Владимир Гриньков - Приснись мне, убийца

Остановка. Старушка, сделавшая Козлову замечание, вышла из автобуса и неловко заковыляла по тротуару, Козлов проводил ее беззлобным взглядом, пока она не скрылась за дверями магазина. Козлов поднял глаза и увидел вывеску над дверью: «Молоко». И у него сердце отчего-то сжалось, он смотрел широко раскрытыми глазами на эту вывеску, а автобус уже отправился от остановки, и стена дома, в котором располагался молочный магазин, поплыла за окном. Серая штукатурка, водосточные трубы, цветок в чьем-то окне. Этот дом был ему знаком.

– Пусть остановит! – крикнул Козлов и рванулся к выходу. – Дверь пусть откроет, я выйду!

Людей в автобусе было много, и ему стоило немалых усилий добраться до двери.

– Спохватился! – сказал кто-то неодобрительно.

– На следующей остановке выйдешь, – ехидно добавил старик в светлой кепке.

Но Козлов разбуянился, и водитель остановил автобус.

Козлов выпрыгнул на пыльный асфальт и торопливым шагом направился к молочному магазину, но, не доходя до него, будто чего-то испугавшись, перешел на другую сторону улицы. Он прошел мимо серого дома, поглядывая на него настороженно. Двери подъездов выходили на эту сторону, но Козлов почему-то знал, что эти двери заперты и в подъезд можно попасть только со стороны двора, там тоже есть вход. Еще он знал, что в этом дворе есть детская площадка и стол, за которым проводят время местные фанаты домино. У него эта картина стояла прямо перед глазами, и он был немало удивлен своим знанием, потому что в том дворе не бывал ни разу.

Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы перейти через улицу и приблизиться к серому дому. Он хотел бы малодушно убежать отсюда, но непослушные ноги сами несли его вперед. Он обогнул угол и действительно увидел детскую площадку – именно такую, какой он себе ее представлял пару минут назад. И стол для доминошников тоже был. Два нетрезвых мужика сидели за этим столом, а перед ними стояла початая бутылка вина.

Козлов все здесь знал и знал, куда идти дальше, но ужас в нем все рос и, казалось, заполнил все клетки. Козлов, все еще не решаясь войти в подъезд, подошел к столу и тяжело опустился на лавку. Мужики сделали вид, что не заметили его появления.

Двор был засажен деревьями. Тень и прохлада. Отличное место. Хорошо здесь жить.

– Будешь? – спросил один из мужиков и придвинул к Козлову стакан с вином.

Решили поделиться. Пришел, сидит и молчит. Понятное дело: не уйдет, пока не угостят.

– Нет, – сказал Козлов.

Поднялся и поспешно направился к подъезду. Подъездов было три. Он шел к среднему. Знал, что именно здесь.

Открыл дверь, она распахнулась со скрипом – и даже этот скрип ему был знаком. Вошел, отпустил ручку двери и взглянул на ладонь – она была мокрой от внезапно выступившего пота. И сердце колотилось уже совсем бешено. Он сейчас боялся, что не дойдет, упадет прямо на лестнице, – так ему стало нехорошо.

Обычная пятиэтажка, без лифта. Грязная лестница, стены исписаны акселератами. Какой же этаж? Третий? Нет, четвертый. Козлов стал подниматься по лестнице. Значит, четвертый. Но он ошибся. Дверь, ту самую, он увидел на площадке третьего этажа. Старая дверь в потеках краски. Табличка с цифрой «32». И даже про эту табличку он знал. И теперь стоял, рассматривая ее широко раскрытыми глазами.

За его спиной внезапно щелкнул дверной замок. Козлов, не оборачиваясь, поспешно нажал на кнопку звонка. Он чувствовал себя мальчишкой, которого застали за неблаговидным занятием.

– Там нет никого, – сказал женский голос за его спиной.

– Что? – обернулся Козлов.

Женщине было лет сорок. Короткая прическа, глаза чуть навыкате.

– Кто вам нужен? – спросила она.

– Кто-нибудь из этой квартиры. Я с телефонной станции.

– Там нет никого, – опять сказала женщина.

– Уехали? – спросил упавшим голосом Козлов.

– Умерли.

– Все?

– Здесь старички жили, муж с женой. Муж умер, а женщину убили.

– Давно? – нашел в себе силы поинтересоваться Козлов.

– Несколько дней назад.

Он и сам знал, что старушку убили. Она погибла от удара страшной силы чугунной сковородой.

– Жаль! – пробормотал потрясенный Козлов и стал спускаться по лестнице, с каждым шагом все быстрее и быстрее, и на улицу он уже вылетел стремглав.

По улице почти бежал, но через полквартала убавил шаг, а в голове металось хаотично: «Убита! Убита!»

