Бессонница - Сара Пинборо
– Собирался. – Он отряхивает руки. – Я еще к этому не приступал.
– Как и ко всему прочему, – вырывается у меня сквозь зубы прежде, чем я успеваю остановиться. Кажется, этот понедельник – не лучшее начало недели в нашем домашнем мирке. Хвала Господу за мою работу, думаю я, забираясь в салон после взаимного дежурного «пока». Хвала Господу за нее.
Без спешки выезжая на шоссе, я размышляю: могли бы те юнцы с парковки сделать это? Пока я спала в машине? Или ночью. Мой адрес был в бумажнике. Они вернулись, чтобы еще разок до меня докопаться? Я вспоминаю о медсестре, что привезла мне бумажник. Ее лицо все время всплывает у меня перед глазами. Она выглядела столь же уставшей и всем по горло сытой, как и я. Родственная душа. Быть может, еще и одинокая. Я поеживаюсь при одной только мысли о том, как грубо повела себя с ней. Вероятно, это был ее последний добрый поступок на долгое время вперед.
Запаска слегка вибрирует, и я еще сильнее сбавляю газ, снова возвращаясь мыслями к поврежденной шине. Меня поражает внезапная догадка. Не Миранда ли это Стоквелл? Я ведь почти уверена, что это она поцарапала мою машину и оставила ту записку на ветровом стекле. Ей известно, где я живу? У нее неустойчивая психика, это очевидно из всех описанных Паркером инцидентов, которые мы представили суду. Сотни телефонных звонков, оскорбительные сообщения, ее заявления в полицию о похищении детей, проникновение в дом супруга и учиненный там разгром… Быть может, теперь она обратила свой гнев на меня? Как далеко она способна зайти? Это необходимо прояснить.
Элисон уже на месте. Дверь ее кабинета открыта, чтобы я могла убедиться, что она работает. Проходя мимо, я с улыбкой желаю ей доброго утра, выкладываю свой диктофон на стол Розмари и оставляю той записку с просьбой найти кого-нибудь, чтобы поменять мне колесо, а потом иду за кофе. Торт я оставляю в кухне, опять-таки, с запиской к коллегам, чтобы угощались, и наконец добравшись до собственного офиса, падаю в кресло, мечтая лишь о том, чтобы каждая косточка в моем теле болела не так сильно.
Смирившись с неизбежным, я делаю то, что должно быть сделано, а потом набираю номер Паркера Стоквелла. На часах всего половина восьмого, но его распорядок мне известен. Для него дело чести встать не позже половины пятого, чтобы отправиться прямиком в спортзал, а уже оттуда – на работу к семи. Так что, когда я ползла к своей кровати, чтобы вздремнуть тот жалкий час, он, вероятно, уже проснулся.
– Эмма, приветствую. Какое приятное утро понедельника, – звучит у меня в трубке его бархатный голос.
– Просто хотела поблагодарить за цветы. Не стоило, но все равно – спасибо, они прекрасны.
– Прекрасные цветы для прекрасной женщины.
Он что, правда так сказал? Как отвратительно. Мне вдруг приходит в голову, как эта ситуация выглядит для Паркера: я ждала все выходные, чтобы позвонить ему в понедельник, потому что дома на виду у мужа не хотела этого делать.
– Хотела спросить, не было ли у тебя больше проблем с Мирандой? – интересуюсь я. – Любые проявления после решения суда.
– С Мирандой? Нет. Она уехала к своим родителям в Лондон. Я почти уверен, что они приехали забрать ее в субботу. Так мне сказали мальчики, с ее слов. Время, проведенное с семьей, может убедить ее обратиться за помощью.
– Хорошо. Это хорошо.
Это в самом деле хорошо. Если в субботу ее не было в Лидсе, значит, ночью в воскресенье она не могла искромсать мою шину. Может быть, это и правда те детишки из супермаркета.
– Если что-то все-таки произойдет, лучше сразу сообщи в полицию и ничего не предпринимай. Именно этого она и будет ждать.
– Очень мило, что ты до сих пор обо мне беспокоишься. Послушай, этот ужин…
– Мне нужно отключиться, прости, Паркер. Звонок по другой линии, я должна его принять.
Мой телефон и в самом деле оживает. Сколь бы ни было это полезно для моего тазового дна, получив нужную информацию, я более не имею желания продолжать разговор. Я и так уже произвела на него ложное впечатление.
Я вешаю трубку и перевожу взгляд на дисплей мобильника. Сообщение от Фиби. Целое сочинение. Прости, что не ответила. Я спала. Прости, что я тоже вышла из себя – у нас обеих стресс. Кстати, ты так рано встала или еще не ложилась??? Я знаю, ты скажешь, что тебя это не касается, но маме, очевидно, утром стало хуже. Я собираюсь поехать в больницу ненадолго. Прости, что я не сказала о своем возвращении.
…так рано встала, или еще не ложилась??? – куча вопросительных знаков. Они много значат. Я умею читать между строк. Она не упоминает о том, что ночью была возле дома, но судя по содержанию ее письма, возможно, она хотела извиниться. С Фиби ни в чем нельзя быть уверенной. Хорошо хотя бы то, что мы не в ссоре. По крайней мере на данный момент.
К обеду легкая тошнота от усталости, выпитого кофе и навязчивого запаха роз трансформируется в головную боль, и мне хочется глотнуть свежего воздуха. Распахнув окно, я упиваюсь первыми несколькими глотками почти-что-свежего городского воздуха, высунувшись наружу так далеко, как позволяет мне оконная рама. Привалившись к окну, я почти мгновенно ощущаю облегчение и наслаждаюсь моментом, наблюдая за суетящимся внизу миром. Однако внезапно мне приходится прервать свое занятие, и я уже стою, наморщив лоб.
Я даже не знаю, чем маячащая в переулке напротив фигура привлекла мое внимание, но так уж вышло. Возможно, все дело в том, что она стоит неподвижно, в то время как вокруг все кипит. Быть может, ждет кого-то? Довольно странное место для встречи, когда прямо за углом есть несколько кафе и баров. Не то чтобы этот переулок отличался особой элегантностью. Это женщина в годах, со стальной сединой в волосах, одета в клетчатое пальто – возможно, чересчур броское для ее возраста. Лицо незнакомки наполовину закрывают массивные солнечные очки. Она поднимает взгляд на наше здание. Едва приметив меня, женщина тут же отступает обратно в тень. Словно не хочет быть узнанной.
Она что, наблюдала за мной? Или просто смутилась?
Я изо всех сил стараюсь смотреть в другую сторону, а она пулей вылетает из переулка и, не оглядываясь, спешит прочь по улице. Я смотрю ей вслед.
– Пришла твоя знакомая, Мишель. Спрашивает, не уделишь ли ты ей десять минут. – Обернувшись, в дверях своего кабинета
