Частное лицо - Валерий Николаевич Михайлов
В общем, прихожу я в вотчину Ивана Никифоровича, а там ещё не в курсе. Предлагают мне как обычно штраф, чтобы поверку засчитали. Я им объясняю, что деньги взять не могу, а как взять, если в тот же миг на меня орлы второго Ивана наручники нацепят. Они сначала решили, что мне мало, но я всё равно ни в какую. А не брать обидно, до слез. Я тогда о таких деньгах и мечтать не мог. Но нельзя.
Тут меня, значит, в стан врагов записали, начали по своим каналам прессовать. Задница полная. И знаешь, как я выкрутился? Пришел на прием к самому Ивану. Вы, говорю, не обижайтесь, но я вынужден сделать всё по букве закона. К счастью, он оказался человеком понятливым, я же начал не то, чтобы сильно рыть, но всё по инструкции. Слово в слово. Расследование, конечно же, провалил, отхватил строгий выговор, а потом через месячишко мне звание повысили и сделали негласным уполномоченным по деликатным вопросам.
Разумеется, он все выдумал, а если говорить точнее, почерпнул свой сюжет в сериале «Менты». Вот только образ мысли он показал свой, настоящий, так что с этой позиции его историю можно смело считать правдивой.
Не успели мы приехать, как он куда-то делся. Вот уж точно пути ментовы неисповедимы. До сих пор не пойму, зачем он меня туда притащил. Не мог же он знать заранее, или мог?..
Погода была великолепной, и я решил побродить вокруг дома. Вера Павловна читала в беседке.
– Здравствуйте, – сказал я, – не помешаю?
– Нисколько. Даже наоборот, – очаровательно улыбаясь, ответила она.
– Что читаете?
– «Детдом для престарелых убийц» Токмакова.
– Ну и как?
– Мне нравится.
– Значит, рекомендуете.
– Рекомендую.
– Обязательно прислушаюсь к вашей рекомендации.
– Я думала, вы придёте на похороны, – сказала она, когда литературно-погодная тема изжила себя.
– Мы не настолько были близки с покойной.
– А ко мне на похороны придёте? – спросила она, и что-то в том, как она задала этот вопрос, мне не понравилось.
– Надеюсь, что нет – ответил я.
– А я была на похоронах, и знаете… Ужасней всего, что для меня в этом нет ничего ужасного. Человек умер, не плохой вроде бы человек… Не то, чтобы близкий, и не то, чтобы незнакомый, а… мне всё равно. И даже не всё равно, а в первый момент, когда я поняла, что это случилось… Вы не поверите, у меня в душе промелькнула радость. Промелькнула и всё, но ведь промелькнула. А потом стало страшно. И так страшно, а от этой мимолетной радости ещё страшней. Вы, пожалуйста, простите, что я тогда на вас накричала.
– Да это я на вас накричал, и это мне надо просить прощения…
– Тогда давайте простим друг друга?
– Давайте…
– Что с вами? – спросил я, когда вдруг до меня дошло, что её трясет.
– Если честно, мне страшно, – призналась она.
– Страшно? Но чего вы боитесь?
– Страшно, что он узнает, что я знаю.
– Вы что-то знаете, за что вас могут убить?
– Я знаю, что Анна Степановна умерла не просто так. Её убили или напугали до смерти.
– Это слишком смелое предположение.
– Это не предположение. Дело в том, что в её комнате были люди, не знаю, кто, и потом… у неё пропал ключ.
– Какой ключ?
– Странный такой. Она всегда хранила его на себе, не показывая никому. И только однажды, когда я случайно заметила его и на свою голову спросила, что это, она ответила, что это её безбедная старость.
– Вы в этом уверены?
– Абсолютно.
– А кто ещё знает, что вам это известно?
– Надеюсь, что никто.
– Тогда зачем вы рассказали мне?
– Не знаю. Мне кажется, вы сможете меня… ели не защитить, то хотя бы поддержать.
– Хотя бы поддержать, пожалуй, смогу.
– Что мне делать?
– Ничего, а главное молчите, что бы ни случилось.
– Я сделаю все, что вы скажете.
– Пойдемте в дом, – предложил я.
– Пойдемте, только я не хочу никого видеть.
– Я тоже.
– Тогда знаете что. Здесь есть одна комната, моя любимая. Там больше никто не бывает.
– Идемте.
Она привела меня в достаточно милую комнату, которую портило разве что обилие стеллажей с толстыми нравоучительными томами, от вида которых так и тянет повеситься. Почему-то эту жуть у нас принято считать высокой литературой. Возможно потому, что её место на самых верхних полках или в иных труднодоступных местах.
Кроме книг здесь была пара столов, весьма удобный диван и пара кресел.
– Фух, – облегченно вздохнула Вера Павловна, садясь в кресло. – Целый день на ногах, а ещё эти туфли…
Туфли на ней были модные, красивые, на высоких каблуках и совсем новые.
– Позвольте, – сказал я, садясь на пол у её ног.
Я снял с неё туфли и приступил к массажу ступней. Отудовольствия она закрыла глаза и даже забыла о страхе. Её ступни были маленькими, красивыми, два или три дня после педикюра. Не ступни, а конфетки. Меня возбуждала эта пара ног с идеальными пальчиками, с красивыми щиколотками, с родинкой у правой пятки. Не знаю, как это получилось, но эти пальчики оказались у меня во рту. Она не возражала. Даже не отдернула ногу. Она сидела, закрыв глаза и откинувшись на спинку кресла, а я целовал её ноги. Я покусывал подушечки пальцев, ласкал их языком, целовал подошвы ног, пятки… А потом мой язык оказался у неё между ног, а потом…
Конечно, не хорошо изменять содержащей тебя женщине, но… Для меня этим «но», стала Вера Павловна. Вот так.
– Не пойми это как дежурный комплимент, но как с тобой, у меня ещё не было, – сказал я ей, вернувшись с небес на землю.
И что интересно, она не делала ничего, никаких «таких» штучек, о которых пишут в руководствах для сексуально продвинутых олухов. Все просто, естественно, искренне, и каждое её прикосновение дарило мне кайф в высшем понимании этого слова.
– Я знаю, – ответила она. – Просто ты был не со мной.
– Да? А с кем?
– С луной.
