Игра против правил - Александр Сергеевич Рыжов
Так или иначе, программа была составлена умело. Забойные рок-н-роллы чередовались с тягучими блюзами. Касаткин раньше не любил ни того, ни другого, но сейчас вынужден был сознаться, что песни Мигеля ему нравятся. В отличие от того, что транслировали по телевизору и по радио, они были немного неряшливы, не всегда стройны в плане как текстов, так и мелодий, но именно это делало их живыми.
Незаметно пролетели полтора часа. Сыграв финальную песню (что-то про ванную комнату, где человек становится самим собой), Мигель милостиво выслушал аплодисменты и пьяные похвалы, осушил залпом бутылку пива и вышел из котельной навстречу осеннему ветру.
Публика почти в полном составе выкатилась за ним, и с улицы еще долго доносились обрывки рассуждений об истинном искусстве, перемежаемые звоном стекла и хохотом. Затем все стихло.
Касаткин спохватился: пламя в печи угасало, ремонтницы из общежития скоро заметят, что в комнатах холодает.
Он подошел к груде угля и обнаружил спящего на ней Хряка. Тот наклюкался и уснул, не дождавшись окончания концерта. Алексей попробовал растолкать его, но не получилось. Хряк сонно зачмокал и лишь чуток сдвинулся к стене. Заклепки на его куртке тускло поблескивали в полумраке.
Нынешнюю ночь придется впахивать без напарника. Касаткина это не расстроило, им все еще владело наваждение, в голове звучал гитарный звон.
Анка сидела на корточках возле магнитофона, мотала кассету, проверяла, хорошо ли получилась запись. Касаткин загремел лопатой, расколотые брикеты полетели в топку. Снова загудело, по выстывшей котельной поплыл жар.
Анка встала, потянулась.
— Качество — супер! — Она с видом знатока подвигала ползунки на передней панели «Весны». — Дашь мне мафон на денек? Я перепишу на свой, добавлю в фонотеку.
— У вас и фонотека имеется?
— А как же! Уже тридцать восемь записей. Я за нее отвечаю.
Касаткин улыбнулся. Еще немного, и он тоже будет по-серьезному играть в их игрушки.
— Ты домой? — бросил он через плечо, орудуя лопатой в печи.
Как же ему хотелось, чтобы она не уходила! Но не просить же об этом впрямую. Еще подумает, что он к ней клеится.
Алексей притворился, будто ему все равно, но все же вздрогнул от радости, когда она произнесла, стоя у двери:
— Если ты не против, могу не уходить. Дома меня не ждут.
— Ты что, без родителей живешь?
— Без матери. Она умерла, когда мне двенадцать лет было. А отец в авиации работает, дома, считай, не бывает. Поэтому меня туда и не тянет… В компании веселее. А компания у нас интересная, ты же видел.
Касаткин убедился, что печка дышит ровно и глубоко, поставил лопату, снял рукавицы и отпил теплой воды из закопченной кружки. Анка порылась у себя по карманам, достала что-то плоское, завернутое в газету.
— Есть хочешь?
— Не отказался бы.
Она развернула газету, высвободила сплюснутый беляш.
— Держи. Я всегда с собой тормозок беру, когда ухожу надолго.
Он взял беляш, но есть не решался.
— А как же ты? Тоже, небось, голодная…
— Я не хочу. Мне худеть нужно.
Это она кокетничала. С комплекцией у нее все было в ажуре — позавидовали бы даже балетные родители Хряка.
Касаткин жадно куснул беляш, прошамкал с набитым ртом:
— Ты работаешь? Учишься?
— Учусь. Институт инженеров водного транспорта. Не знаю, нафига мне это, но отец настоял. Говорит, профессию получи, а потом делай что хочешь. Опять же, надо где-то числиться, чтобы менты не доставали…
Это точно, Алексей знал по себе. Наладился еще что-нибудь поспрашивать о ее житье-бытье, но Анка упредила расспросы. Не нравилось, когда к ее особе проявляли пристальный интерес. Проговорила, щурясь по-кошачьи на огонь:
— Как тебе Мигель? Молодчина, да? Это он еще не самое лучшее пел…
Касаткин дожевал беляш, вытер газетой жирные пальцы. Специально тянул время, чтобы обдумать ответ. Неизвестно, что за отношения у будущей инженерши с этим Мигелем. Сморозишь что-нибудь не то — она надуется и уйдет. А куковать до утра в котельной, где кроме храпящего Хряка никого, — то еще удовольствие.
— А почему Мигель? Он же не испанец?
— А почему ты Кос? Я слышала, как тебя Шкут называл. У каждого своя погремушка. Он языки хорошо знает: английский, итальянский, испанский… Вот и прозвали.
— У него музыкальное образование?
Она рассмеялась.
— А у кого из нас оно есть? Мигель на строителя учился, на четвертом курсе бросил. Сейчас сторожем в кукольном театре работает.
— Строитель… сторож… — Для Касаткина сочетание несочетаемых виражей судьбы было непостижимо. — А музыка ему для чего? Подработка?
Анка помотала головой, что в переводе с невербального означало: вот же непонятливый! Терпеливо втолковала:
— Музыка — это то, чем он живет. Не в смысле денег. Думаешь, много ему тут насобирали? Копейки. На метро и разок в кафе с друзьями поужинать. Если бы он пошабашить захотел, строил бы партийным секретарям дачи в Ленобласти. Но без музыки он никуда… Это как воздух, как вода… Ежедневная потребность. И не только для него. Я тоже, когда утром просыпаюсь, сразу гитару в руки беру, что-то наигрываю… Без этого и день не в радость.
Воистину люди с другой планеты!
Сидел Касаткин, аки жрец перед жертвенным очагом, весь объятый охристым сиянием, исходившим от печи, внимал колокольчатым речам Анки, которая в этих отблесках представлялась ему вакханкой, и погружался в неизведанное.
Нет, он не принял безоговорочно их порядков и не сделался в одночасье адептом рок-культа. Пионерско-комсомольское воспитание взывало к уму и совести, предупреждало: не поддавайся влиянию чуждых элементов! Но он успокаивал себя тем, что всего лишь слушает песни и одалживает магнитофон. Что в этом преступного? Он и денег от Анки не брал, хотя она раза два приносила мятые банкноты и звякающие медяки, говорила, что это его доля от продажи кассет с записями. Он отвергал любую плату, словно тем самым нивелировал свое участие в мероприятиях неформалов.
И то сказать — какое участие? В котельной он работал, концерты шли своим чередом. А то, что стал выбираться на квартирники, где в комнатенках-кельях иногда жались, как селедки в банке, так и это не порок. Ходить в гости не воспрещается.
Музыкальный кругозор его последовательно расширялся. Он узнал, что в Ленинграде, помимо Мигеля, Хряка и талантливого Шуры Давыденко, есть еще не менее сотни самодеятельных певцов, которые не
