Владимир Гриньков - Приснись мне, убийца
– А вы ешьте. У нас много всего с собой.
– Ну, смотрите, – развел руками Козлов. – Я вас предупредил.
Он взял несколько колечек колбасы и с наслаждением отправил их в рот. Маленькая Валя смотрела на него почти с восхищением.
– Умеешь так? – спросил Козлов.
– Нет.
– Плохо ешь, да?
– Плохо, – ответила за дочку мать. – Мучаемся с ней.
– А это пройдет.
– Вы думаете?
– Конечно. У меня вот, например, до сегодняшнего дня не было аппетита. Совершенно.
– Оно и заметно, – засмеялась женщина.
– Честное слово! – поклялся Козлов и тоже засмеялся.
В купе заглянул проводник. Кажется, со вчерашнего дня он стал еще мрачнее.
– Чай будем пить? – хмуро поинтересовался он.
– Да, – ответил Козлов. – Пять стаканов.
– Пять? – изумилась его соседка.
– Вы ведь с дочкой по одному выпьете?
– По одному.
– А мне три стакана, – сказал Козлов. – Итого пять.
Ему сейчас всего побольше хотелось: и чая, и смеха, и солнца. Он ничего этого не замечал раньше и теперь наверстывал упущенное.
– Вы домой едете? – спросила женщина.
– Нет, из дома.
– В командировку?
Козлов не стал ее разубеждать.
– А кем вы работаете?
– Даже трудно сказать, – засмеялся Козлов. – Я сейчас вроде бы никто.
– Безработный, что ли?
– Нет, здесь другое. Я аспирант. Пишу кандидатскую диссертацию.
– О! – сказала уважительно женщина.
– Когда ее напишу – буду преподавать где-нибудь в институте. Появится профессия, статус. А сейчас я действительно никто. И не учусь, и не работаю.
– Но ведь все впереди.
– Да, все впереди, – согласно кивнул Козлов.
Как она хорошо сказала – все впереди. Проводник принес чай – пять стаканов. Когда он ушел, Козлов сказал, кивнув ему вслед:
– Мрачный какой, а? Не радуется жизни.
– Человек при исполнении, – вступилась за проводника женщина.
– Если он при исполнении – у него улыбка должна быть от уха до уха, – сказал беззаботно Козлов. – Длина развернутой улыбки – десять сантиметров. Так в эмпээсовской инструкции написано.
Женщина посмотрела на него недоверчиво. Козлов рассмеялся.
– Вы шутите?
– Конечно, – легко признался Козлов.
– Вы его простите, – попросила женщина. – Может быть, у него проблемы. У вас бывают проблемы в жизни?
– Еще какие! – сказал важно Козлов.
– Например?
– С утра хочется солнца, а идет дождь. Каково?
– Но сегодня солнце, – напомнила женщина.
– Неужели? – Козлов выглянул в окно. – Вы правы. Значит, претензии снимаются.
Он был прав, когда бросил все и уехал. Нужна была встряска. Удар. Пощечина собственному мерзкому настроению.
– Вы надолго в Челябинск? – спросила женщина.
– Нет.
Он был искренен, когда отвечал так. Ему и Челябинск был теперь не нужен. Все восстановилось в один миг. Надо лишь собрать воедино мысли, привести их в порядок. Отвернулся к окну. Далеко на лугу паслись коровы. Пастух застыл неподвижным столбиком.
– Скажите, – произнес Козлов, не оборачиваясь, – у вас бывает так: вы оглядываетесь по сторонам, и вам кажется, что вы уже были в этих местах? Все знакомо до мелочей.
– Да.
– Правда? – Он повернул голову и внимательно посмотрел на женщину.
– Бывает. Такое неясное чувство, ощущение узнавания…
– Да-да, – поспешно кивнул Козлов.
– Когда знаешь, что откроешь вот эту дверь, а за ней тебе все знакомо, хотя никогда прежде здесь не бывал. И вот ты эту дверь открываешь, а за ней…
Козлов замер.
– …все так, как представлялось.
– Но почему?
– Не знаю, – пожала плечами женщина.
С ней происходит то же самое, что и с Козловым. Ничего особенного. Просто так устроен мир.
– Удивительно, – пробормотал Козлов.
– Да, – согласилась женщина. – И невозможно найти этому объяснения.
– Ваш чай остывает.
Козлов залпом выпил два стакана, один за другим. На третий его уже не хватило.
– Переоценили свои силы! – засмеялась женщина.
И Козлов засмеялся вместе с ней – счастливо и смущенно одновременно.
Зачем ему далекий, неведомый Челябинск? К чему это поспешное бегство? Он от кого-то бежит? Или от себя?
– Какая ближайшая станция? – спросил Козлов.
– Не знаю.
Он выйдет. Прямо сейчас, на первой же остановке. Вернется домой – к Вике, к Дмитрию Николаевичу. И извинится перед обоими. Ни Вика, ни профессор ни в чем перед ним не виноваты. Это он, Козлов, виноват. Ему всего несколько минут потребовалось на то, чтобы окончательно все разложить по полочкам.
