Вирус ненависти - Александр Александрович Тамоников
Девушка попробовала было возражать, стала убеждать молодого человека в том, что он одурманен коммунистической пропагандой. Она говорила так, как будто повторяла заученный текст. И Янко возразил ей, что не в пропаганде дело, что он сам лично видел, что творили немцы, он своими ногами прошел сначала от границы до Воронежа, а потом оттуда до самой Белоруссии, попал в окружение со своей частью и четыре месяца воевал вместе с белорусскими партизанами. Он рассказал о деревне Хатынь, которую сожгли украинские националисты. Сожгли вместе с жителями. И таких деревень не мало, и он их видел своими собственными глазами. И про концлагерь рассказал.
— Мне хочется увидеть твои глаза, Янко, — вдруг сказала девушка.
И тут автоматная очередь в щепки разнесла старую оконную раму возле Пеняка. Он отпрянул в сторону, подхватил пулемет и приготовился сменить позицию, если банда снова начнет атаку. Выстрелы прекратились, потом раздался крик Ганки, чтобы не стреляли. А потом стрельба послышалась в другом месте. Со стороны долины автоматчики пробрались к позициям банды и атаковали их. Янко увидел, как бандиты кинулись к реке, но он находился в таком месте дома, что не мог помешать им. И тогда он побежал вниз. Да, сейчас к нему с тыла могут подойти другие, но у него есть хоть несколько минут, чтобы не дать уйти за реку тем, кто на берегу. Потом подоспеют ребята из роты, и все будет кончено. Главное, выгадать несколько минут. И он упал в дверном проеме и, поставив сошки пулемета на порог, начал стрелять длинными очередями. Трое бандитов упали в воду, и их тела понесло, стало крутить между камнями. Несколько человек метнулись назад, потом стали стрелять, но Янко сменил диск и снова открыл огонь. Бандиты упали и стали отползать, пули били в землю, рикошетили от камней, прошивали старые деревянные стены, и щепки летели Янко на голову. Он сменил еще два диска, когда вдруг стрелять стало не в кого. И вообще стрельбы больше не было.
Шелестов слышал, как на берегу после долгого затишья стрелял пулемет. А потом Борович со своими бойцами прорвался снизу, и тогда оперативники ринулись тоже в дым, перепрыгивая через огненные реки и задыхаясь от копоти. Они увидели только убитых и раненых, Борович привел двоих окровавленных, но живых пленников. Сосновский и Шелестов принялись осматривать местность вокруг, в поисках Янко. И тут они его увидели. Солдат шел медленно, спотыкаясь и щурясь. То ли от яркого солнца, то ли от горя ему щипало глаза. Он нес на руках тело девушки. Белая блузка, черные сапожки, темно-русая коса свернута вокруг головы. И голова безжизненно покачивалась при каждом шаге Янко. Оперативники подоспели и помогли уложить девушку на землю. Каратеев начал искать пульс, прижался ухом к груди девушки, но Пеняк только помотал головой.
— В спину выстрелили, понимаете?.. Может быть, она шла ко мне? Она ведь сказала, что хотела бы увидеть мои глаза, а ее убили. Пашка!
Селиверстов с рукой на перевязи подошел, посмотрел на тело и, все поняв, стянул с головы пилотку. Он помнил, как друг рассказывал, что потерял девушку, в которую был влюблен. Не знал, куда ей писать, но думал о ней, помнил ее всю войну. И ждал, когда, наконец, судьба забросит его в родные края, фантазировал, как встретит ее. Как он будет идти в строю автоматчиков со своими друзьями по роте, а девушки выбегут на улицу с цветами и будут бросать их парням. И он увидит Ганку… с цветами. А она его. А получилось вот так.
— Пашка, это и есть та самая Ганка, — прошептал Пеняк.
Подходили автоматчики, смотрели на своего друга, на мертвую девушку и ничего не говорили. Борович тоже подошел, зло сморщился и покачал головой. Дел было много. Надо собирать убитых, раненых, оружие, надо осматривать территорию, надо помогать Каратееву искать вещи, захваченные националистами в вагоне на станции. Людей осталось мало, есть раненые, но он не стал трогать Янко, понимая состояние его души. Пусть немного придет в себя парень. Янко крепкий, справится.
Глава 9
Каратеев расположился в пустом полуразрушенном домике на окраине поселка. Он решил, что в крайнем случае при возникновении подозрения на заражение его можно будет просто сжечь. Пока оснований беспокоиться не было, но все же вирусолог призвал всех солдат вести себя крайне осторожно. Было собрано много вещей, которые, по признанию пленных, их товарищи забрали из вагона на запасных путях. Все признавали, что вагон попался им случайно, что заинтересовал тот факт, что он опломбирован. Поэтому в него и полезли. Но когда завязался бой, то вагон оставили в покое, так и не успев порыться в нем основательно. То, что собрали и принесли в отдельный дом Каратееву для осмотра, в основном было красивое тонкое женское белье, несколько шерстяных изделий, женская обувь, шоколад и консервы.
Приказав всем уйти, вирусолог, надев противогаз, натянув на руки хирургические перчатки, принялся с помощью скальпеля и пинцета вскрывать все оказавшиеся в его распоряжении предметы в поисках стеклянных ампул. Каратеев занимался этим делом два часа: он распотрошил весь шоколад, вскрыл все консервные банки, прошелся по каждому толстому шву шерстяных изделий, проверил подошвы, каблуки женских туфель и босоножек. И через два часа он вышел на солнце, стягивая с головы противогаз. Мокрый и улыбающийся, он опустился на бревно и блаженно подставил лицо солнцу.
— Я так понимаю, что ничего? — спросил Шелестов и уселся рядом.
— Абсолютно, — уставшим голосом пробормотал вирусолог. — Обычные вещи, обычный шоколад и обычные консервы. Жалко, что я все это испортил, порезал и разорвал, но хоть на душе стало спокойно.
— Значит, они просто разграбили обычный вагон с вещами, который кто-то собирал для отправки на запад. — Шелестов похлопал вирусолога по плечу. — Ну, не нашли одно, зато хоть местное население от банды избавили. Тоже результат. Вы отдыхайте, Семен Валерьевич, отдыхайте. Сейчас ребята поесть приготовят, чайку горячего и сладкого выпьете, и силы вернутся.
— Да я
