Масонская касса - Андрей Воронин
— Здорово, сосед! — изгибаясь вопросительным знаком, чтобы, не выпуская пакета, пожать полковнику руку, с веселым возбуждением, свидетельствовавшим о том, что он уже успел принять на грудь, вскричал старший прапорщик Бойцов.
— Здорово, коли не шутишь.
Прислонив к борту машины лыжи и забросив за плечо чехол с ружьем, Геннадий Иванович пожал дощечкой выставленную из-под пакета ладонь прапорщика. Бойцов уже углядел зайцев, и глаза его весело округлились.
— Ух ты! — воскликнул он, поудобнее перехватывая звякнувший пакет. — С добычей, значит? Ну, да ты никогда без добычи не приходишь. Да-а… Зайчатинка — это ж мировецкий закусон!
Семашко сделал вид, что не понял намека. Привыкший к его непонятливости прапорщик не обиделся.
Мимо них медленно проехал пожилой «форд», весь в полосах и пятнах бугристого, намертво вцепившегося в железо льда. Чувствовалось, что он долго простоял на улице и успел основательно обмерзнуть, так что владелец, опасаясь поцарапать краску, счистил с машины лишь верхний, рыхлый слой снега.
— О, — сказал Бойцов, кивая в сторону «форда», — ископаемое. Гляди-ка, завелся! Никогда бы не подумал… Ты новость-то слыхал? — спросил он, переступая обутыми в растоптанные кроссовки ногами. Над кроссовками, ложась на них неопрятными складками, виднелись запачканные старой краской спортивные шаровары, а поверх них красовался пятнистый форменный бушлат с погонами. И вот в таком виде это чучело бегало в гастроном за винищем… Тьфу!
— Какую еще новость? — глядя в пространство поверх плеча прапорщика, равнодушно поинтересовался Семашко.
— Да как же! Неужто не в курсе? Хотя да, ты ж у нас, как медведь-шатун, все по лесу бродишь, откуда тебе свежие новости знать… — В голосе Бойцова легкий упрек по поводу неосведомленности соседа касательно последних городских новостей смешивался с радостью сплетника, наконец-то заполучившего в свое распоряжение свежего слушателя. — Мэр-то наш гробанулся! Долетался, рожа уголовная!
— Как «гробанулся»? Что значит «долетался»? — удивился Семашко, игнорируя только что прозвучавшие высказывания, подрывающие авторитет главы городской администрации.
— Точно, ничего не слыхал, — с удовлетворением констатировал Бойцов. Он поставил брякнувший пакет на теплый капот «уазика», чтобы освободить руки, и полез в карман за сигаретами. — Долетался — значит, долетался, — продолжал он, азартно раскуривая кривую «примину». — Приспичило, ему, понимаешь, вокруг города полетать — не иначе как спьяну. Взял у медиков вертушку и полетел. Да еще, видать, пилоту стопарик накапал, иначе с чего бы тот за провода зацепился?
— За какие еще провода?
— За высоковольтные! Это ж до какого состояния надо наклюкаться, — с оттенком зависти продолжал Бойцов, — чтобы прямо у себя перед носом ЛЭП не заметить! Ну, запутался в этих проводах и шмякнулся. Тут же, как водится, пожар, взрыв, и дело с концом — пиши пропало, объявляй досрочные выборы…
— Погоди, — кладя зайцев на капот рядом с пакетом прапорщика, сказал Семашко, — что за бред? Ты-то откуда знаешь? Когда это было?
— Да вчера, когда ж еще! А откуда знаю… Да об этом весь город с утра говорит, по радио чуть не каждый час объявляют. У ментов две версии: несчастный случай и теракт.
— Да какой тут, у нас, теракт, — рассеянно возразил Семашко.
— Да самый обыкновенный! Дружки бывшие господина мэра примочили, вот и весь теракт. А то и по политическим мотивам, и очень даже запросто. Нечего было в президентское кресло метить! Кто ж тебе вот так, за здорово живешь, власть-то отдаст?
— Да уж, — неопределенно промычал Геннадий Иванович. — Где ж это его угораздило?
Бойцов назвал точку на карте, расположенную в доброй полусотне километров от квадрата Б-7 и притом в противоположной от города стороне.
— Угу, — сказал на это полковник в отставке Семашко. А что, собственно, он мог еще сказать? — Ладно, Степаныч, айда по домам, а то я замерз, да и устал как собака. Пропади она пропадом, такая охота, когда за тремя дохлыми зайцами двое суток гоняться надо!
— Зато удовольствия сколько, — льстиво заметил Бойцов, сгребая с капота свой пакет.
Прапорщик был одним из немногих, кто подозревал в военном пенсионере Семашко человека, так сказать, с двойным дном. Происходило это, наверное, потому, что Бойцов сам крайне редко говорил правду и вследствие этого своего качества не верил ни единому слову окружающих. К тому же он, единственный из всех, похоже, подозревал за частыми отлучками соседа что-то куда более занимательное и неблаговидное, чем охота или рыбалка, — шашни с чужой женой, например. И опять-таки, единственный из всех, старший прапорщик Бойцов мог бы в силу присущего ему любопытства попытаться установить, куда на самом деле ездит Геннадий Иванович на своем потрепанном «уазике», а потом под пьяную руку растрепать об этом по всему военному городку. Словом, за прапорщиком Бойцовым следовало внимательно присматривать; Семашко и присматривал, давно решив для себя, что первый же шаг любознательного пьяницы за невидимую черту, отделяющую «можно» от «нельзя, но очень хочется», станет его последним шагом по этой планете.
Впрочем, уже некоторое время необходимость присматривать за соседом и чутко улавливать в его болтовне скользкие намеки казалась Геннадию Ивановичу обременительной. Он начал всерьез подумывать о том, чтобы шлепнуть Бойцова в порядке, так сказать, нанесения упреждающего удара, пока тот и в самом деле чего-нибудь не разнюхал. Что-то слишком много в последнее время развелось этих нюхачей…
Поднявшись на свой этаж и не без труда отделавшись ют прапорщика, который жил тремя этажами выше и явно был не прочь сделать привал на соседской кухне, Семашко отпер дверь и вошел в тишину и полумрак крошечной прихожей. Отставной полковник жил один как перст и довольствовался сугубо спартанской обстановкой. В его однокомнатной квартирке только и было что вешалка и самодельная полка для обуви в прихожей, солдатская койка, простой стол и старенький двухстворчатый шкаф в комнате да самая необходимая кухонная мебель, стоявшая, как ей и полагается, на кухне. Телевизор у военного пенсионера Семашко также имелся, и, едва успев снять яловые, на меху, тяжеленные сапожищи, все еще держа в руке зайцев, с ружьем на плече, Геннадий Иванович вошел в комнату и включил это чудо техники.
Квартира наполнилась жизнерадостным бормотаньем и музыкой — передавали рекламу. Поскольку канал был местный и вперемежку с жевательной резинкой и гигиеническими прокладками здесь шла также реклама местных товаров и услуг, звучало все это довольно потешно — по крайней мере, с точки зрения человека, повидавшего свет и раз в год проводившего отпуск на курортах, которые были не по карману подавляющему большинству
