Ночной убийца - Александр Александрович Тамоников
– Людочка, что с вами? Вам плохо? Выпейте воды.
– Ох, документы, где они? – Ковалева открыла глаза и стала тревожно озираться. – Вот они! Георгий, у вас есть платок? Намочите его, пожалуйста… мне нужно положить на лоб… да, вот так…
Когда Ковалева скрылась за поворотом пустого коридора, Лазарев устало прижался спиной к стене. Не верилось, что вот так просто ему удалось выполнить задание чужой разведки. «Уж теперь мы поторгуемся, – подумал он, – эти фотографии дорого стоят».
Поезд двигался в сторону Ашхабада, и верблюды стали виднеться за окном чаще, чем автомобили. То, что Уэлч не поведет группу на Дальний Восток, а будет переходить границу где-то в другом месте, было понятно с самого начала. Сейчас было самым важным как можно быстрее убраться с территории СССР. Очевидно, что вариантов перехода границы было несколько. Лазарева от себя Уэлч не отпускал ни на шаг, хотя большую часть времени в дороге ему приходилось изображать из себя больного. Его горло и голова были перевязаны бинтами, а Ольга Садовская очень трогательно ухаживала за американцем: кормила его с ложечки и поправляла подушку, когда он ложился. Таким образом, вся суета с обслуживанием группы легла на плечи Сосновского. Он ходил за чаем, на станциях покупал хлеб, сыр, пирожки, вареные яйца и курицу. Попутно он успевал оставить записку или шепнуть оперативнику, следовавшему в их же вагоне, о положении дел и намерениях шпионской группы. Сосновскому из короткого разговора удалось понять, что Уэлч не намерен ехать до Ашхабада, хотя билеты были куплены до конечной станции.
Когда стало понятно, что пункт назначения будет раньше Ашхабада, Сосновский незаметно вызвал из купе Лазарева. Он поманил его за собой в другой конец вагона. Они подошли к тамбурной двери, Сосновский взялся за ручку и повернулся к дипломату.
– Что такое? – спросил тот, с подозрением хмурясь. – Куда вы меня ведете?
За спиной Лазарева откатилась дверь купе, сильная рука зажал ему рот, а еще две руки беззвучно втащили внутрь. Сосновский не спеша вернулся в свое купе. Садовская сразу стала спрашивать, не видел ли Пол русского, но тот только пожал плечами. Когда поезд тронулся, все молча переглянулись. А еще через час стало понятно, что Лазарев просто сбежал.
– Черт с ним! – сквозь зубы процедила Ольга. – Выдавать нас ему смысла нет. Сам предатель. А нам же без него легче. Не придется с собой тащить.
Около часа ночи, когда поезд остановился на пустынном полустанке среди саксаулов, трое обитателей купе мягкого вагона тихо вышли в тамбур, а потом спустились на насыпь. Уэлч, разматывая ненавистные бинты, от которых у него жутко чесалась голова и шея, поспешил в сторону группы пирамидальных тополей в степи. Когда поезд тронулся, за деревьями загорелись фары большого автомобиля с опущенным мягким верхом. Дорога была жуткая, пыльная, но за четыре часа группа успела преодолеть значительное расстояние, а потом еще пройти перед рассветом около пяти километров, пока не оказалась возле одинокой сакли. Им навстречу вышел немолодой крепкий туркмен с бородой и в бараньей шапке. Уэлч что-то достал из бумажника и протянул проводнику.
– Все здесь? – спросил туркмен по-русски и покачал головой. – Плохо. Слишком много. Так плохо.
Он вел их весь день каким-то тропами, то и дело осматриваясь по сторонам, делая остановки. Долго отдыхать проводник не давал. Пили только воду и ели галеты с сушеным мясом. К вечеру подошли к предгорьям.
– Там граница, – сказал туркмен. – Здесь у пограничников секретов нет, патрули бывают редко. В горах тропы, по которым кони не пройдут. Только человек и козы. Надо дойти до реки, на другом берегу нас ждут. Деньги там отдашь.
Всю ночь сидели под скалами, дрожа от холода. Когда небо посветлело, туркмен сказал, что пора, и пошел первым. Они шли по камням, не видя тропы. Как проводник угадывал дорогу, было непонятно. Сосновский начал хромать и, беззвучно шевеля губами, ругался по-немецки. Уэлч смотрел на него с презрением, а Ольга вполголоса ругала и просила потерпеть. Рассвело. Все четверо уже спускались по склону, где тропа петляла, обходя кусты и валуны, когда-то свалившиеся с горы.
– Стой, стрелять буду! – раздался звонкий молодой голос слева, и над камнями показался молодой пограничник в зеленой фуражке и с винтовкой в руках.
– Скорее! – крикнул туркмен и засеменил на кривоватых ногах вниз по склону.
Он дважды упал, проехал по камням и снова вскочил. Ольга бежала следом, демонстрируя хорошую спортивную форму. Уэлч постоянно оглядывался и по-английски торопил своих спутников. На противоположном берегу речушки, которая лишь чуть покрывала холодной водой скользкие камни, сидел человек в чалме и старом халате. Он смотрел на людей и не шевелился. И тут над горами один за другим хлестнули винтовочные выстрелы. Сосновский внимательно наблюдал за Уэлчем. В этот момент за камнями в двухстах метрах пограничник со снайперской винтовкой взял на прицел нарушителей.
– Вон тот высокий, который идет третьим, – подсказал человек, одетый, как местный охотник. – Сможете?
– В ногу, значит? – уточнил пограничник и затаил дыхание.
Когда Уэлч вскрикнул, рухнул на камни и схватился рукой за окровавленное бедро, Сосновский, бежавший следом, тут же разорвал под рубашкой пакет с куриной кровью, который получил ночью в вагоне. Ольга обернулась и уставилась на мужчин. Уэлч пытался подняться, зажимая рану, но Пол Дарелл хватался за американца окровавленной рукой и хрипел. Ему, судя по всему, пуля пробила грудь. Туркмен что-то крикнул женщине, и та побежала догонять проводника, больше не оборачиваясь, только плотнее прижимая к груди содержимое внутреннего кармана брезентовой куртки. Уэлч свалился на землю и принялся ругаться, молотя кулаками по камням.
– Бросила… она нас бросила… осталось совсем немного… как она могла…
– Очень просто, – спокойно ответил Сосновский, перестав хрипеть, усевшись на камень и отряхивая песок с окровавленных рук. – Это ведь обычное дело, Нил, предательство дело обычное.
Уэлч смотрел на Сосновского так, будто увидел привидение, он перестал стонать и только ошарашенно пялился на него. Подошедшие пограничники распороли штанину американца и стали перевязывать его. Командир наряда в бинокль смотрел, как туркмены уводили от реки русскую женщину. Никто даже не оглянулся на раненых. Посылка отправилась по назначению.
– Кто вы такой, черт возьми? – спросил Уэлч Сосновского, когда его перевязали и дали воды. – Вы тоже предали нас?
– Нет, Нил, я никого никогда не предавал, просто я