Когда он достал с полки сумку, оставалось уже только объяснить попутчице хоть что-то.
– Забыл свои записи, – сказал первое, что пришло в голову. – Придется возвращаться.
Он сошел с поезда и в кассе купил обратный билет.
Глава 11
Попутчиками Козлова на этот раз оказались три офицера: два капитана и майор. Им всем было немного за тридцать, почти ровесники Козлова. На столе стояли водочные бутылки и горой навалена всякая снедь: колбаса, помидоры, хлеб и даже связка бананов.
– Привет! – сказал майор, едва Козлов вошел в купе, и налил в стакан водки. – Домой едем?
– Домой.
– Отлично, – сказал майор и протянул стакан с водкой Козлову: – За встречу.
Козлов выпил, и майор тут же протянул ему помидор на закуску.
– Прямо как отец родной, – сказал Козлов. – Такая забота – непривычно даже.
– Мы – армия, – гордо произнес майор. – И защита мирного населения – наша главная задача. – И пьяно подмигнул Козлову. – Меня Константином зовут. Костя, в общем.
– Меня – Олег.
– А это – Саша и Алексей, – представил майор своих попутчиков. – Ты извини вообще, что мы тебя так встретили.
– Как? – не понял Козлов.
– Ну, таким вот маленьким беспорядком, – майор Костя повел взглядом вокруг. – Месяц в чистом поле просидели, это, я тебе скажу, не жизнь.
– Учения, – сказал понимающе Козлов.
– Что-то вроде того. Космонавтов встречали.
– Это вот тех, что приземлились недавно?
– Они самые, Олег. Мы, чтоб ты знал, – ПСС.
– Что? – не понял Козлов.
– Поисково-спасательная служба. Слышал?
– Нет.
– Вот видишь, – сказал майор Костя печально. – А кто, по-твоему, космонавтов встречает? Это только по телевизору показывают: «шишки» всякие в лампасах и папахах, кто-то цветы сует, ну и всякая такая дребедень. А на деле все не так! Мы вот с ребятами из «вертушки» не вылазим…
– Из вертолета, – пояснил Козлову один из капитанов.
– Да, из вертолета, – поправился майор. – Отслеживаем, куда «эс-а» приземлится…
– Спускаемый аппарат, – опять пояснил капитан.
– Да, спускаемый аппарат. И все, только они посадку совершили – для нас работа начинается. Мы ни перед кем не держим ответ, перед одним только прокурором. Наша задача – чтобы здесь, на Земле, у космонавтов все было нормально. И вот мы их оттуда извлекаем, а они еще совсем беспомощные, их Земля принимает без любви.
Майор махнул рукой:
– Да ладно, чего там. Давай выпьем лучше.
Разлили по стаканам водку, выпили.
– В этот раз он сидит, космонавт-то, – сказал майор. – Уже и эти, с лампасами, прилетели. Он им докладывает, что все нормально, мол, и вдруг – р-раз! – голова у него набок.
– Как это? – не понял Козлов.
– Сознание потерял. Говорю же, Земля принимает без любви. Организм к невесомости привык, даже сердце кровь как-то по-другому гонит, не так, как на Земле; и вдруг в одно мгновение – снова сила тяжести, и организм отключается. Резкая смена обстановки, понял? И это все меняет. Коллапс! Слышал?
– И что дальше?
– Так мы для того к нему приставлены. Сразу рукав закатали, шприц, дозу мы знаем…
– Дозу чего?
– Наркотика. Раз – он глаза открывает, ресницами хлопает – ой, братцы, что такое, почему суета, я ничего не помню.
– А потом опять, – вставил один из капитанов.
– Да, – подтвердил Костя. – Через минуту снова без сознания. Ну, мы ему тогда еще одну дозу, а генерал и говорит: мол, хватит, ребята, перекачаете его, достаточно.
А мы и сами знаем, что хватит.
Козлову было легко среди этих людей. Ему казалось, что день складывается чудесно. Не он задавил в себе тревогу, она совсем его покинула. Ушла, и даже следа не осталось.
Одну за другой они выпили две бутылки водки и приступили к третьей. Козлов уже рассказал о себе, о диссертации, которую пишет. Офицеры смотрели на него уважительно, и их внимание, внимание уверенных в себе людей с обожженными степным солнцем лицами, ему льстило.
За окном уже стемнело. Воздух вокруг Козлова плыл, и лица офицеров стали размытыми.
– Мы ночью приезжаем? – спросил Костя.
– Ночью, – подтвердил Козлов, и веки сомкнулись непроизвольно.
– Так, может быть, поспишь?
– Чего уж там спать. Я посижу, мне с вами хорошо, ребята.
Но сил у него уже не оставалось, и через час его уговорили лечь на верхнюю полку. У офицеров еще была бутылка водки, и они бодрствовали. Уже за полночь Козлов начал метаться на полке и скрипеть зубами. Он спал очень беспокойно, и Костя дважды, поднявшись со своего места, похлопывал спящего Козлова по груди и приговаривал:
