Смерть Отморозка. Книга Вторая - Кирилл Шелестов
Все в монастыре — от настоятельницы и батюшек до сестер-монахинь, принимавших записки и выдававших просфоры, знали Верочку и Ваньку, любили их и привечали. У Верочки был пропуск для машины на монастырскую стоянку, перед ней открывался шлагбаум, а во время праздничных служб она стояла в первом ряду, отделенном ограждением от набившейся в храм толпы. Эти знаки отличия она очень ценила.
В начале и в конце службы все трое прикладывались к чудотворной иконе Иверской Божьей Матери, висевшей тут же, в храме. Первым после литургии подходил Ванька — с детским благоговением; затем строгая, другая Верочка. Кланялась она низко, по-русски, с прямой спиной. Норов страстно любил эту вдруг появлявшуюся в обоих русскую одухотворенную красоту, такую редкую в наши дни. Он все им прощал за эти короткие светлые минуты.
***
— Что это? — спросил Лансак у Норова, кивая на большой старинный комод у стены в гостиной.
— Станок для печатания фальшивых денег, — ответил Норов, не задумываясь.
Дабо удивленно уставился на комод.
— Да нет же! — укоризненно возразил он. — Это — комод!
— Да ну? — отозвался Норов. — Значит, я все эти годы ошибался. Эрик, зачем же ты его сюда поставил?
Маленький Эрик за спиной Лансака хмыкнул под маской.
— Оставьте ваши шутки, месье Норов, — попросил Лансак.
— В своем доме, месье Лансак, я могу шутить сколько пожелаю.
— Это не ваш дом, а — мадам Пино.
— Значит, я к этому обыску не имею никакого отношения, так?
Пожилые фермеры озадаченно переглянулись, довод Норова произвел на них впечатление.
— Я должен снять с вас отпечатки пальцев, — не отвечая ему, строго проговорил Лансак.
Он не давал Норову сбить себя с толку и заодно считал своим долгом время от времени напоминать, кто тут главный. Он достал из сумки небольшую коробочку с мастикой и, намазав пальцы Норова, приложил их к листам с клетками для каждого из пальцев. Норов попытался оттереть мастику влажной салфеткой, но у него не получилось.
— Черт! — проворчал он. — Неужели у вас нет нормального электронного аппарата? Теперь ходи с грязными руками!
— А ты их помой! — с готовностью отозвался Пере, наблюдавший за процедурой. — Сам же говорил, всегда полезно.
— Ха-ха! — сердито отозвался Норов. — В следующий раз перед тем как сдавать отпечатки, надену твои перчатки.
Пере хохотнул, довольный, что сумел его подловить его же шуткой.
***
Отца Ванька называл Норова «папулей», а мать — «мамулей»; наверное, так научил его сентиментальный дедушка, с которым он проводил много времени. В дверях он всегда останавливался, пропуская Норова вперед и прибавляя:
— Только после тебя, папуля.
Сидя рядом, он поглаживал Норову руку и изредка целовал в плечо. Эта услужливость и эти ласки казались Норову слишком приторными и заставляли его морщиться. Однажды, в торговом центре, когда Верочка примеряла обувь, а Норов ожидал окончания примерки на диванчике напротив, Ванька подсел, привычно чмокнул его в плечо, погладил по руке и произнес с обычной протяжно-нежной интонацией:
— Папулечка…
Норов в ответ потрепал его по волосам:
— Давай не будем обниматься на людях, хорошо?
Верочка слышала их диалог, и когда они вышли из магазина, она с обидой спросила:
— Почему ты отталкиваешь ребенка? Он тебя любит, редко видит, тянется к тебе, а ты его обрываешь! Он чуть не заплакал!
— Мне было бы приятнее, если бы он выражал свою любовь как-то иначе, не столь демонстративно.
— Как, например?
— Например, прочитал хотя бы одну из книг, список которых я каждый раз оставляю перед отъездом. Или встал пораньше, чтобы провести со мной лишние полчаса; предложил прогуляться, вместо того, чтобы каждый раз, как мы выходим, хвататься за живот, и бежать домой к своей play station — он ведь действительно не каждый день меня видит. И, знаешь, мне кажется, что тебе не следует учить меня, как вести себя с сыном.
— Я не учу, я просто выражаю свое мнение…
— Нет, не просто, — усмехнулся Норов. — Ты копируешь свою мать, которая вечно всех поучает. Но я — не твой отец, не забывай, пожалуйста.
Верочка надулась. Она всегда так поступала, если не знала, что ответить.
***
Московские поездки обходились очень дорого, а приносили больше разочарований, чем радостей. С сыном Норов проводил меньше времени, чем ему бы хотелось; общение с Верочкой давалось с трудом. И он решил забирать Ваньку на каникулы к себе, одного, без Верочки.
Пребывание Ваньки в Саратове Норов старался сделать как можно более насыщенным и интересным. Анна договаривалась с известным местным художником, жизнерадостным бородатым здоровяком, который охотно принимал Ваньку в своей мастерской, показывал ему свои картины и давал уроки живописи. Талантливый молодой скульптор учил Ваньку лепке. Зимой Ваньку ждал каток, где он под руководством инструкторов катался на коньках; Норов сам ходил с ним на лыжах по трассам в лесу.
Летом коньки сменялись роликами, а лыжи — спортивными велосипедами. Норов возил сына и на охоту, к которой сам давно остыл; вместе с ним и Анной брал уроки верховой езды. Он упорно продолжал водить Ваньку на концерты классической музыки и спектакли столичных театров, регулярно прибывавших в Саратов на гастроли. Он нанимал аниматоров, и те разыгрывали с Ванькой исторические квесты. У Ваньки были тренировки по теннису и по боксу.
Ваньке нравилось все, кроме охоты и верховой езды. На охоте ему было жалко животных, а лошадей он побаивался. Когда Норов расспрашивал его о впечатлениях, Ванька отвечал с неизменной ласковой улыбкой:
— Все было хорошо. Спасибо, папуля.
— Чем бы ты хотел заняться завтра?
Ванька пожимал плечами:
— Да мне вообще-то все равно. Чем скажешь, папуля.
Ничто по-настоящему его не затрагивало. Получалось не лучше, чем в Москве, и совсем не дешевле, хотя деньги были меньшим из огорчений.
Единственное, чему предавался Ванька с увлечением, это — компьютерные игры, что не на шутку тревожила Норова, опасавшегося повторения истории с Пашенькой. Он консультировался с психологами и своими сотрудниками, имевшими детей Ванькиного возраста. Все жаловались на отсутствие увлечений у подростков, готовых часами просиживают перед компьютером, но которых невозможно занять чем-то серьезным.
Подобные объяснения Норова не устраивали. Он видел своих племянников. Их не нужно было ни заставлять, ни развлекать с помощью нанятого персонала; они много читали, занимались музыкой и спортом. Да и среди детей его знакомых встречались славные способные ребята.
Почему, Кит? Ну, с Пашенькой — понятная история: парень вырос без родителей, избалованным, обиженным на весь мир, с длинным