Ночные кошмары всегда начинались неожиданно. Козлов видел себя крадущимся в ночи, видел свои жертвы, к которым никогда не испытывал ни жалости, ни сострадания, и в конце концов просыпался в холодном поту, чтобы с радостью помилованного обнаружить, что все происходящее – лишь сон. И вдруг – случайно увиденный дом, тенистый двор, и все так нелепо и страшно совпадает – и во сне, и в жизни. Та же лестница и та же дверь.

– Что, брат, плохо?

– А?! – вскинулся Козлов.

Перед ним стоял мужчина в клетчатой рубашке и всматривался в лицо Козлова с тревогой.

– Сердце прихватило? – спросил мужчина.

Козлов ничего не ответил, пошел торопливо прочь. Он не подумал, что разумнее воспользоваться автобусом, и пошел пешком до самого своего дома. По пути все и решил. Ни на секунду здесь больше не задержится. Иначе – конец всему, он сойдет с ума.

Денег у него было совсем немного, но он не думал сейчас, на что будет жить. Хотел вырваться из города, уехать далеко, неважно куда, и это сейчас было его единственным желанием. Беспорядочно побросал в сумку вещи, не отдавая себе отчета, что ему может понадобиться, а что – нет, и опрометью выскочил из квартиры.

По дороге на вокзал Козлов вспомнил, что надо бы позвонить Вике, но тут же подавил это желание. Все оборвать в одночасье – и тогда, может быть, к нему придет спокойствие. Так он для себя решил. Уехать – и чтобы никто ничего о нем не знал.

В кассу стояли три человека. Козлов нетерпеливо переминался с ноги на ногу, перед ним уже оставался всего один человек, как вдруг Козлов вздрогнул и поспешно отвернулся. Мимо прошел милиционер. Взглядом скользнул профессионально цепким. И от этого взгляда Козлову стало холодно.

– Я вас слушаю, – сказала девушка-кассир.

– Мне один билет! – произнес поспешно Козлов.

– Куда?

– Куда? – Он замешкался.

Девушка смотрела на него, выжидая.

– В Челябинск! – сказал Козлов.

Он был в Челябинске проездом, когда возвращался после демобилизации из армии. Ему помнилось, что это очень далеко. То, что нужно сейчас.

– Купейный? – спросила девушка.

– Да.

Он взял билет, как индульгенцию. Все оставить в прошлом, чтобы снова жить. Ему все еще было не по себе, но уже хотя бы появилась надежда, что все образуется.

Мрачноватою вида смуглолицый проводник проверил билет.

– До Челябинска? – уточнил.

– До Челябинска, – подтвердил Козлов. – Там же написано.

Глава 10

Утро для него началось с перестука колес. Козлов открыл глаза и увидел покатый потолок купе. За окном мелькали деревья, отчего солнечный свет казался чередой хаотично вспыхивающих огней, рассыпанных вдоль железнодорожного полотна.

И когда чувства в нем проснулись, Козлов с изумлением обнаружил смену настроения. Он не стал счастливее. Просто к нему вернулась жизнь. Он лежал на верхней полке, глядя в потолок, и не чувствовал всепроникающей тревоги. Мысли были ясны. Как хорошо!

Козлов свесился с полки. Молодая женщина и ее дочка одновременно подняли головы.

– Здравствуйте! – жизнерадостно сказал Козлов. – Вы ночью, наверное, сели?

– Да, – приветливо улыбнулась женщина.

– Далеко едете?

– До Челябинска.

– И я до Челябинска.

– Завтракать с нами будете?

– Буду, – ответил Козлов, приятно удивленный своим открытием: у него проснулся аппетит.

Это было похоже на неожиданное выздоровление. Благородный консилиум уже вынес вердикт, что больной не дотянет и до следующего утра. Родственники наперегонки бросились прощаться, теснясь у постели, которая вот-вот станет смертным одром, а приговоренный вдруг беззаботно встал и пошел. Козлов засмеялся, счастливый.

– Какое утро, а? – сказал он, делясь своей радостью.

Женщина выглянула в окно. Мелькали деревья. Солнце уже поднялось над их верхушками. По небу плыли редкие облака. Все как обычно. Она так и не поняла ничего. Просто не знала, что такое проснуться и узнать, что живешь.

– Как дочку звать? – спросил Козлов.

– Валя.

– Сколько лет?

– Шесть.

– В школу не ходит еще?

– Этой осенью пойдет.

– Не рано?

– Нормально.

На столе лежала колбаса, стоял пакет с кефиром. Хлеб был нарезан по-женски аккуратно.

– Угощайтесь, – сказала женщина.

– С удовольствием. Только вы меня сдерживайте.

– Почему? – удивилась женщина.

– Во мне проснулся зверский аппетит, – засмеялся Козлов.

Солнечные лучи ласкали его лицо, и от этого ему было тепло и хорошо.

– А вы ешьте. У нас много всего с собой.