Масонская касса - Андрей Воронин
* * *
Глеб не терял драгоценное время. Если бы Якушев действительно хотел, чтобы Слепой тихо и чинно сидел перед телевизором в гостиничном номере и дожидался его возвращения, он просто запер бы дверь снаружи, а ключ унес с собой. Но он этого не сделал, из чего следовал простой вывод: майор хотел, чтобы Сиверов провел остаток дня с глазу на глаз с бутылкой. Что ж, подумал Слепой, почему бы не доставить человеку удовольствие? Случай с нарисованной на лбу мишенью ничему не научил Якушева; он по-прежнему считал своего подопечного опустившимся подонком, самозванцем, который обманом втерся в доверие к обожаемому им Павлу Петровичу, а бреши, пробиваемые Глебом в самомнении этого кретина, затягивались с поразительной быстротой. У Якушева была чугунная, прямо-таки несокрушимая психика, и это только укрепляло Глеба во мнении, что ему здорово повезло с напарником.
Выйдя из гостиницы, Глеб поймал такси и попросил водителя отвезти его в Дубки, имея весьма отдаленное представление о том, что означает данное географическое название. Неведение его было рассеяно буквально через десять минут, которые потребовались водителю дребезжащей «Волги» на то, чтобы преодолеть расстояние от центра города до указанного пассажиром пункта. Дубки оказались окраинным микрорайоном, населенным, судя по тому, что увидел Глеб из окна машины, людьми преимущественно военными, привыкшими к форме настолько, что даже в булочную бегали в камуфляжных бушлатах. А может быть, у них просто не было другой одежды?
Такси остановилось перед подъездом пятиэтажного панельного дома. Неизменно производимое на Глеба типовой советской архитектурой тягостное впечатление в данном случае усугублялось плачевным состоянием постройки, которая явно не первый десяток лет раздумывала, дождаться ей экскаватора с чугунной бабой вместо ковша или завалиться самостоятельно. Плохая погода загнала под крышу неистребимых старух, которые несут бессменную вахту возле каждого российского подъезда, и Глеб про себя отметил это обстоятельство как весьма отрадное. Он расплатился с таксистом и вышел, нащупывая в кармане ключи.
Квартира, однокомнатная «хрущоба», располагалась на третьем этаже. Дверь была из тех, что в начале девяностых в массовом порядке устанавливали в своих жилищах измученные бесконечными квартирными налетами россияне и прочие обитатели разваливающейся на куски страны. Черная краска, которой был выкрашен этот раритет, кое-где облупилась, а прямо под глазком какой-то одолеваемый неудовлетворенной тягой к самовыражению подросток нацарапал гвоздем короткое непечатное слово. Сам глазок был залеплен жевательной резинкой; обернувшись, Глеб посмотрел на дверь соседней квартиры — дубовую, очень красивую, но обезображенную следами грубого взлома и неаккуратного ремонта. Все было ясно; брезгливо морщась, Слепой отковырнул закаменевший комок, бросил его на замусоренные ступени и отпер дверь.
В квартире царил приятный полумрак, создаваемый висевшими на обоих окнах — в комнате и в кухне — плотно задернутыми пыльными шторами. Из мебели в комнате наличествовали только ветхое кресло-кровать и обшарпанный журнальный столик. Ткнув пальцем в крышку, Сиверов убедился, что его догадка верна: столик ответил на прикосновение опасным вихлянием, напоминающим круговое вращение бедрами из комплекса упражнений утренней зарядки. На кухне обнаружился еще один стол — обеденный, с покрытой изрезанным бледно-зеленым пластиком крышкой, и тяжелый, неуклюжий деревянный табурет откровенно армейского образца. Газовая плита была чистой, но выглядела лет на сто, и Глеб всерьез усомнился, хватит ли у него смелости когда-нибудь ее включить. Немудреная кухонная утварь — парочка мятых алюминиевых кастрюль, стопка разнокалиберных тарелок, вилка, ложка и даже хлебный нож со сточенным до узкой полоски лезвием — стояла частично на столе, а частично на подоконнике, скрытая шторой. Тяжелая чугунная сковородка обнаружилась в духовке. Еще из мебели в квартире были четыре пыльные голые лампочки — в комнате, в прихожей, на кухне и в совмещенном санузле — да стандартное сантехническое оборудование образца пятидесятых годов прошлого столетия.
— Я куплю себе туфли к фраку, — грустно процитировал Слепой, — буду петь по утрам псалом. Заведу я себе собаку… Ничего, как-нибудь проживем.
Он взялся за края плиты и, поднатужившись, сдвинул ее в сторону приблизительно на полметра — то есть ровно настолько, насколько позволял гибкий резиновый шланг, которым плита была присоединена к газовой трубе. Шланг этот выглядел лет на пятьдесят моложе всего остального в квартире, и впечатление это, насколько понимал Глеб, вовсе не было обманчивым.
На пыльном дощатом полу остались четыре следа от высоких чугунных ножек, на которых по старинке стояла плита. Пол здесь был настелен в лучших традициях советских строителей — из разновеликих, плохо подогнанных друг к другу обрезков, при внимательном рассмотрении складывавшихся в какую-то унылую мозаику. Глеб огляделся в поисках каких-либо инструментов и, за неимением лучшего вооружившись ножом и вилкой, поддел ими край одной из расположенных под плитой досок. Доска немного поупиралась, а потом уступила, открыв темную щель. Запустив туда руку, Сиверов удовлетворенно кивнул: тайник был на месте.
Опустошив тайник, он разложил на столе черные полиэтиленовые пакеты и стал последовательно изучать их содержимое. Тут было все необходимое: полный комплект документов, включая и документы на машину, ключи от этой машины, пистолет с глушителем, двумя обоймами и коробкой патронов в придачу; бумаги на право владения квартирой соседствовали с уродливым, но эффективным пистолетом-пулеметом «ингрэм». Разобранная на части снайперская винтовка в похожем на обыкновенный дипломат пластиковом футляре обнаружилась под ржавой, испещренной трещинами и сколами чугунной ванной. Здесь же лежали и деньги, в которых Глеб, собственно, не нуждался благодаря щедрости генерала Прохорова. «Привет с того света», — с усмешкой пробормотал он, привычно пробегая большим пальцем по срезу увесистой пачки.
Распихав по карманам все необходимое и спрятав остальное, он закрыл тайник и установил на место плиту. На пыльном полу остались четкие следы; отыскав под раковиной то, что когда-то было веником, Глеб кое-как размел пыль по углам.
Машин во дворе было довольно много, но все не те. Наконец ему попался на глаза сугроб, очертаниями отдаленно напоминающий легковой автомобиль. Чертыхнувшись, Глеб приблизился и рукой в перчатке смахнул слежавшийся пласт с бампера. На обнажившейся пластине номерного знака было четко выбито то самое сочетание букв и цифр, которое Сиверов запомнил, разглядывая в квартире документы на машину. Глеб снова чертыхнулся, припомнив деревянную лопату, которая скромно стояла в углу прихожей и вызвала его недоумение своей полной неуместностью внутри городской квартиры. Теперь оказалось, что лопата как раз таки была уместна — уместнее, пожалуй, всего остального убранства этой норы. Тот, кто подготавливал для него убежище, оказался очень предусмотрительным человеком — куда более предусмотрительным, чем агент по кличке Слепой.
Пришлось возвращаться наверх за лопатой. Уходя, Глеб суеверно посмотрелся в старое,
