Масонская касса - Андрей Воронин
Кроме того, Василий Николаевич никак не мог взять в толк, какого дьявола Губу понесло в ту сторону, да еще и на вертолете. В том направлении, насколько было известно Зимину, на расстоянии четырехсот километров не было ничего примечательного, помимо медленно вымирающих или уже вымерших лесных деревушек. И уж тем более не было там ничего, что могло бы вызвать интерес столичного мэра. Добро бы еще он управлял районом! И ведь вертолет взял не нормальный, армейский, а дряхлую медицинскую керосинку… С чего бы это?
Он снова сосредоточился на бормотании телевизора. Члены следственной группы выступали по одному, строя предположения, одно другого нелепее. Говорили о плохой видимости (Зимин пожал жирными плечами: видимость и впрямь была не ахти, но все-таки не настолько плохая, чтобы не заметить прямо у себя перед носом высоковольтную ЛЭП), о внезапно налетевшем сильном ветре (что, на взгляд Зимина, также было полнейшей чушью, поскольку никакого урагана не наблюдалось), о снежном заряде, о плохом техническом состоянии машины (опять же, что это должно быть за состояние такое, чтобы не совершить вынужденную посадку и не шмякнуться где-нибудь в лесу, а посреди чиста поля запутаться в дурацких проводах?)…
Начальник милиции Журавлев, мужик, в общем-то, неглупый, только малость повернутый на НЛО и прочей байде в этом же духе, нес откровенную, прочувствованную ахинею по поводу того, как он отговаривал уважаемого Константина Захаровича от этой поездки — будто заранее чувствовал, что добром она не кончится. Под конец интервью подполковник прямо перед камерой смахнул со щеки скупую мужскую слезу, из чего следовало, что он либо великий актер, либо уже успел основательно принять на грудь для успокоения нервной системы. Второе больше походило на правду, поскольку особой нужды пудрить телевизионщикам мозги и заговаривать им зубы у Журавлева не было: до вынесения экспертной комиссией своего заключения речь о возбуждении уголовного дела не велась. Какое заключение даст упомянутая комиссия, можно было догадаться заранее, а значит, Журавлев тут вообще был ни при кем и мог с чистой совестью послать корреспондентов куда подальше — к тем же экспертам, например. Что он и сделал, когда его попросили высказать свое авторитетное мнение о причинах трагедии…
Журавлева Зяма знал хорошо еще с тех времен, когда оба только-только начинали делать карьеру — Журавлев в роли оперуполномоченного уголовного розыска, а Зимин — в роли рэкетира на вещевом рынке. Помимо всего прочего, Зимину было известно, что, если уж подполковник срывался и позволял себе выпить в рабочее время, это в девяти случаях из десяти означало начало запоя продолжительностью от трех до десяти дней. В эти периоды Журавлев старался поменьше попадаться на глаза начальству, хотя ходил ровно и разговаривал членораздельно. Интервью он давал вчера, будучи, судя по всему, изрядно под мухой; следовательно, сегодня он тоже должен быть тепленьким. Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке; помня эту мудрую поговорку, Зяма набрал номер мобильного телефона начальника милиции.
Ожидая соединения, Василий Николаевич думал почему-то не о предстоящем разговоре и даже не о покойном Губе, а об этом чертовом квадрате Б-7. Еще один из членов их тесной, повязанной деловыми интересами, старыми спорами, кровью, деньгами и общим прошлым компании приказал долго жить. Большинство смертей пришлось на последние два-три года, и почти все они были так или иначе связаны с квадратом Б-7. Потому-то, наверное, Зимину и вспомнился этот квадрат, что Губарев тоже проявлял к нему повышенный интерес и даже, по слухам, совсем недавно потерял там четверых своих бойцов. Как, впрочем, и сам Зяма, тоже заплативший заколдованному квадрату дань людскими жизнями… В сущности, было странно, что Губа гробанулся не там; если бы смерть нашла его в квадрате Б-7, никто бы не удивился.
Вопреки его ожиданиям, подполковник ответил почти сразу.
— Ну, чего тебе? — спросил он вместо приветствия. Язык у него ни капельки не заплетался, но Журавлев был-таки под банкой, и преизрядно.
— А то ты не знаешь, — сказал Зимин. — Новости по телевизору посмотрел, вот и захотелось перекинуться словечком с кем-нибудь из старой компании. Жизнь-то, мать ее, такая короткая!
— Это да, — вздохнул Журавлев.
— Осиротели мы с тобой, мент, — продолжал Зяма, посасывая пропитанный дорогим скотчем кончик сигары. — Пришлют на его место какого-нибудь обормота с Гарвардским дипломом, чего тогда делать-то станем?
— Когда пришлют, тогда и посмотрим, — довольно уклончиво ответствовал начальник милиции.
— Ты, главное, новому мэру про пришельцев не рассказывай, — продолжая осторожно гнуть свою линию, дружески посоветовал Зимин. — Не то как раз без работы останешься.
— Больно вы все умные, — обиделся Журавлев. — Костыль, помнится, тоже любил на эту тему пройтись, и где он? И этот баран, господин мэр… Слетаю, говорит, на инопланетян твоих погляжу, контакт налажу. Хватит, говорит, им в лесу отсиживаться… Вот и слетал, башка еловая. Как был шпана безмозглая, так шпаной и помер. Так что ты шути, но с оглядкой…
У Зимина на мгновение перехватило дыхание. Такого успеха своей словесной диверсии он не ожидал — по крайней мере, не так быстро. Видно, подполковник был пьян вдребезги, раз проговорился сразу…
— Погоди-ка, — сказал Зимин, — ты что несешь? Ты хочешь сказать, что он собирался полетать над квадратом… сам знаешь над каким?
— Я тебе этого не говорил, — мигом протрезвев, быстро сказал подполковник. — Даже если ты пишешь разговор… Словом, мой тебе совет по старой дружбе: не пиши, а что записал — сотри и забудь. Если только ты попробуешь эту запись хоть кому-то…
— Да ладно тебе грозиться-то! — благодушно воскликнул Зимин. — Ничего я не пишу, успокойся, чудак…
— Это не мне, это тебе надо беспокоиться, — сказал Журавлев. — Грозиться я и не думаю. Я тебя, дурака, предупреждаю, что про этот квадрат даже заикаться никому не стоит.
— Это не я, это ты первый про него заговорил, — напомнил Зимин. — Сказавши «а», надо говорить и «бэ». Что там у вас с Губой вышло-то?
— Да что вышло, — с огромной досадой отозвался Журавлев. — Ничего особенного не вышло. То же, что и всегда, вот что вышло. Я ему: не надо, мол, туда лететь. А он уперся как баран: надо, и точка! Баран и есть.
— Как же тогда его на эту ЛЭП занесло? — изумился Зимин. — Это ж совсем в другой стороне!
— А я знаю? — В голосе начальника милиции звучала безнадежность. — Я же говорю, нечисто с этим квадратом! Ой как нечисто! Не знаю я, как его туда занесло, а только… Ты
