Рикошет - Василий Павлович Щепетнёв
Выехали на шоссе. Движение умеренное, сто автомобилей в минуту. Вероятно, все автомобили будут проверять по камерам слежения. Но это тысячи машин. «Нива» же и цветом, и номером повторяла служебный автомобиль строительной фирмы, принадлежащей очень серьёзному человеку. Пусть ищут. Тем более что к полуночи карета превратится тыкву, автомобиль в очередной раз поменяет номер. С перекраской не заморачивались, перекрашенная машина всегда подозрительна. А цвет — таких «Нив» в стране несчётно.
Личность?. Парик да очки, вот и вся личность. У Семёна еще усы накладные. Ищи-свищи.
Николай включил радио. Время.
«Исполком „Народной Воли“ объявил, что смертный приговор в отношении Налегаева Виктора Сергеевича приведен в исполнение» — между рекламой массажного салона и объявлением о чрезвычайно выгодной продаже квартир эта новость могла бы пройти и незамеченной. А — не прошла.
15
Интернет знающие люди зовут всемирной паутиной. Для чего нужна паутина? Для ловли мух. Там, где есть паутина, есть и пауки. Это закон.
Я, выходя в Интернет с Лёхиного адреса, навлёк на него внимание пауков. Навлёк тем, что задавал вопросы. О матушке, профессоре Ольге Васильевне Брончиной. О жене, Анжелике Юрьевне Поповой. Об институте Экстремальной Медицины. Вот и запеленговали: внимание всем постам, любопытная муха попала в паутину.
Бедный Лёха. Нечаянная жертва войны. Но почему? Почему его убили? И, даже если предположить, что для оккупационных сил человеческая жизнь копейка, куда спешить? При обстоятельном допросе, а лучше пяти-шести допросах из человека можно вытрясти подробности. А в подробностях часто кроется суть.
Не было у них времени на обстоятельные допросы. Потому что не было возможностей. Это не власть действует, это выродки власти. Те её структуры, которые работают на себя. Раковая опухоль, посылающая метастазы во все стороны.
Лёху убили не потому, что он враг власти, а потому, что он свидетель. Свидетель того, что некто очень интересуется Виктором Леонидовичем Брончиным.
Но Лёха никакого Брончина не знал. Он и Егора Ваклычкова не знал, разве по описанию. А по описанию это разные люди. Словесный портрет требует сосредоточенности и неторопливости, а когда тебя выбрасывают из окна, какая уж неторопливость. Да и похож я на Брончина, не более чем любой прохожий. Ведь они — кем бы ни были эти «они» — поставили наблюдателя или двух во дворе. В одном я уверен, во втором нет. Но оба наблюдателя на меня внимания не обратили. Главное — рост не тот. Можно отрастить бороду, постричься наголо, опытного филера этим не проведёшь. Но десять сантиметров роста плюс изменение формы ушей делают человека невидимкой.
Невидимкой-то невидимкой, но я на всякий случай походил по городу. Гулял проходными дворами, заглядывал в торговые громады с выходами на четыре стороны. Способ старинный, но по-прежнему надежный. Никакой слежки.
Бегать и прятаться долго нельзя, да и ни к чему. Похоже, таинственные «они» сами боятся Брончина. Чем-то он, то есть я, для них опасен, раз его так стремятся убить. А что стремятся, сомнений мало. В самом деле: в момент перехода Брончин умирал, затем Брончина пытались убить на свалке, да и сейчас пришли, верно, не ради приятной беседы. Как они Лёху-то. Да и сосед-музыкант в порядке ли? Сомневаюсь. Они, узнав, что паутинная муха живёт этажом ниже, на этаж и спустились.
Нет, я очень даже не против встретиться с моим другом Игорем. Но не сейчас. Сейчас мой друг Игорь настороже. Пожалуй, и разговаривать не будет. Убьёт, а потом для верности и голову отрежёт. Я бы на его месте поступил бы именно так.
Но и медлить мне не след. Нужно наведаться в институт Экстремальной медицины. Институт режимный, прямо не пустят. Тогда либо налететь сверху, либо рыть подкоп. Налететь сверху, то есть проникнуть в требуемое место под личиной высокопоставленного начальника, — мечта каждого эндобиолога в штатском. И быстро, и есть свой шик. Но в моём положении сложно. Знаний не хватает, ресурсов не хватает. Пойдём другим путём. Не сокола, а крота. Но и тут ресурсы нужны. Москва — город с высоким обменом веществ. Как колибри. Только с зубами.
Трофейные рубли заканчивались. Сбережения Виктора Брончина хранились в банке, а все банки подключены к паукам. Оставались деньги атлантидов, тоже трофейные. Ценились они много дороже оккупационных рублей, и курс обмена во времени только рос, потому обратить их в рубли дело несложное. Правда, тоже требовалось удостоверить личность.
Удостоверений у меня хватало, но я решил поступить иначе. Проверить заодно, насколько проникся духом этой Москвы.
Место я выбрал загодя. У банка — невзрачного помещения на первом этаже пятиэтажного дома без претензий, — людей было мало. Невысокий щуплый юнец лет восемнадцати, одетый неброско, как и я, с небольшой сумкой на поясе. И всё. Шагах в двадцати стоял полицейский, всем видом показывая, что стоит он не просто, а охраняет общественный порядок. Еще в двадцати шагах за ним — полицейская машина дорожно-постовой службы со вторым полицейским.
Я поднялся на ступеньку банка.
— Куплю доллары, евро по хорошему курсу — не таясь, сказал юнец.
— По какому? — поинтересовался я.
— Плюс два к этому — юнец показал на светящееся табло банка, курс валют на сегодня.
— У меня тысяча… — нерешительно сказал я.
— Еще полтысячи накину.
— Хорошо, — я полез в карман летней курточки.
— Не, отойдем, здесь менты секут, — и юнец уверенно, не оглядываясь, прошёл в закуток между домами, сразу за киоском, торгующим пирогами с требухой.
Я, как привязанный, пошел за ним.
В закутке никого не было.
— Ну, показывай, какие деньги.
— Обыкновенно какие, вот — я протянул десять бумажек.
— Ага. Сейчас проверю. Жди здесь, — и юнец пошел назад, к банку.
Далеко не ушёл.
В своих вылазках в разрушенные дома я однажды наткнулся на детский бильярд. Поломанный и брошенный. Рядом лежал мешочек с полудюжиной стальных шариков, больших, граммов по семьдесят. Шарики мне понравились. Не с пистолетом же ходить, ведь лето, всё на виду.
Шарик я и бросил. Угодил точно, юнец без звука осел.
Я подскочил. Первым делом взял свои деньги, потом осмотрел сумочку юнца, проверил его карманы. Ничего. Ни рублей, ни валюты, ни карточек, ни ключей, ни документов. Гол, как разведчик в поиске.
Я медленно пошел к выходу из закутка. Потом еще медленнее. Потом остановился.
Через полминуты в закоулок заглянул полицейский. Увидел юнца на земле, увидел меня, шагнул, и, не говоря худого слова, заехал в ухо.
Другой бы потерял сознание. Даже умер вследствие падения с высоты собственного роста _ так здесь объясняют
