Масонская касса - Андрей Воронин
— Не дай бог, — поддержал его Клещ. — Прикинь, если вот так нырнуть и в живых остаться. Валяйся там, на дне, с переломанными костями, ори благим матом, а кругом одни долбаные деревья… Надо будет первым делом слеги вырубить, — заключил он, — чтоб дорогу перед собой щупать. Имел я в виду такие праздники…
Кисель вдруг засмеялся — не хмыкнул скептически, не фыркнул, а нагло заржал в полный голос. Такое поведение с его стороны было довольно странным и даже оскорбительным: ему, пришлому человеку, мало того — москвичу, в данной ситуации подобало бы благоговейно внимать рассказам старожилов, а он вместо этого гоготал, как гусь.
— Ты чего, дружище? — перекрутившись на сиденье винтом, участливо осведомился Диван. — На «ха-ха» пробило?
— Слышал я эту байку, — прекратив ржать, неожиданно спокойно сообщил Кисель.
— Где это ты ее слышал? — мужественно выпячивая челюсть, с неприязнью поинтересовался Клещ. — В Москве своей, что ли?
— Именно, что в Москве. Дома, на кухне, за пузырем портвейна. То есть это мой брательник с батей за пузырем сидели, а мне тогда лет десять было, что ли… Ну да, точно, десять! Я своего брата на десять лет младше, — объяснил он, — а братуха мой в РВСН срочную тянул, и как раз тут, у вас, на «Десятой площадке».
Остальные переглянулись. Место, с легкой руки военных называемое «Десятой площадкой», было им отлично известно. Это была расположенная в основательно заболоченном лесу, километрах в двадцати от города, воинская часть, на территории которой располагался штаб дивизии ракетных войск стратегического назначения. Туда было очень легко попасть, просто протянув мелкую купюру в окошечко кассы городского автовокзала и сказав: «Один до "Десятой площадки"». После этого, если вы не передумали, вам надлежало сесть в рейсовый «пазик», и по истечении двадцати минут — опля! — вы оказывались прямо перед украшенными жестяными пятиконечными звездами воротами КПП. Через КПП гражданских, ясное дело, не пускали, но в бетонном заборе хватало проломов, через которые при очень большом желании можно было протиснуться даже на машине. Старики, например, рассказывали, что в голодные восьмидесятые, не говоря уже о девяностых, когда в магазинах было шаром покати, предприимчивые горожане наладились мотаться на «Десятку» за вареной колбасой, которой свободно торговали в военторге. За полтора года об этом мог узнать даже уроженец этой их Москвы…
— Служил он на «Десятке», — с насмешкой продолжал Кисель, безжалостно попирая ногами самолюбие аборигенов, — с восемьдесят третьего по восемьдесят пятый. А в карантине, сразу после призыва, целый месяц куковал на «Шестнадцатой». Было там тогда две казармы, причем одна из них, как говорится, без окон, без дверей, штабная халупа и столовка. Ракеты, которые обслуживала эта площадка, уничтожили как раз в рамках выполнения ОСВ-2, вот ее и приспособили под карантин для новобранцев. Так вот, чтоб вы знали, эту байку про шахты, в которые можно провалиться, придумали тогдашние сержанты, чтоб молодежь домой, к мамке, сдуру через лес не бегала. А то разбредутся кто куда, ищи их потом, дебилов… А ракетная шахта — это знаете что? Это периметр, проволока в три ряда — сигнализация, потом под током в двадцать киловольт, на которой даже слон живьем зажарится, а дальше простая колючка. А за колючкой — такой, блин, насыпной холмик, а на холмике — дот с крупнокалиберным пулеметом, а в доте — солдатики, которых на всю смену, на половину трахнутой недели, снаружи запирают, чтоб в самоволку не бегали. Так кем надо быть, — возвысив голос, поинтересовался он, — чтобы всей этой хренотени не заметить?!
— Да пошел ты, — после продолжительной паузы произнес Клещ.
Прозвучало это неубедительно, поскольку рассказ Киселя произвел определенное впечатление даже на него.
— Вот я и говорю: дыма без огня не бывает, — заметил Диван. — Люди-то пропадают!
— Так что же, — собравшись с мыслями, саркастически осведомился Клещ, которому до смерти не хотелось вставать на лыжи, — их леший, что ли, крадет? А может, нечистая сила, которая тут, это… клад стережет?
— А вот за этим, — опять беря привычный менторский тон, сказал ему Диван, — уважаемый Константин Захарович нас сюда и послал. Затем, чтобы выяснить, какая это такая тут нечистая сила завелась… Так что, Клещ, если тебе что не по нутру, с претензиями обращайся прямо к Губе… к Константину Захаровичу. Телефончик дать?
— Да пошел ты, — повторил Клещ. Телефончик Константина Захаровича у него имелся и без Дивана, и что это такое — обращаться к Губе с претензиями, — он знал очень даже хорошо, поскольку сам неоднократно отстреливал головы лихим парням, которым это было неизвестно. Лыжной прогулки по зимнему лесу было не миновать, и это, между прочим, Клещ знал заранее, еще до начала разговора, который представлял собой не что иное, как беспредметную дорожную болтовню.
Они проехали мимо свежей просеки, где среди пней и перемешанного с опилками грязного снега торчал, накренившись и слепо уставив в сторону дороги заиндевевшее плоское рыло, оранжевый трелевочный трактор. Вскоре после этого дорога сделала очередной крутой поворот и кончилась, превратившись в белую, как праздничная скатерть, полосу снежной целины, обозначенную черной щетиной заметенных доверху кустов и кое-где пересеченную извилистыми цепочками следов — птичьих, заячьих, а может, и лисьих.
Клещ остановил машину, заглушил двигатель и, не особо стесняясь в выражениях, предложил пассажирам покинуть салон транспортного средства. Пассажиры не пришли в восторг от его предложения, однако даже выросшему на московском асфальте Киселю было ясно, что покинуть салон придется: как ни крути, а «хаммер» — не вертолет, и полный привод с высокой подвеской, помноженные на то, что в народе зовется понтами, увы, решают не все и не всегда.
Они разобрали снаряжение и выкурили по сигарете, стоя у распахнутых настежь дверей багажного отсека. Лыжи — охотничьи, короткие и широкие, подбитые снизу мехом, — торчали рядышком в сугробе, образуя что-то вроде короткого кривого частокола; белые балахоны были на полтона светлее схваченного поверху ледяной коркой снега. Каждый имел при себе по карабину «сайга» с хорошей оптикой; они бы взяли автоматы, но с автоматами на охоту не ходят, а им надо было сойти за охотников. То. что не вписывалось в создаваемый образ — например, пистолеты и гранаты, — было припрятано так, чтобы не бросаться в глаза и в то же время постоянно находиться под рукой. С таким арсеналом — четыре скорострельные «сайги», два «Макарова», модный девятимиллиметровый «глок» и залуженная «тэтэшка» плюс восемь гранат, по две на каждого, — да еще в такой
