Покушение - Анатолий Михайлович Гончар
– Игорь! – кажется, мой голос прозвучал жалким болезненным хрипом, но никто не обратил на это внимания. Я ждал Игоря и чувствовал, как по моим щекам впервые за много лет бегут слезы. Старею!
Володя Кашкин, Проскурников Сёма, Юра Цаплин, Вадик Лавриков…
Где взять силы, чтобы заглушить боль и муки собственной терзающей душу совести?
– Серый! Чёрт! Жив! – Игорь возопил так, словно бы и не рассчитывал меня больше увидеть. – Ну вы их и наваляли! Ну и мы им тоже дали просраться! Не знаю, ушёл ли кто! С двух сторон ударили! – только теперь я вдруг понял, что выстрелы звучат не только слева, но и справа.
– Да это Рыков со своими работает! – пояснил Игорь, увидев, что я наклонился в бок и будто прислушиваюсь. Он уже не руководил боем, позволив своим бойцам добивать остатки бандитов самостоятельно. – Увлеклись, черти! – он хотел было рассмеяться, но увидев замершего в неподвижности Цаплина, закрыл рот и, отвернувшись, поспешил к своим. Чужая смерть быстро избавляет от внезапно возникающей эйфории. Игорь ушёл. Я сел и вновь оказался наедине со своими мыслями. Рядом сопел Игошин, тихо постанывал Баринов. Сил, чтобы начать беседу, ни у кого не было.
Через полчаса Игорь появился вновь. К этому времени мы уже снесли своих убитых в одно место и уложили на плащ-палатки. Раненых разместили чуть в стороне. Иванов и Потапов ушли рубить ореховые ветки для самодельных носилок. Оружие и снаряжение тоже складывали в кучи, наше и чеховское захваченное на базе, лежало порознь. Рюкзаки раненых положили отдельно, тех, кто ещё в состоянии был стоять на ногах – отдельно.
– Тридцать два трупа, – отчитался капитан Паламарчук и, окинув наши позиции, тихо добавил: – Чеховских.
– У вас что? – я всё же надеялся, что наших убитых больше не будет. Но, увы, моим надеждам не суждено было сбыться.
– У Рыкова, один… – он хотел сказать труп, но в последний миг поправился: – Двухсотый. Один тяжёлый в живот. У меня два трёхсотых, но ерунда – царапины. Зарастёт! – он улыбнулся. Похоже, он вообще никогда не мог грустить. Жизнь продолжалась, и одного этого ему было вполне достаточно. Счастливый. «Не битый!» – как бы сказал наш ротный.
– Командир, за нами выслали вертушки, уже на подходе, – сообщил выруливший из-за спины Иванов, так и не расставшийся со своим «Арахисом». Молодец, всё сделал правильно, связь держал. К медали его представить, что ли? А почему только к медали? И почему только его? Всех! И никак иначе! И что с того, что не все получат, что кому-то по неизвестной причине завернут назад? Представлю ещё раз! А не получится – напишу… Кому? Напишу Матерям, Отцам, Женам… Если есть или будут Дети – то Детям. Вообще возьму, напишу книгу. Чтобы знали, чтобы помнили. Напишу, если доживу, если смогу… Напишу… А на глазах снова стояли слёзы. Старею…
– Воздух! – голос Иванова пробудил меня к жизни.
– Дымы! – скомандовал я, выхватывая у него приготовленный для переговоров «Авиатор»…
Вертолёты зашли на разворот и сбросили вниз верёвочную лестницу. До окончания очередного боевого задания оставалось совсем мало времени… И я молился о том, чтобы оно поскорее закончилось.
Как оказалось, воздушным способом эвакуировали только убитых, раненых и часть оружия. Остальным пришлось ещё оставаться в лесу на одну ночь и несколько часов выходить к ожидающей колонне. Лишь к обеду следующего дня мы прибыли в ПВД отряда. Терзавшая меня боль слегка притупилась, превратив чувство вины в схоронившуюся под сердцем ледяную глыбу. Она свернулась калачиком, чтобы лежать там вечно, и нет – нет да и напоминать о прошлом своей неизбывной тяжестью.
В тот день в плен мы так никого и не взяли. Ни я, ни другие. В моей группе полегло четверо, но никто, никто не посмел бросить в меня камень… Да и хотел бы я глянуть на столь отчаянного парня…
Глава 14
Погоня
Сулейман Имурзаев – амир …кого района
Ни следов, ни каких-то других признаков ухода Зейнап с базы боевики Имурзаева так и не обнаружили. Искать мечущуюся в страхе девушку по всему лесу не имело смысла. Отправив своих людей ещё раз обследовать окрестности, Сулейман впал в глубокую задумчивость.
«Зейнап – девушка умная, – рассуждал он, – и если мои догадки в отношении неё правильные, то она пойдёт к дому… к своему дому»…
– Возвращайтесь! – приказал он, вновь поднеся к губам «Кенвуд». – Мы уходим. Девушка пошла домой, мы перехватим её! – В том, что Зейнап найдёт дорогу в родное село, амир был почему-то уверен полностью.
– Возвращаюсь, – тут же отозвался находившийся на приёме Алхазур. – Сейчас будем!
– Жду, – последнее слово произносить было ни к чему, но амир не сдержался, слишком много эмоций бушевало в его душе, чтобы пытаться полностью себя контролировать. Провинись кто сейчас, и он, не задумываясь, прострелил бы тому голову.
Когда все собрались, Сулейман сам встал во главе их небольшого отряда и повёл по хорошо знакомой тропе на юго-восток. Увы, ночь наступила слишком быстро и не позволила боевикам вовремя дойти до селения, в котором проживала Зейнап, так что к её дому, (Сулейману не нужно было гадать, где стоит этот дом – ему приходилось здесь бывать и раньше), они подошли, когда уже полностью рассвело. Увидев, что дверь в помещение открыта, Сулейман понял, что они опоздали. Понял, но не потерял надежды. Чтобы прояснить ситуацию, возможно, было достаточно опросить соседей.
– Алхазур, оставайся здесь. Я возьму твоих людей и пройдусь по домам. Спрячься во дворе и наблюдай. Если появится девушка – ничего не предпринимай, просто сообщи мне, – Сулейман указал пальцем на висевшую на поясе радиостанцию «Кенвуд».
– Есть сообщить, когда появится девушка! – будь на Ахмадове сапоги, он бы, наверное, щёлкнул каблуками от переполнявшего его усердия.
А глядевший на него Сулейман едва удержался, чтобы не скривиться от одного вида этого бывшего советского капитана. Имурзаева всегда раздражали его старые привычки. Но надо отдать должное Сулейману, он никогда не указывал на них, воспринимая как неисправимую данность.
– Идём! – амир двинул стволом автомата, показывая направление сопровождающим его боевикам.
Удача ждала их в первом же доме, куда они заглянули.
– Зейнап с Аликом поехали в сторону кладбища, – отвечая на заданный вопрос, простодушно пояснила безобразная старуха, сидевшая у раскрытого настежь окна.
