарь в лунную ночь. Но нам просто некуда идти, госпожа.
От этих слов Ван Мао побледнел. Сам он видел сына только в младенчестве, потом супруга проведала об этой связи и закатила скандал. Ван Мао покорился, думал было отправить возлюбленной прощальное письмо, но не сделал даже этого, а после посчитал, чтопоказываться в доме госпожи Чжао уже поздно. О сыне и не вспоминал: супруга родила ему сына и двух дочерей.
Сейчас он был сбит с толку и даже несколько обескуражен словами побочного сына, в которых почувствовал осуждение и упрёк себе, поняв, что мальчишка и впрямь умён не по годам. Он бросил на сына внимательный взгляд: несмотря на то, что мальчик промок до нитки, держался он с достоинством, а лицо несло печать редкой красоты. И Ван Мао, хоть и был раздражен укором сына, с удивлением почувствовал, что возможность считаться отцом такого юнца в некотором роде делает ему честь.
Но тут мысли главы семьи совсем смешались: госпожа Ван Мин, к его удивлению, смерив Чжао Шэна долгим взглядом, почему-то рассмеялась и сменила гнев на милость, приказав устроить женщину и её сына в рыбачьем домике.
Через центральную галерею их тотчас провели по узкому коридору к небольшому домику, где раньше были кладовые. Домик далеко отстоял от главного павильона, но вынос крыши защищал от солнца и дождя обходную веранду с лестницей, которая вела в сад с маленьким прудом. В обычное время на нём были искусно сделанные островки, соединявшимися перекинутыми над водой изогнутыми мостиками, но сейчас, после ливней, сад выглядел грязным и запущенным.
Слуги торопливо вынесли их комнаты тюки с провизией, наскоро подмели полы и принесли соломенные подстилки. От нежданной щедрости госпожи Ван были даже доставлены несколько ларцов, ширм и столиков. Двое слуг внесли и жаровню, передав разрешение госпожи брать на кухне уголь.
Чжао Ши, промёрзшая до костей, не могла понять ни причин странной доброты соперницы, ни самого дозволения устроиться в усадьбе. Она торопливо сменила на сыне мокрую одежду, разожгла жаровню и расстелила на полу циновки. Потом переоделась сама.
С кухни принесли рис и овощи, и Чжао Ши с удивлением отметила, что доставлены они с господского стола. Шэн спокойно принялся за еду.
— Почему она пустила нас? — недоумённо пробормотала госпожа Чжао. Щедрость госпожи Ван сильно беспокоила её. От соперницы, пусть и бывшей, добра не жди. Мысль быть обязанной этой женщине пугала Чжао Ши.
— Не волнуйся. Нас уже не прогонят, — тихо ответил Шэн.
Чжао Ши подняла глаза и долгим взглядом смерила сына. Шэн, что и говорить, порой пугал её. Женщина — вьюнок, если не обовьётся вокруг ствола — затопчут. Сначала она на попечении отца, потом — мужа, а в годы преклонные на кого опереться, как не на сына? Но рано потеряв отца, Ши так и не вышла замуж. Ван Мао оставил её в самом беспомощном положении. И вот теперь её единственная опора — сын Шэн. Она и сама не помнила, когда он незаметно для неё стал хозяином в доме, но всегда удивлялась его холодному рассудку и умению понимать людей.
— Почему ты так думаешь? — тихо спросила она, отложив палочки, просто, чтобы прервать давившее её молчание.
— Пустив кошку в дом и раз накормив, чувствуешь себя её хозяином.
— Да, — Чжао Ши вздохнула, и глаза её, налившиеся слезами, устремились в окно, на затопленную запруду. — Мы для неё как бродячие кошки.
— Это ничего, — Шэн равнодушно пожал плечами. — У старика Дун Юя я изучал философов и кошек. Кошки бесконечно мудрее. Когда играл с ними, никогда не понимал, кто кем забавляется.
Он умолк. Чжао Ши закусила губу. Сын снова пугал её.
В их старом доме у Шэна не было друзей-сверстников. Через стену от них жил на покое старик Дун, бывший начальник палаты наук. Оспа унесла у него сына и дочь, и малыш Чжао Шэн, с трёх лет перелезавший через ограду к старику, был единственным собеседником бывшего чиновника. Старик от безделья начал учить его, и мальчонка рано освоил книжную премудрость, уже в девять лет знал наизусть основные труды конфуцианских классиков и сочинения китайских историков. Старик научил Шэна слагать стихи, писать
