Рикошет - Василий Павлович Щепетнёв
— Ну, а теперь-то можно узнать, что я буду делать?
— Ничего, — улыбнулся доктор. Спать, есть, гулять, если будет желание — ходить в спортзал, у нас библиотечка есть. Нет телевизора, нет Интернета, нет мобильной связи. Ваш телефон?
— Нет телефона.
— Что так?
— Отбирают в полиции. Если что, звоним через старшого.
— Кто старшой?
— Теперь никто. Стройка остановилась.
— А дворы мести?
— Можно и дворы мести, — согласился я, — но на стройке платят больше.
— Ладно, это лирика. Слушайте, повторять не буду. Программа — снятие стресса и установление позитивного мышления у людей в период кризиса. Вот как у вас, и не только — беженцы, мигранты, безработные, просто бедные люди. Будете принимать лекарства, какие назначат, получать процедуры, проходить дообследование, участвовать в сеансах вербальной терапии и лечебной физкультуры. Все это будет занимать часа три-четыре в день. Остальное — культурный отдых. Не драться, не колоться, не пить водки — тут этого и не найдете, но на всякий случай предупреждаю. Сестер, санитарок слушаться беспрекословно. Малое замечание — штраф три тысячи рублей. Три малых замечания, или одно большое —
нарушитель вылетает без денег. А теперь — санпропускник.
В санпропускник меня отвел санитар. Два метра, сто двадцать килограммов, с таким не поспоришь. Отобрали одежду, деньги — ту мелочь, что я имел при себе, — пару стальных шариков, взамен дали нечто, напоминающее японское кимоно. Вернее, это и было японское кимоно, но шили его по упрощенной схеме где-нибудь под Читой. Ткань, правда, прочная.
Палата на двоих, но напарника не было. Недаром — набор.
— Жди, сейчас придет медсестра, сказал санитар, и ушёл.
Что ж, палата, как палата. Второй этаж, зарешеченные окна, санузел, столик, плафон в потолке. Подступили сумерки, и плафон загорелся сам светом умеренным и приятным. А выключателя не было. Не полагался. Режим.
Радио все же было, встроенное, и оно наполняло палату тихой и приятной лютневой музыкой.
Пришла медсестра — в свежем халате и набором в руке. Лет тридцати, небольшие отёки под глазами. Хроническая усталость. Пока живёт процентами с организма, но в самом близком будущем начнёт проживать и капитал.
— Садитесь, сейчас сделаю укольчик, — сказала мне сестра.
Я сел у столика, на который сестра положила стерильную салфетку (распаковала набор при мне), резиновой лентой перетянула плечо, заставила поработать пальцами, протерла кожу спиртом и нацелила иглу, толстую, миллиметровую, в вену.
— Что там такое, в шприце? — спросил я.
— Глюкоза с витаминами, врач назначил, — беспечно ответила сестра.
Что ж, может, и глюкоза, и витамины, но, определенно, что-то ещё.
— Ложитесь на кровать, — сказала сестра, залепив след инъекции пластырем с ваткой.
Я лёг. В голове шумело, хотелось спать.
Витамины сна для мигрантов и безработных. Логично.
Я и уснул.
16
Губернские газеты представлялись Степану Григорьевичу холощеными котами. Ленивы, нелюбопытны и не ловят мышей. Правда, холощёные коты обыкновенно толсты и вальяжны, а губернские газеты робки, худы, суетливы и в глазах у каждой «чего изволите?»
Кому, как не Слюнько, знать, чего стоят эти газеты: именно он составлял предварительный список дотаций на прессу, который губернатор утверждал без поправок. Там и править-то нечего, кошкины слёзки.
Сами виноваты. Лет двадцать назад, когда и в губернии, и в стране бурлило и варилось, пресса продавалась одним и лаяла на других, торопливо снимая пенки и самонадеянно считая себя четвертой властью. Когда всё успокоилось, пенки кончились и спрос на лай пропал, жили сплетнями и рекламой, как и положено порядочным изданиям, Сейчас же, когда рекламный поток ушёл в песок, все спрятали гонор в карман и пошли служить. А поскольку платили скверно, то и служили уныло. Главное — не обдёрнуться, не наступить на чью-нибудь мозоль. Чью-нибудь — в смысле серьёзных людей. И потому писали преимущественно о трущобных преступлениях (не называя, разумеется, трущобы трущобами), и о том, как власть старается облагородить жизнь горожан. Под властью понимался губернатор, в данном случае Товстюга: Товстюга посетил отремонтированный детский сад, Товстюга подписал соглашения об инвестициях с китайскими бизнесменами, Товстюга открыл медпункт в селе Чирки, Товстюга принял делегацию гваздевских сельхозпроизводителей…
А теперь Товстюги нет, и непонятно, о чём писать. Вчера все местные газеты написали слово в слово: в одном из сёл одной губернии найден склад контрафактного алкоголя, сорок тысяч литров, расфасованного в бутылки, имитирующие известные бренды. Следствием ведётся следствие. И как бы происшествие, и ни одного имени не названо. Читатель вправе спросить, что дальше. А дальше — тишина. Газетам оставались культурка, футбол и заметки синоптика, и тоже осторожно, чтобы ненароком не задеть злопамятного человека. Но кто это читает? Лишь бы площадь заполнить буковками.
Зато всё спокойно.
Однако сегодня Слюнько жалел, что нет в губернии газет настоящих. Он Гарвардов не кончал, чем прилюдно гордился, а про себя жалел, но порой сын, который как раз учится в Гарварде, читал ему западные газеты. Что ж, с такими своими и чужих не нужно, но всё-таки, всё-таки… Не дураки же у них в правительстве. То есть дураки присутствуют, но в меру. А наша душа меры не знает.
Пресса — это тысячеглазая визгливая и противная гидра — там. И глухой облезлый кот с бельмами на глазах здесь.
Конечно, в правительстве губернии на столе лежат сводки разных ведомств, но цена этим сводкам известная. Переплачиваем, и крупно переплачиваем. И ведь никто в сводке не написал, что вчера скоропостижно скончался новоназначенный губернатор Великогваздевской губернии Налегаев Виктор Сергеевич. И газеты не написали. И в Москве пока не пишут. Мало ли что пускают враги по мутным волнам эфира. Когда будет нужно, вам сообщат. А пока ешьте, что дают.
Ему московские дела не решать. Ему нужно решать, что делать здесь. В пределах своей компетенции. Вице-губернатор в масштабах страны птичка-невеличка. Из Москвы вице-губернатора видят лишь те, кому положено видеть. В специальный мелкоскоп.
Слюнько вышел в малый зал. Телевидение, радио, пресса. Всё как обычно, все свои, даже и буквально.
Слюнько поздоровался, сел перед микрофоном и бодро зачитал ежемесячное «послание к губернии»: в будущем увеличим, улучшим, отремонтируем и
