Смерть Отморозка. Книга Вторая - Кирилл Шелестов
***
Наконец Верочка улетела, и он вновь лежал один в своем бездумном сумрачном полузабытье. Вопреки стараниям врача, значительных улучшений в его состоянии не произошло. Температура не падала ниже 39, — это означало, что воспалительный процесс продолжался.
Раз в день он поднимался на неверные ноги, одевался и спускался вниз, где его ждала машина, чтобы везти к доктору. Доктор вскрывал ему десну, промывал ее каким-то едким раствором, проделывал еще какие-то процедуры, но это не очень помогало. Доктор нервничал и дня через четыре попросил Норова показаться специалистам из областной больницы, с которыми договорился о консультации.
Норова осматривал целый консилиум, состоявший из врачей разных профессий, от гепатолога до невролога. Ему предложили остаться в больнице; он отказался. Ему прописали курс; теперь к нему домой приезжала медсестра; ставила капельницу, делала уколы, и его по-прежнему возили к доктору. Ел он в эти дни мало, то, что присылала ему Анна.
Однажды, спустившись вниз, чтобы ехать к врачу, он увидел на своей кухне Анну, похудевшую и осунувшуюся. Должно быть, он тоже сильно переменился, потому что, едва увидев его, она заплакала. То, что она застала его врасплох, в болезни и слабости, было ему неприятно.
— Что ты здесь делаешь? — враждебно спросил он вместо приветствия.
— Я приехала… узнать… как вы?
— Со мной все хорошо. Тебе следовало меня предупредить!
— Да, конечно… Извините, я… я не хотела вас беспокоить…
Высокая, худая, нескладная в купленном им нарядном дорогом платье, висевшем на ней мешком, она стояла на кухне, ломая пальцы. И вдруг выпалила:
— Если вы умрете, я тоже умру!
— Глупости! — сердито отозвался он. — И ты не умрешь, и я не умру.
Потом подошел и неловко поцеловал ее в мокрую соленую щеку.
— Перестань, — проговорил он уже другим тоном с долей смущения. — Я поправлюсь… Честно…
С этого дня он действительно начал выздоравливать. Его сильный организм будто очнулся, вступил в борьбу с болезнью, и она отступила. Доктор, лечивший Норова, повеселел.
— Давно бы так! — заметил он Норову. — Другой человек. Вы сами-то чувствуете?
— Конечно, — ответил Норов мрачно.
— Вы как будто не рады, — с укоризной проговорил доктор.
***
Когда Норову стало лучше, он поехал к Борису Петровичу, который по-прежнему оставался в больнице, хотя тоже медленно пошел на поправку. Жена так и не прилетела к нему, — она была зла на него за случившееся. Завхоз с недоуменным смешком рассказывал Норову, что когда он, по распоряжению Анны, позвонил ей рассказать, что операция прошла успешно, и что Борис Петрович теперь вне опасности, та заявила, что Борис Петрович подстроил все это нарочно, с целью ее опозорить.
Борис Петрович лежал на высокой кровати с забинтованной головой, но уже выбритый, — он начал вставать и даже гулял по коридору. Его худое лицо, изборожденное преждевременными морщинами, с яркими синими глазами, несмотря на возраст, все еще оставалось красивым, и страдание придавало его красоте особую хрупкость и притягательность.
На тумбочке возле кровати стояли фрукты, наверное, их присылала Анна. На стуле сидела толстая сиделка в белом халате, лицо у нее было тупое, гладкое и терпеливое. Борис Петрович принялся путано благодарить Норова за все, что тот для него сделал. Говорил он с трудом, неверным голосом.
— Каша в голове, — с виноватой улыбкой пожаловался он. — Туго соображаю.
— Выйдите, пожалуйста, — сказал Норов сиделке. — Нам надо поговорить.
Сиделка встала и, переваливаясь толстыми боками, вышла из палаты. Норов сел на ее место, поближе к Борису Петровичу.
— Послушайте меня, — негромко и серьезно заговорил Норов. — Вы мне симпатичны, я многое в вас и про вас понимаю, хотя и не говорю об этом, считая не своим делом. Думаю, у вас была женщина, которую вы любили, и к которой не решились уйти, будто бы из-за дочери, а на самом деле, — по слабости натуры. Любящую женщину всегда легче предать, чем наглую жабу, которая сидит на вашей шее, давит и душит. Может быть, ваша подруга еще ждет вас. Уходите к ней. Уходите, не оглядываясь, я помогу вам. Я не в тех деньгах, что прежде, но я помогу, даю слово. Куплю вам квартиру, поддержу, не брошу. Ваша жена выпьет из вас всю кровь, растопчет душу… Она сделает это не нарочно, не по злому умыслу, а потому что не умеет иначе. Пиявка живет чужой кровью. От вас уже почти ничего не осталось…
Он замолчал. Борис Петрович испуганно и молча слушал, глядя на него своими синими страдальческими глазами.
— Вы понимаете меня? — спросил Норов.
— Да, — глухо отозвался Борис Петрович. — Я понимаю.
— Но какое бы решение вы ни приняли, уйдете вы или останетесь, перестаньте жалеть себя. Пьянство — это жалость к себе. Я знаю, я пил.
— Вы? — недоверчиво отозвался Борис Петрович.
— Да. Много. Но я не полюбил себя в слабости. Мне было стыдно и противно. Я сделал свой выбор — бросил. Сделайте свой.
— Я не знаю, Павел Александрович… — пробормотал Борис Петрович. — Это очень трудно…
Норов вдруг понял, что Борис Петрович никогда никуда не уйдет, что он так и будет жить со своей несносной женой, позволяя ей и дальше унижать и пригибать себя и заливая свой стыд вином. Он поднялся.
— До свидания, — сказал он, протягивая руку.
Борис Петрович схватил ее обеими руками и стиснул с чувством.
— Павел Александрович!.. — взволнованно забормотал он. — Я вам очень благодарен… Я очень ценю… я… поверьте…
— Да, — сказал Норов. — Да, конечно.
Когда он уходил, Борис Петрович смотрел ему вслед пронзительными синими страдальческими глазами, в которых стояли слезы.
***
Армяне управились с ремонтом за полгода, что для такой большой площади было слишком быстро и подразумевало множество различных недоделок. Зато Верочка теперь смогла переехать, о чем она давно с нетерпением мечтала. Расставив купленную мебель и разложив вещи, она позвала Норова на новоселье. В ее сознании квартира как-то неприметно сделалась из общей, семейной, — ее личной, собственной. И мужа она воспринимала уже не хозяином, а гостем. Он, впрочем, не особенно возражал против такой роли, — лишь бы от нее избавиться.
Дом находился в новом элитном жилом комплексе, построенном неподалеку от Московского университета. «Ванечке будет близко на учебу бегать, когда подрастет!», — радовалась теща. В комплексе имелась своя школа, детский сад; поблизости располагались магазины, рестораны, кафе, салоны красоты. Все было удобно, продуманно,
