Ночной убийца - Александр Александрович Тамоников
– А Лазарев?
– Лазарев, естественно, в руках НКВД, и его ждет суровый суд за измену Родине.
– Но вы провалили эту операцию, господин чекист, – усмехнулся Уэлч и устало откинулся на спину. – Хоть что-то приятное за сегодня я все же испытал. Вы провалили, и вас накажут. Материалы ушли через границу и дойдут по назначению.
– Правильно, дойдут, – согласился Сосновский, снимая рубашку и майку и надевая шерстяной свитер вместо окровавленной одежды. – Они и должны дойти.
– Так это что? – Уэлч чуть было не вскочил. – Вы сказали… Значит, все это липа? Дезинформация?
Сосновский промолчал. Хотя все и очевидно, он не имел права говорить вслух. Как и планировалось, подготовка советских войск и переброска на Дальний Восток завершилась в трехмесячный срок. Никто не собирался тянуть время и долго готовиться. Имея такой бесценный опыт боев, который имела Красная Армия, оттягивать операцию было нельзя. Это был долг советского народа: ликвидация последнего очага Второй мировой войны, оказание помощи союзникам по антигитлеровской коалиции и народам оккупированных Японией стран. 9 августа 1945 года советские войска атаковали позиции 700-тысячной Квантунской группировки и в сложных непривычных условиях разгромили ее за три недели. А 2 сентября 1945 года Япония подписала капитуляцию, хотя американцы утверждали, что на капитуляцию Япония пошла, испугавшись чудо-оружия США – ядерной бомбы, спалившей заживо население двух городов. Но это будет еще не скоро, только через несколько месяцев.
Буторин увидел Голубеву, когда она перебегала дорогу по направлению к госпиталю. Он остановил машину и вышел на тротуар. Что случилось, почему она здесь? Он не видел девушку в буфете уже несколько дней, но расспрашивать было некогда, да и стоило ли вообще? Но сейчас было время, и Виктор остановился. Он увидел, как по ступеням спускался мужчина в накинутой на плечи кожаной куртке, а левая рука в гипсе висела на перевязи. Так это же Горячев! Лиза подошла к молодому человеку и осторожно обняла его за шею, потом взяла под руку. Буторин не выдержал и подошел к ним:
– Федор, что это за спектакль? Вот не ожидал от тебя такого фортеля! – засмеялся Буторин и повернулся к девушке. – И ты здесь, Лиза? Ну-ка, рассказывайте, что это у вас за такое странное свидание?
– Да вот, Виктор Алексеевич, – поглаживая гипс, ответил Горячев. – Чуть-чуть не повезло. Словил пулю, но говорят, жить буду и даже счастливо.
Буторин посмотрел на улыбающегося молодого оперативника, на Лизу, которая смущенно, но так трепетно прижималась лицом к плечу Федора. Что тут можно еще сказать и чего тут непонятного? Кажется, у ребят все в полном порядке, а раны заживут, кости срастутся. Дело молодое. Они сели на лавку неподалеку от входа. Федор достал папиросу, спички, но прикурить у него не получилось, и тогда Лиза выхватила у него коробок, зажгла спичку и поднесла к папиросе. Буторин умилялся тому, как девушка смотрела на Федора. Ну, вот и прошли все глупости. Теперь все на своих местах. Горячев курил и рассказывал, как его угораздило попасть под пулю, когда брали банду, как врач сказал, что о службе пора забыть. А потом выяснилось, что в госпиталь из Ленинграда приехал один известный хирург, и он прооперировал руку и даже сказал, что Горячев сможет и дальше работать в уголовном розыске. Просто надо будет долго разрабатывать руку. Но тут, как говорится, все зависит уже от самого пациента.
– Мы будем, обязательно будем ее разрабатывать. Я помогу, – заверила Лиза. – Федя у меня такой герой!
– Мы ведь пожениться решили, Виктор Алексеевич, – сказал Горячев. – Прощай, моя безалаберная холостая жизнь!
– Да, решили, – призналась Лиза.
– Так, может, подбросить вас до дому, Федор? Я на машине. Ты все там же, в коммуналке в Успенском переулке живешь?
– Нет, Виктор Алексеевич. – Лиза буквально взвилась на лавке. – Мы решили так, что жить будем у меня. Может, это и неправильно, что не жена приходит к мужу, но в коммуналке раненому никак нельзя. А у меня квартира хорошая, светлая. Правда же, что в этом нет ничего предосудительного, что Федор переедет ко мне?
– Ребята! – Буторин воровато оглянулся по сторонам, а потом, нагнувшись к молодым людям, тоном заговорщика заявил: – Ребята, у вас будут всегда проблемы до тех пор, пока вы будете оглядываться на мнение других и думать, как это будет выглядеть со стороны – предосудительно или нет! Это ваша жизнь, и вам ее жить. Вы строите свою семью, так зачем вам мнение других людей? Живите спокойно и по жизни идите прямо и с высоко поднятой головой. Главное, жить по чести, поступать по чести и любить друг друга, а остальное мелочи быта.
Они ехали в машине на заднем сиденье. Горячев поглаживал больную руку, а Лиза взахлеб рассказывала о том, что она ушла из кремлевского буфета. Она носила горячие обеды Федору в госпиталь и решила, что должна сама научиться хорошо готовить. Ведь и в буфете она тоже продавала людям приготовленную не своими руками еду. А тут вот загорелось, и она дома стала пробовать, нашла даже в библиотеке кулинарную книгу 1916 года издания. И вот уже две недели пробует готовить сама.
– Правда же у меня хорошо получается? – спросила Лиза Горячева.
Тот помолчал, и у девушки сразу вспыхнуло лицо, она испугалась этой паузы.
– Что? Не нравится? Ты же говорил, что… неужели так плохо?
– Глупая, ты чудесно готовишь! – рассмеялся Горячев.
– Фу, а я думала, что ты скрываешь от меня. – Девушка махнула рукой и стала рассказывать, как собирается осенью поступать в кулинарное училище, и станет поваром, и будет самым лучшим поваром в Москве, и будет работать в каком-нибудь шикарном ресторане, и вся Москва будет говорить о ней. Буторин ехал, слушал и, улыбаясь, думал о том, что вот уже у людей и мысли мирные, и планы строят на послевоенное время. Да и сама война ушла уже далеко от столицы, скоро совсем закончится. А как долго будут ее вспоминать люди?
Нельзя забывать, решил Буторин. Мы столько потеряли жизней, мы столько пережили, что грех забывать. Забывать несправедливо и даже подло. Детей воспитывать надо на подвиге нашего народа, и мы будем их воспитывать. Нельзя забывать еще и потому, что в любой момент в любой точке Земли, а то и возле самых наших границ вновь поднимет голову нацизм, снова оживет коричневая гадина. И тогда придется опять нам брать в руки оружие и снова бить нацистов. И будем бить, и побьем, ведь иначе нельзя.
