Фабио и Милена - Ислам Ибрагимович Ибрагимов
Милена воскликнула:
– Ты гнусный, подлый, мерзавец и ты ничем не отличаешься от убийц, которых так ненавидишь! Ты трус, раз прячешься в своей норке, тебе страшно и поэтому ты причиняешь боль другим! Как бы мне хотелось, чтобы ты почувствовал на себе это страдание, которое в одно мгновение убило бы тебя! Ты паразит, урод, безбожник, ты жалкий червяк!
– Довольно! – Вскрикнул он, явно оскорбленный до глубины души. Кулаки его сжались до бела, а челюсть нервно закоротило, он был в бешенстве, и краска стыда окрасила его лицо неизбежным оттенком яркого алого цвета. Он был опозорен маленькой девочкой.
Фабио с грохотом плюхнулся на пол, не устояв перед натиском этих событий. Охрана с Надзирателям безмолвно сняли с него наручники и закрыв его за решеткой удалились прочь в сопровождении безмолвной тишины, нарушаемой их громогласными шагами.
Глава 7.
Днем было так же темно, как и ночью. Ночь же не спасала ото дня с его мучительной долговязостью, томительно тянувшимися секундами, минутами и часами шедшими бесперебойно, своим чередом, с умопомрачительной медлительностью. День не давал ничего кроме лишнего разочарования, ночь, как и полагалось представляла собою возможность осмыслить постигнутое разочарование и убедиться в нем. Есть такая минута, в которой душа начинает вопрошать неизвестность, именно в таком положении и находился Фабио.
«Откуда в нас эта жестокость, куда она нас приведет?
Можно избить человека до смерти, но как понять когда остановиться?
Когда эта грань исчезает, да и вообще зачем?
Если бы человек знал к чему могут привести притеснения с его стороны, то осмелился бы он на это?
Все, все без исключения, в один момент теряют контроль и поддаются тому, что движет ими и будет двигать, наши оковы, наша слабость, наши инстинкты.»
Фабио долго размышлял обо всем этом, хоть и не считал себя мыслителем или что еще хуже мудрецом, однако мысли его не заходили дальше человеческого мышления, преодолеть которое можно только окунувшись во мрак беспробудного безумия.
Сергей не мог найти покоя в своей камере, он чувствовал себя отчужденным и покинутым, пока Милена и Фабио находились, друг против друга, он как ему казалось, был отделен от них не только несколькими камерами, ибо он вообразил, как будто их разделяет, куда большее расстояние, которое нельзя было узреть. Он скучал по ним, скучал безмерно, в чем он не до конца был с собой честен.
Сергей вскоре нашел избавление от тоски безрадостного заточения, он изредка поглядывал за девицей, которую едва было видно в углу открывавшегося ему пространства из зарешеченной камеры. Та с презрением отвечала на его взгляд, не скрывая своего к нему отношения, но Сергей не унывал, такой казалось странной и дурной выходной он пытался отвлечься. Порой он слал ей воздушные поцелуи, махал своей искалеченной рукой или просто играл бровями на своем лбу. Сергея удивляло то обстоятельство, которое заставляло его так одарять вниманием эту девушку ведь, к собственному удивлению, он не питал к ней ничего кроме симпатии и в иной среде никогда бы не взглянул в ее сторону. И хотя девушка эта отвечала ему взглядом полным холодной утренней росы все же она в какой-то степени разделяла его мнение.
– Когда же это было так скучно-то? – Раздумывал он, не припоминая таких же периодов скуки и уныния. Он лежал и поднимал вверх то одну ногу то вторую, а сам думал о том да о сем. Ему вспомнилось как они с Фабио и Миленой были загородом, где они сидели у костра и беседовали, он думал, что хотя тот вечер не запомнился ему яркими речами и мудрыми словами все же было в нем нечто прекрасное, успокаивающее и душевное ведь не даром он его запомнил. Коттедж был великолепен, а сон в просторной постели «Разве сравнится это с дощечкой проклятой?» – Думал он. «Конечно нет!» – Ответил он самому себе отчего ему захотелось громко рассмеяться чтобы все услышали, и чтобы Фабио старикашка слышал, вместе с Миленой его дочуркой, такой маленькой убийцей, которая теперь совсем не убийца.
– Ха-ха-ха! – Раздалось на весь блок.
Многие привыкли к выходкам Сергея, такого неугомонного и веселого, а иногда задумчивого и порой даже грустного, никто не питал к нему ненависти, если не считать охрану, Надзирателя и девушку, которая ненавидит его взглядом, и еще не считая пару тройку людей.
Один из охраны который называл себя Павлом, крикнул что-то невнятное из своего кабинета, где они обычно и проводили почти все свое время, играли в карты или пили пиво, именно там Надзиратель и напивался в стельку перед тем, как выступить перед публикой, которая была готова запихать ему в глотку пару вилок с заостренными концами, конечно Сергей не понимал этого человека, будь он Надзирателем все было бы по-другому и еще как.
Сергей начал двигать пальцами на ногах, которые поднимал одну за другой присвистывая при этом.
– Если будешь свистеть мы тебе зубы поотрываем слышишь ты нас? – Крикнул Павел более отчетливо – видимо приоткрыл двери, потому что послышалось как играет радио.
Сергея эта угроза не напугала ни на секунду, и он продолжил свистеть даже с большим усердием. Послышались нервные шаги по холодному полу, громко, явственно, с силой и злобой разносясь по блоку. Сергей перестал свистеть, но все так же болтал ногами в воздухе. Павел тяжелой походкой подошел к его камере.
– Оглох малый?
– С чего ты взял что это я умник?
– Недоумок, ты один здесь такой смелый чтобы насвистывать!
– Что-то не нравится? Можете написать жалобу нашему начальству, желаю всего доброго, до свидания!
Павел побагровел и затопал обратно, а чуть позже звук тяжелых ботинок вновь обрушился на блок уже тремя голосами. Они встали у камеры Сергея, и Надзиратель нарушил тишину:
– Решил, что тебе здесь все дозволено а? Не забылся ли ты случаем где находишься?
– Подтяни штанишки, чтобы со мной так разговаривать, тебе не помешали бы подтяжки коротышка. – Сказал Сергей. Все трое были ошарашены, и он продолжил писклявым голосом: – Прошу
