Покушение - Анатолий Михайлович Гончар
Зейнап
Зейнап почти не помнила, как покинула базу, а потом долго бежала. Бежала вперёд и вперёд, не останавливаясь, боясь наткнуться и на чужих, и на своих. Своих… где они теперь, эти свои? Где? Все чужие, все. И те, и другие грозят ей смертью, и ещё неизвестно, кто чужее. Своих нет, свои остались в прошлом. Зейнап бежала до тех пор, пока не оказалась в русле ручья и, повалившись от бессилия на голые камни, начала пить. Она пила жадно и долго, пила, пока не закружилась голова, после чего она повернулась на бок и закрыла глаза. Зейнап лежала до бесконечности, до тех пор, пока не пришедшая в голову мысль едва не подбросила её в воздух – здесь, у этого ручья, на голых камнях она оказывалась открыта со всех сторон. В лес, в лес, в чащу, как можно дальше! Вскочив на ноги, Зейнап бросилась бежать, и лишь скрывшись за зелёной завесой листьев, перешла на шаг. Она двигалась, едва переставляя ноги. Шла до тех пор, пока, потеряв остатки последних сил, не упала на влажную траву и не разрыдалась. Так Зейнап и лежала, но постепенно её стал пробирать холод. С трудом поднявшись на дрожащие ноги, девушка вспомнила всё, что говорил о ночёвке в лесу её отец и, сдирая ладони до крови, начала отрывать ветки орешника и стаскивать их в одну огромную кучу. Она не обольщалась, наступающая звёздная ночь после дождливого дня обещала быть очень холодной. Поэтому веток требовалось много, очень много! Ещё хорошо было бы нарвать просто травы и подложить её снизу, чтобы к утру та сама начала «загораться», нагреваясь от собственной энергии. Но на это у девушки уже не хватало сил. Она надеялась, что если ей повезёт, то и под листвой скопится достаточно тепла, чтобы не дать переохладиться измученному организму. Наконец нужная куча была собрана. Зейнап приподняла часть веток и пробралась, буквально проползла, вовнутрь. Не замечая жёсткости веток, она свернулась калачиком и почти сразу уснула.
Впервые за последние дни, засыпая, она не плакала.
Проснулась Зейнап позже, чем рассчитывала – солнце уже висело высоко над деревьями. Выбравшись из-под согревающих веток, она сразу же озябла. К тому же измученные вчерашним бегом ноги противно ныли, царапины на руках саднили. Хотелось есть, а ещё больше пить. На какое-то мгновение у неё даже появилось желание повернуть обратно к ручью, но она вовремя опомнилась, сообразив, что ей нужно спешить. Задумавшись о том, куда ей идти дальше, она вспомнила, что в день, когда они шли на базу, солнце всё время светило ей в спину, значит, сейчас ей нужно идти к солнцу. Зейнап подняла взгляд ввысь и, выбрав направление, решительно пошла вперёд. Время бежало, постепенно она пошла так, что солнце начало светить ей в правый глаз, а потом и вовсе уходить за плечо – наступал вечер. А асфальтовой дороги, за которой находился её родной дом, всё не было. На самом деле расстояние до её села было не столь велико, и если бы она знала короткую дорогу, то давно бы уже была на месте, но ей приходилось идти по прямой, которая от многочисленных спусков и подъёмов превращалась в бесконечную кривую. Девушка сбила ноги, изодрала руки, но продолжала идти вперёд, и лишь когда совсем выбилась из сил, остановилась и стала готовиться к ночи. Идти в кромешной темноте было страшно и опасно. Зейнап вновь, как и вчера, наломала веток и, забравшись в сложенную кучу, легла спать. Вот только несмотря на усталость, сон не шёл. Перед глазами виделись картины счастливого прошлого, затем они сменялись вчерашними страхами, и тело начинала бить дрожь. Прошло много времени, прежде чем она наконец уснула. А когда проснулась, наступило утро. Вот только солнце спряталось под пеленой облаков, принесших в и без того влажный лес дополнительную сырость.
«Куда, куда идти?» – не видя солнышка, Зейнап запаниковала. Вспомнив про мох, она кинулась к старым деревьям и не смогла понять, где в этой влаге мох растёт гуще, а где нет. Она посмотрела на ветви деревьев и тоже ничего не поняла. В отчаянии девушка было бросилась бежать, но потом остановилась и пошла к месту ночлега. Она помнила, что сломала первую ветку, когда только приняла решение о ночлеге и, следовательно, в тот момент шла правильно. Но, увы, так и не смогла найти место отлома. Тогда она поверила своей интуиции и, выбрав направление, двинулась вперёд, начав подниматься на очередной, вставший на пути, хребет. С трудом выбравшись на его вершину, Зейнап в изнеможении опустилась на колени, с отчаянием чувствуя, что на этот день её сил уже не хватит. Она заплакала. Всё оказалось напрасно.
«Нет, нет, так не может, так не должно быть!» – Зейнап тряхнула головой. Ухватившись за ветки, она встала с колен и, упрямо сжав губы, посмотрела вперёд. Хвала Аллаху, сквозь чашу леса проглядывали окраинные дома её родного селения…
Двигаясь почти бегом, Зейнап поравнялась с серединой села, вышла из леса и решительным шагом направилась к родительскому дому. Девушка боялась, что там её будут ждать люди Имурзаева, но так же точно понимала, что без денег, без отцовской спрятанной на чёрный день кубышки она не имеет никаких шансов вырваться и окажется в руках Сулеймановских боевиков раньше, чем выберется из родного селения.
Дверь в дом оказалась закрытой, но Зейнап помнила, где лежит запасной ключ. Открыв замок, девушка вошла внутрь, забрала свой паспорт. Пройдя в комнату отца и подойдя к потайному месту, достала маленькую шкатулку. Ключа от неё у Зейнап не было, и она вскрыла её тут же валявшимся ножом. Вынув деньги, которых было вполне достаточно, чтобы безбедно жить и год, и два, девушка сунула шкатулку туда, где она и была, положила банкноты в материну дамскую сумочку. Затем вспомнила и вытащила из того же тайника пистолет, который отец держал на всякий случай, но так почему-то и не воспользовался им.
Отец вообще был запасливый и осторожный человек, именно поэтому он не принимал участия в конфликте ни на одной стороне. В девяносто пятом, едва отзвуки выстрелов в Грозном
