Вирус ненависти - Александр Александрович Тамоников
— Не сожгут, дядя Олесь, — громко сказал Пеняк. — Мы их найдем и накажем. Ни одного бандита на нашей земле не останется, никто не будет обижать простых людей.
— Кто ты, солдат, откуда ты меня знаешь? — Старик подслеповато посмотрел на молодого человека.
— Янко меня зовут, дядя Олесь. Я у вас работал несколько лет назад. Помнишь, мы мельницу строили?
— А, певуны с гор, — без улыбки сказал старик, покачав головой. — Да, помню вас. Пели вы после работы по вечерам красиво на берегу. Наши девушки приходили слушать вас, а потом плясали с вами здесь у костров. Мельница ваша долго работала, и люди добром поминали парней, которые так хорошо умеют работать и так красиво петь.
— Куда ушли бандиты? — спросил Борович.
— Туда, через долину ушли, — указал рукой старик. — Наверное, знали, что вы за ними идете, ищите их. Вот и испугались, что сами стрельбу подняли.
Шелестов смотрел на карту, размышляя, как будет быстрее. Догонять банду пешком или в объезд дорогами на машинах выехать ей наперерез и устроить засаду. Но где, в каком месте? Каким путем пойдут эти люди? Он посмотрел на Боровича и попросил:
— А позови-ка, Яков, своего проводника, который из этих мест. Посмотрим, что он предложит.
Пеняк прибежал через пару минут и вытянулся перед Шелестовым. Оперативники обратили внимание, что лицо парня за эти сутки стало каким-то жестким, потемнели глаза, заострились скулы. Не увидели в нем прежней лихости, задора.
— Тебя Янко зовут? — спросил Шелестов. — Янко Пеняк?
— Так точно, товарищ подполковник.
— Что-то ты не весел, солдат. Знакомые места, знаешь этих людей, которых убили бандиты?
— Убитых не вернешь, товарищ командир, — странным голосом ответил автоматчик. — Скорбь, она о других, о живых.
— Поясни, солдат, — удивился таким словам Коган.
— Да, я знаю этих людей, эти места. Я думал, что хорошо знаю. Мы вместе работали, вместе пели песни. Да только оказалось, что в нашем певучем краю не все пели своим голосом. Нашлись и те, кто готов горло перерезать ближнему, лишь бы кусок хлеба за него получить, землю получить, чужое получить и радоваться, как он удобно жизнь прожил.
Оперативники переглянулись, не понимая, что хочет им сказать этот деревенский парень. И Янко стал рассказывать, что узнал от местных о двух своих довоенных приятелях, которые теперь вступили в украинскую повстанческую армию. Они здесь были, они стреляли в этих людей. Значит, они были и на станции. И они, или другие такие же, как они, жгли села, помогавшие партизанам, расстреливали женщин и стариков. Но больше всего угнетало парня то, что в банде оказалась девушка Ганка. Она с теми, кто купился на ложные враждебные призывы против своего народа, стала выполнять то, что приказывали гитлеровцы. И она считала, что борется за какую-то независимость от кого-то.
— Ведь мы все были братьями! — в запале выкрикнул солдат, потеряв на миг выдержку. — Ближний помогал ближнему, село помогало селу. И нечего нам было делить, нечего было отнимать друг у друга. И когда фашисты пришли, появились эти… освободители народа. От чего, от кого освобождать тех, у кого все есть, кто счастлив и работает на своей земле?
— Ты любил ее, Янко? — тихо спросил стоявший рядом Сосновский.
— Да, — коротко ответил солдат и с тоской посмотрел куда-то за лес, над которым разгорался рассвет.
Старый довоенный рабочий поселок еще стоял на месте. Здесь когда-то жили сезонные рабочие. Два лета здесь провел и Янко со своей артелью плотников. Они тогда строили мост через бурную речушку. Странно, что уцелел поселок, но сгорел мост. Но теперь, когда Янко смотрел из-за деревьев на поселок, он кое-что понял.
— Товарищ лейтенант. — Опустив бинокль, солдат повернулся к командиру. — А ведь здесь им на ту сторону не перейти. Я точно знаю. Мокрые камни, течение бурное и поток увеличивается, когда в горах дожди. Им только до станции Огыляна спускаться, там есть железнодорожный мост.
— Станция охраняется, — покачал Борович головой. — А их осталось человек пятнадцать. Если они поняли, что мы идем следом за ними, то удирать будут, а не в бой ввязываться. Надо подполковнику доложить…
Шелестов сразу ухватился за эту мысль. Заблокировать банду здесь, именно вдали от жилья, от людей выяснить, что они взяли из злосчастного вагона, есть ли в этих вещах, в конфетах ампулы с вирусом. То, что местные жители не смогут перейти реку в неудобном месте, Шелестову не очень верилось. Он все же решил перестраховаться и отсечь банду и от возможности спуска в долину к железной дороге, и от спуска к реке в этом месте, где когда-то был мост. Атаку начали сразу с двух сторон: Борович со своими автоматчиками ударил со стороны долины, а группа Шелестова — у бывшего моста. С собой, кроме оперативников, Шелестов взял Пеняка с Селиверстовым. Если банда уйдет за реку, то ее придется сразу же пытаться нагнать, не выпустить из этого района, и тогда кроме Янко, знающего эти места, никто помочь не сможет.
Первыми ударили пулеметы, и бойцы под прикрытием их огня бросились вперед занимать позиции, обходить прогнившие деревянные домики и сараи. Опешившие от неожиданности националисты сбились в кучу и открыли плотный огонь по советским солдатам. Автоматчики залегли, стали отходить к укрытиям, искать пути обхода врага. Коган все время одергивал Каратеева, который поднимался во весь рост, когда оперативники двигались перебежками. И стрелял он слишком длинными очередями.
— Смотри, как у них отношения изменились, — усмехнулся Буторин, оборачиваясь к Борису. — В няньку превратился. Надо было все же вирусолога оставить с машинами в поселке.
— А если что найдем? — покачал Сосновский головой и, дав две короткие очереди, свалил бандита, который пытался перебежать к другому домику. — За ним нарочного посылать? Нет уж, давай нянчиться с ним, зато под рукой будет, если какая-то ампула всплывет.
Обоим пришлось нагнуть головы и прижаться к камням, когда на их укрытие обрушился шквал огня. Услышав голос Шелестова, что банда атакует, оба оперативника выставили стволы автоматов поверх камней и, дав по длинной очереди в сторону врага, стали менять позицию. Под таким огнем перебегать с
