Частное лицо - Валерий Николаевич Михайлов
– Должен признаться, что это был я.
– Что? – от удивления у меня в зобу дыханье спёрло.
– Каюсь, Ватсон, оставив вчера тебя на растерзание этим фуриям, я не поехал ни по каким делам. Вместо этого я отогнал машину на стоянку, переоделся (костюм домушника у меня всегда лежит в багажнике) и вернулся обратно. Как выяснилось, этот дом далеко не такое неприступное место, как его позиционируют эти люди. Доказательством служит то, что я не только легко забрался внутрь, а потом также легко убрался, но и проторчал чуть ли не сутки в нем незамеченным.
– Лучше сказать, почти незамеченным.
– Хорошо. Пусть даже с этой поправкой.
– Но подожди. Я же тебе звонил.
– В этом и заключаются прелести мобильной связи, что ты никогда не можешь быть уверен, где находится твой собеседник.
– Так подожди. Это что, означает, что мы извлекаем из сундука назад версию о Постороннем В?
– Да нет же, Ватсон. Посторонние сперли бы серебро, вытащили мелочь из карманов, перевернули бы всё вверх дном, нагадили на любимый ковёр хозяев… Здесь же похитили только какой-то талисман, и ничего больше. Ни одной зубочистки. Так что даже если это был и Посторонний В, действовал он по заданию одного из наших подозреваемых, так что круг подозреваемых у нас не расширился, и это не может не радовать.
– А прислуга?
– Прислуге это не нужно. К тому же здешняя горничная не из тех, кому по силам преодолеть этот путь; повар был в гостях, и там его видела масса народу; а садовник отмечал праздник урожая.
– О каком празднике ты говоришь?
– У него созрел геморрой, а это здоровенные болючие шишки, кровища и всё такое. Так что у него алиби просто блеск. Кажись, приехали.
Глава девятая. Личные обстоятельства
– Ну и кто она? – спросила Эмма. Этот вопрос можно было отнести к разряду её любимых шуток, но я был слишком сонным, чтобы вдаваться в тонкости невербальных посылов. Поэтому я ответил:
– Жрица какой-то фигни. Старая грымза, похожая на старуху Шапокляк.
– Кто-кто?!! – переспросила она.
Я повторил.
– Даже подумать не могла, что ты так низко падёшь.
– Ты о чём? – спросил я, когда наконец до меня дошло, что мы говорим о разных вещах.
– Я говорю о той женщине, которая заставила тебя позабыть о доме.
– Вообще-то это был труп.
– Так она ещё и труп?
– Самый настоящий. Послушай, ты ненормальная. Там у нас одна баба сдохла, а другой хрен угрожал пистолетом.
– Там у вас? – переспросила Эмма, делая акцент на «у вас». Судя по голосу, она была обозлена.
– Ты чего? – не понял я.
– Ты сказал, «там у нас».
– Ну и что?
– Ничего.
Это её «ничего» не предвещало ничего хорошего. Дело в том, что у Эммы был талант изводить людей. По крайней мере, со мной у неё это выходило великолепно. Она не ныла, не пилила, не говорила гадости. Наоборот, она была вежлива и любезна. Но её голос, её выражение лица заставляли меня чувствовать себя неудачником, сволочью и куском никчемного дерьма.
– Пока ты играл там в казаки-разбойники, звонил Соломон Яковлевич, – сменила она гнев на милость, или решила отложить экзекуцию на потом. – Он сказал, что договорился с архивом МВД. Там ты быстрее найдёшь нужный материал. Сегодня тебя будут ждать.
– Но я…
– Знаешь, хватит корчить из себя детектива.
– Знаешь что, позволь мне самому решать!..
– Сегодня тебя ждут в архиве, а потом, если захочешь, сможешь и дальше надоедать своему менту.
Судя по тому, как она мне это выдала, с ней лучше было не спорить. К тому же мне самому Клименок был хуже горькой редьки. Одевшись и взяв диктофон, я вышел из дома. Но не успел сделать десятка шагов, как из проезжавшей машины послышался до боли знакомый голос:
– Вот это да! – заорал Клименок, останавливаясь возле меня. – Такой человек и не за решеткой! А я еду мимо… Смотрю, ты или нет?
– Привет, я тоже рад тебя видеть, – нерадостно ответил я.
– Пойдем куда-нибудь выпьем, я угощаю, – предложил он.
– Извини, но мне в ваш архив…
– Ты случайно не заболел? – спросил Клименок, удивленно посмотрев на меня.
– Мой редактор договорился с вашими в архиве…
– У них что, пожар? – недослушав меня, спросил он.
– Почему пожар? – удивился я.
– Ну, тогда твой архив никуда не денется.
– Но…
– Ты что, уже завязал с детективом?
– Им-то я и буду заниматься в архиве, – раздраженно ответил я.
– Слушай, не заставляй меня тебя арестовывать, – сказал Клименок, выходя из машины и направляясь в мою сторону.
– За что?
– За это, например, – ответил он, бесцеремонно засовывая в мой карман пакет дури.
– Подожди, ведь это не моё… – растерялся я.
– Все так говорят.
– Но…
– Поверь, у меня найдется пара свидетелей, готовых показать под присягой, что ты – тот самый тип, который торгует этой фигней возле школы или лучше возле детского садика, но дело даже не в этом.
– А в чём?
– А в том, друг ты мне, или нет.
– Конечно друг, но…
– Здесь не может быть «но». Если ты – друг – мы едем выпить, а если нет…
– Хорошо, поехали, если ты как друг отмажешь меня перед Эммой.
– Это твоя гражданская жена?
– Она самая.
– Так это она не пускает тебя гулять и запрещает водиться с плохими мальчиками!
– А кому бы понравилось, что я всю ночь проторчал неизвестно где?
– Хорошо. Тогда давай заскочим на пару часов к нашим дурикам, а потом займёмся твоим семейным счастьем.
– Может, не надо?
– Надо. Не зря же я – непревзойденный специалист по улаживанию деликатных дел.
– Ладно, забирай свою гадость, и поехали.
– Какая ещё гадость?! – обиделся Клименок. – Это – самая лучшая дурь, какая есть в этом городе. Я что, последняя дешёвка, чтобы дарить друзьям гадость?
– Так это подарок? – окончательно растерялся я.
– Конечно, а что же ещё? – совершенно искренне удивился он.
– Ты даришь мне дурь?
– А почему бы нет?
– Ты же – мент.
– Ну и что? Тем более, я на больничном.
– Спасибо, конечно, но мне она не нужна.
– Не хочешь, а зря, – сказал он, забирая дурь.
Не то, чтобы я не мог найти, куда пристроить траву, но он был ментом, а мент – он и в Африке мент, и с ним лучше вести себя правильно. А то мало ли. Дружба – дружбой, а служба – службой.
– А как ты стал спецом по деликатным вопросам? – спросил я.
– Тебе это действительно интересно?
– Конечно.
– Случилось так, что поспорили как-то
