Черное дерево - Мерседес Рон

Я нахмурилась.

– Короче говоря, мне придется сидеть здесь взаперти?

Маркус встал и налил себе бокал янтарного виски.

– Дела на улицах обстоят паршиво… Банды делят территорию, и я не могу гарантировать твою безопасность за пределами этих четырех стен; по крайней мере, пока не минует опасность.

Уилсон все это время упорно молчал.

– И когда же это закончится?

Маркус повернулся ко мне и отхлебнул из бокала.

– А что? Тебе срочно надо куда-то выйти?

«Осторожнее, Марфиль», – прошептал внутренний голос.

С тех пор как как начались эти наши странные отношения, все стало по-другому. При мысли об этом мне хотелось плакать. Если бы я ответила, что мечтаю отсюда уйти, это означало бы, что до сих пор я лишь играла с ним.

Я тщательно обдумала ответ.

– Хочу снова почувствовать себя в безопасности.

Маркус кивнул, посмотрел на свой виски и снова поднял голову.

– Пока ты делаешь то, что я говорю, с тобой ничего не случится. – С этими словами он снова сел. – А теперь извини, но у меня масса дел.

Я вышла из кабинета Маркуса в сопровождении Уилсона, который молча следовал за мной.

Он проводил меня до заднего двора, где я собиралась поплавать в бассейне.

– Можешь сказать, почему ты здесь? – спросила я.

Прежде чем ответить, Уилсон огляделся по сторонам.

– Я здесь, чтобы защищать тебя, и не более того.

Я посмотрела на него, скрестив руки на груди.

– Кто тебя прислал? – спросила я. – Отец?

Он засомневался, и этого хватило, чтобы я все поняла.

– Почему он сам не приехал? – спросила я.

Я была уверена, что все их рассказы, особенно о работе – ложь столь же огромная, как этот дом. Когда на нас напали на той дискотеке, Себастьян расправился со всеми нападавшими меньше чем за три минуты; он спас мне жизнь, это правда. Никто не приказывал ему бросаться на мою защиту, но ситуация вышла из-под контроля. То, что нас связывало, было чревато огромным риском для нас обоих, и я предпочла отступить, поскольку не намерена была его прощать.

Я вздернула подбородок и яростно посмотрела на Уилсона.

– Увидишь его, передай, что он гребаный трус.

Повернулась к нему спиной, сняла платье, под которым был надет купальник, и бросилась в воду, надеясь успокоиться.

Появление Уилсона произвело странный эффект. Теперь я почти не могла сомкнуть глаз; с тех пор как приехал Уилсон, оживив воспоминания, почти уже похороненные в глубине души и сердца, сны превратились в кошмары, где мы с Себастьяном снова были вместе.

Разум как будто решил надо мной подшутить. Днем у меня не было ни секунды, чтобы вспоминать о нем, но, стоило закрыть глаза… и он тут же являлся, кареглазый и мускулистый, и его руки сжимали меня в объятиях.

Во сне происходило то, чего мы не делали в реальности, хотя никогда не доходило до конца. Это была физическая пытка, добавившаяся ко всем прочим пыткам, которые мне приходилось терпеть в течение дня. Я просыпалась в холодном поту, разочарованная и сгорающая от желания.

Пробуждения были кошмаром. Как ужасно осознавать, что в глубине души я скучаю по нему больше, чем по кому бы то ни было, больше, чем по всем родственникам и друзьям. Я скучала по его взгляду, манере говорить, но больше всего – по его способности довести меня до чудесного бурного оргазма. Во сне он делал со мной все, что хотел, и я страстно отвечала на его ласки. А потом, когда почти доходила до высшей точки, глаза внезапно открывались, и меня охватывали паника и страх разоблачения; мне было жутко от одной мысли, что Маркус может догадаться, что происходит у меня в голове, и это совершенно выбивало из колеи. Наслаждение, ужас, тоска; потом снова наслаждение, ужас, тоска… Эта повторялось и повторялось каждый день и каждую ночь.

Я послушалась Маркуса и не выходила из дома, лишь прогуливалась по пляжу с Рико, чтобы он не скучал. Однажды, когда я возвращалась с пляжа по каменистой тропинке через сад, Маркус вышел навстречу. Он был в шортах, дорогой футболке и босиком. Подошел ко мне, опустился на колени и отстегнул поводок Рико.

Затем погладил пса по голове и потрепал за ушами. Он знал, что Уилсон и остальные телохранители держатся позади, на почтительном расстоянии, но достаточно близко, чтобы видеть нас и слышать.

– Никогда не спрашивал тебя о нем. Какой он породы?

Я выпрямилась, Маркус тоже. Рико унесся вприпрыжку с лаем.

– Не знаю. Я подобрала его на улице, – сказала я.

Когда пальцы Маркуса коснулись моего затылка и принялись медленно перебирать волосы, я напряглась.

– Занимаешься благотворительностью, подбираешь собак на улице. Уж не заставишь ли ты меня усыновить какого-нибудь умирающего от голода ребенка, когда мы поженимся?

Мое сердце замерло; я не смогла скрыть ужаса.

– Маркус…

– Ты не хочешь стать женой Маркуса Козела?

Я нервно сглотнула, обдумывая безобидный ответ, который бы его не рассердил.

– Я еще слишком молода, чтобы думать о замужестве.

Маркус окинул взглядом мои плечи, а затем снова уставился мне в лицо.

– Настанет день, когда ты будешь готова, и станешь моей навсегда, принцесса. Мы родим самых красивых на свете детей, и я дам тебе все, чего ты пожелаешь.

Не дав мне времени что-либо сообразить, он набросился на меня, целуя и тиская ягодицы.

Я почувствовала на спине взгляд Уилсона, взгляды всех телохранителей и подумала, что он… что он может рассказать Себастьяну.

Я отвернулась, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не заплакать.

– Мне не нравится, что они смотрят на нас, Маркус, – сказала я.

Он запрокинул голову и улыбнулся потемневшими от желания глазами.

– Однажды настанет день, когда ты перестанешь придумывать все эти отговорки, – сказал он, взяв меня за руку. – Пойдем прогуляемся?

Я не могла ему отказать, и мы гуляли целый час. Но я могла думать лишь об одном – расскажет ли Уилсон Себастьяну о том, что видел.

К счастью, тема брака больше не поднималась, и, не имея возможности удаляться от дома, я сосредоточилась на расследовании прошлого моей матери и причин, по которым она решила уехать в Соединенные Штаты, чтобы работать горничной, хотя у нее была лучшая в мире работа в Москве – по крайней мере, мне так представлялось.

Когда я прокралась на кухню, мать Ники не захотела со мной говорить. Увидев, с каким ужасом