Чёрные вдовы - Владимир Волкович
– Быстрее! – крикнула дама кучеру, и тот стегнул лошадь.
Вскоре Николай отстал.
Из-за таких ненормальностей его и освободили от воинской службы.
* * *
Павел Комаровский, побыв несколько дней в Орле и познакомив Марию Николаевну с родственниками, трогательно распрощался со своей невестой:
– Сниму палаццо в Венеции, где мы сможем устроить наше гнёздышко. Как только всё будет готово, я тебя вызову. Пока поживёшь в моём доме на Карачаевской.
– Не торопись, чтобы всё было красиво, ты же знаешь, как я люблю роскошь и красоту.
– Можешь мне довериться, да пока устроим Евграфа в кадетский корпус, и время пройдёт.
Влюблённые нежно расцеловались, поезд ушёл, Мария начала осматриваться и анализировать ситуацию.
Для начала она побывала в родовом имении Комаровских Городище, внимательно осмотрела его. Конечно, с имением Тарновских Качановкой и сравнивать нельзя было, но такой запущенности и бесхозяйственности Мария Николаевна ни у кого не видела. Кроме того, она смогла выяснить, что имение обременено долгами на значительные суммы. Ей стало ясно, что граф Павел Комаровский далеко не так богат, как казался. «Да, вляпалась, на кой чёрт он мне вообще нужен, – размышляла она, – теперь нужно думать, как из всей этой истории выпутаться».
Глава шестая. Новый любовник Николай Наумов
Меж тем Мария Николаевна получила конверт от Наумова, внутри которого обнаружилась поэма в её честь:
Пусть светит солнце иль гроза,
Мне снятся милые глаза,
Всегда желать, всегда любить,
Клянусь до гроба верным быть!
Вот, кстати, этот малый пригодится. Да и будет с кем в постели покувыркаться, не одной же ей быть столько времени. А он молодой, небось у него с мужской силой всё в порядке, ей уже невтерпёж.
Она отправила Николаю сообщение: «Приезжайте завтра к семи вечера ко мне на Карачаевскую улицу».
* * *
Много мужчин повидала эта женщина, разные они были, но такого… нет, такого ещё не было. Кажется, совсем недавно Марианна Вишневецкая подсунула ей роман «Венера в мехах» Леопольда фон Захер-Мазоха.
– Вот, возьми, Мариша, почитай, сейчас весь свет об этой книге говорит.
– А что там?
– Где сильные и смелые мужчины, где состоятельные и знатные защитники? Все они превращаются в каких-то романтических слабовольных юношей, которые страстно, рабски влюблены в женщину. А что остаётся женщине? Быть владельцем этого раба. Чем более ты жестока, тем сильнее он любит, чем больше ты его унижаешь, причиняешь ему физическую боль, тем большую страсть в нём разжигаешь.
– Ну что ты такое говоришь, Марианна? Таких мужчин не бывает.
– Бывает, Мариша, тебе просто ещё не попадались, но их становится всё больше, этих слабых жалких существ, которым доставляет наслаждение, когда ты их мучишь. И чем больше мучишь, тем сильнее привязываешь к себе.
– Откуда тебе это известно? Ведь у тебя нет такого опыта.
– Обо всём я вычитала в этой книге и представила себе очень ясно. Сейчас это называется мазохизм.
– Да, я представила, это, наверное, огромное наслаждение – издеваться над таким рабом. У меня было нечто похожее, правда, не до такой степени.
– А для него-то, Мариша, ещё большее наслаждение, когда его мучишь.
И вот сейчас перед Марией Николаевной, которая и впрямь всегда получала наслаждение, мучая мужчину, сидел такой мазохист.
– Ну, Коленька, что ты готов для меня сделать?
– Всё, что прикажешь, моя любимая.
– Разденься догола и танцуй.
Николай сбросил одежду и стоял перед ней, стесняясь.
– Ну же, прыгай!
Наумов начал танцевать, подпрыгивая.
– Энергичней! – Она схватила стек, который любила возить в свои путешествия, и ударила им Николая несколько раз. – Шевелись!
– А теперь становись на колени, будешь моей лошадкой. – Мария сбросила платье, сняла панталоны и уселась на крепкую спину молодого человека. – Ну же, вперёд!
Он поскакал, сначала на коленях, а потом приподнявшись на ногах.
Мария щипала его кожу, кусала, тянула и крутила, возбуждаясь сама и необыкновенно возбуждая его. Потом толкала на кровать и прыгала на нём, впиваясь от страсти ногтями в его тело. Наумов кричал от восторга.
Закончив и получив каждый свою долю наслаждения, потные, уставшие, сидели за столом и пили абсент.
– Могу я прийти завтра, моя повелительница?
– Хочешь быть моим рабом?
– Хочу.
– Тогда приходи завтра.
* * *
С этого дня начались их совместные опыты. Она каждый раз придумывала новые способы для причинения Наумову физической боли и унижения его. Часто он и сам подсказывал ей, что она могла бы сделать с ним.
Однажды, утомившись, Мария сидела и курила, и когда захотела потушить папиросу, он предложил, протянув к ней руку:
– Вот, туши здесь.
Она с каким-то садистским удовольствием ткнула горящим концом в руку и держала, пока он извивался змеёй и визжал от наслаждения.
После этого Тарновская стала применять всю свою фантазию, чтобы причинить боль и унижение любовнику, испытывающему от этого необыкновенное удовольствие. Она приобрела плеть и другие инструменты пыток и использовала их при встречах с Наумовым. Стегала его плетью, связав руки и ноги, колола и резала, заставляла облизывать себя с ног до головы, топталась и прыгала на нём…
– Коленька, если ты меня любишь, вырежи на своей груди мои инициалы.
– Будет исполнено, моя любимая.
На следующий день он показал Марии татуировку на груди – буквы «М» и «Т», соединённые пробитым стрелою сердцем.
* * *
Меж тем события продолжали следовать своим чередом. Прилуков, сидя в Вене и разрабатывая фармацевтику отравления, предложил Марии в переписке, которая активно продолжалась, план, состоящий из двух частей: получения от Комаровского денег и уничтожения его после этого.
Одновременно от Павла Евграфовича из Венеции было получено письмо:
«Любимая моя!
Я приобрёл для тебя палаццо Марогонато. Оно находится совсем рядом с собором Святого Марка, на площади Санта-Мария. Это, если помнишь, в самом центре. Окна выходят на ту барочную церковь Санта-Мария дель Джильо, которой ты восхищалась.
Приезжай поскорее, я так соскучился по твоим ласковым рукам и горячему телу.
Твой Комарильчик».
Мария усмехнулась, она так называла Павла, и он, чтобы ей угодить, подписывался этим именем.
Прихватив свою верную служанку Перье, Тарновская выехала в Венецию, написав Прилукову:
«Выезжай, поселись где-нибудь в сторонке, чтобы не попасть на глаза».
А Наумова, готового зарыдать от того, что она уезжает, успокоила:
– Не волнуйся, Коленька, я о тебе не забуду, очень скоро мы с тобой встретимся.
Прилуков остановился на окраине Венеции в районе Каннареджо и наблюдал разворачивающиеся перед ним события со стороны.
* * *
