Масонская касса - Андрей Воронин
Несмотря на мрачные легенды, которые рассказывали об этом месте, никто из них не рассчитывал увидеть тут что-либо заслуживающее внимания. Им мог повстречаться дятел, снегирь, какой-нибудь неосторожный заяц или даже лисица; о встрече с волком можно было только мечтать, поскольку такая встреча дала бы пищу для разговоров не только с хозяином, но и с пацанами, которые сейчас наверняка пили водку по случаю двадцать третьего февраля и от души потешались над теми, кому предстояло встретить этот праздник в снегу по самое «не балуйся». Все прочие встречи — например, с нечистой силой, которая крадет людей, — относились к разряду маловероятных, и это было еще очень мягко сказано. Говоря по совести, никто из них по-настоящему не понимал, какого дьявола они тут ищут, и не верил, что здесь можно вообще хоть что-нибудь найти. Было бы хоть лето — принесли бы Губе с полведра грибов или шапку ягод, а так… Еловых шишек, что ли, насобирать?
Они втоптали окурки в снег, встали на лыжи и гуськом двинулись в лес, по ходу дела вспоминая давно и, казалось бы, навсегда забытую за ненадобностью науку передвижения по сугробам на двух обструганных досках. Вскоре они скрылись за деревьями; на дороге, где остался сиротливо стоять черный «хаммер», еще некоторое время слышались их голоса, а потом смолкли и они.
Через двое суток вальщики леса обнаружили брошенную машину. Что же до ее пассажиров, то их больше никто и никогда не видел. До пожара в шахте оставались все те же пять месяцев без пары дней, а до самой шахты от места, где остался «хаммер», было шесть километров, четыреста семьдесят три метра и еще несколько никем и никогда не измеренных сантиметров.
Глава 2
Изображение на экране было не совсем четким и время от времени, когда оператор менял позицию, начинало трястись и прыгать. Впрочем, просматривать записи такого же и гораздо худшего качества генерал-лейтенант Прохоров привык давным-давно: все, что надо, он видел прекрасно, фальшивку и наигрыш чувствовал за версту и, как никто другой, умел по тому, как именно падает подстреленный человек, определить, жив он или нет, а если все-таки жив, то оклемается или отбросит коньки в ближайшее время.
Сегодня его задача существенно облегчалась сразу двумя факторами. Во-первых, к видеозаписи прилагалось вполне убедительное звуковое сопровождение (хорошо все-таки, когда один из героев видеоролика действует с тобой заодно и имеет при себе звукозаписывающую аппаратуру!), а во-вторых, Павел Петрович Прохоров буквально два часа назад вернулся с похорон своего коллеги, генерал-майора Федора Филипповича Потапчука, которого у него на глазах при большом стечении народа закопали в мерзлый суглинок. В ушах у Павла Петровича все еще ревела траурная музыка; ружейный салют троекратным похоронным эхом вновь и вновь толкался в барабанные перепонки, и гнусаво гудела нараспев произносимая одетым в жесткий, как железо, стихарь дьяконом заупокойная молитва. Потешно, это, если как следует разобраться: поп, отпевающий старого чекиста! Таков, однако, текущий политический момент, да…
Павел Петрович отмотал запись немного назад и еще раз просмотрел сцену убийства. Из груди его исторгся чуть слышный горестный вздох: да, все мы люди, все мы человеки, и даже лучшие из нас могут перед лицом смерти забыть о чувстве собственного достоинства. Ишь, поскакал, как молодой! Как будто от пули можно убежать…
Глядя на экран, он покачал головой. Нет, все-таки срамно это — бегать от смерти. И бежит-то на самом деле не как молодой, нет, а вот именно как до смерти напуганный старик, которому охота пожить еще хотя бы чуточку, — нелепо, неуклюже, медленно. Лет двадцать небось не бегал, а туда же… И пистолетик, между прочим, опытные люди так из-за пазухи не достают. Тренироваться надо было, Федор Филиппович, а не водку пьянствовать! Тогда, может, не тебя, а этого твоего агента пришлось бы хоронить…
Генерал Прохоров шумно отхлебнул из стакана с крепким чаем. На экране человек в темных очках, стоя над лежащим на земле Потапчуком, готовился произвести контрольный выстрел. Лицо у него было бесстрастное, поза непринужденная; видимо, покойный Федор Филиппович не лгал, утверждая, что это — профессионал высокого класса. Ишь, как он его, болезного… Ей-богу, жутко смотреть! Ведь это не олень, не белка и даже не олигарх какой-нибудь, а свой же брат, генерал ФСБ! Поневоле задумаешься, не такая ли судьба ждет во благовремении и тебя самого…
Думать о собственной кончине было очень неприятно. Поэтому, глядя на экран, где стрелок в темных очках преспокойно удалялся от трупа своего бывшего начальника, Павел Петрович снова задался вопросом, правильно ли они поступили, решив ликвидировать Потапчука. Впрочем, думать об этом было бесполезно, особенно теперь, когда пути назад не было. Как и его коллеги, вместе с которыми генерал Прохоров принимал это решение, он твердо знал одно: мертвые не кусаются. Нет человека — нет проблемы, и, раз так, уже неважно, был он лоялен по отношению к профсоюзу или, наоборот, замышлял какую-нибудь пакость. Конечно, работником Федор Филиппович был отменным — умелым, знающим, опытным, а главное, честным и принципиальным прямо-таки до скрипа. Теперь таких больше не выпускают, и воспитать такого, учитывая реалии современности, уже не представляется возможным. Да, жаль терять проверенных бойцов, жаль! Но если такой человек, каким был Федя Потапчук, повернет против тебя и твоих товарищей по оружию… Это же подумать страшно, что тогда может получиться!
То есть могло бы, если бы руководство профсоюза своевременно не приняло меры.
Изображение затряслось, запрыгало, косо завалилось куда-то вбок и погасло, однако в самое последнее мгновение Павел Петрович успел разглядеть в углу экрана радиатор показавшегося из-за поворота пустынной аллеи «мерседеса». Все было ясно, однако он все же утопил клавишу селектора и негромко приказал:
— Якушев, зайди.
Дверь почти сразу открылась, и на пороге возник Якушев — невзрачный, лысоватый, с бледным незапоминающимся лицом прирожденного филера. Как и генерал, он был в штатском и оттого имел еще более затрапезный вид, чем обычно. Кургузый кожаный пиджачишко был ему тесноват и давно вышел из моды, трикотажная ткань серой водолазки скаталась заметными даже издалека шариками, а просторные джинсы, носившие явные признаки вьетнамского происхождения, растянулись и висели пузырями на заду и коленях. Весь облик
