Чёрные вдовы - Владимир Волкович
– Наконец-то ты со мной, моя куколка!
Однако Тарновская встретилась с графом холодно, как это было оговорено с Прилуковым:
– Рада тебя видеть, Павел.
– Что-то случилось? Ты не выглядишь радостной от того, что мы вместе.
– У меня нет причин радоваться, Павлуша, бракоразводный процесс затягивается. Я нахожусь в двусмысленном положении. Представь на минуту, конечно, только в воображении, что с тобой не дай бог что-то случится. Что будет со мной? Я останусь одна, без детей, без родины, без средств. Я всерьёз обдумываю, может быть, лучше принять предложение князя Трубецкого.
– Мы завтра сходим в российское консульство и узнаем, можем ли вступить в брак.
В консульстве им объяснили, что женщине, которая не разведена в России, заключить брак в Италии нет никакой возможности.
И тогда граф Комаровский решился, 16 июля 1907 года он снял со своего счёта и отдал Марии 80 тысяч рублей.
– Благодарю, Павлуша, теперь я буду уверенней себя чувствовать и поеду предпринимать меры, чтобы быстрее развестись.
– Я тебе ещё один сюрприз приготовил, – радостно говорил Комаровский, готовый в эту минуту отдать всё, что имел, – я составлю на твоё имя страховой полис на 500 000 франков и завещаю тебе всё движимое и недвижимое имущество, ты только не бросай меня.
– Я вернусь, как только решу окончательно с разводом, – успокоила его Тарновская.
В тот же вечер Мария с Донатом укатили в Вену кутить и развлекаться.
Сидя в ресторане, откушав любимого абсента, Мария Николаевна рассеянно слушала Прилукова, запивая его убийственные речи шампанским. Сам Донат Дмитриевич, сколько бы ни пил, сохранял ясный ум. Никто вокруг не представлял себе, что мужчина и женщина, по виду принадлежавшие к высшему обществу, обсуждают стоящую перед ними задачу – убийство человека.
– Смотри, Мария, одна из возможностей – убить его отравленным кинжалом на какой-нибудь узкой венецианской улице, которых много в самом центре города.
– Это опасно, Донат, Комаровский – боевой офицер, у него хорошая реакция, очутившись в таком месте, он будет настороже и просто так не дастся.
– Это правильно. Есть ещё один вариант – отравить его стрихнином, крысиным ядом.
– Ты говорил, что этот яд имеет весьма сильный горький запах и в любой пище будет заметен. Скрыть его не получится…
– Можно подмешать в табак, там трудно уловить запах. Несколько раз вдохнул дым, и всё, смерть со страшными конвульсиями и спазмами.
Мария Николаевна покачала головой, так и не поверив в реальность этих планов, и задумалась. Видимо, в её прекрасной головке зрело нечто иное.
Буквально через день Тарновская получает письмо от Павла:
«Любимая моя!
Только вчера расстался с тобой, но уже невообразимо скучаю. Клянусь тебе, что не только Трубецкой готов пожертвовать собой. Я ради тебя пойду на всё, верь мне, как я верю тебе.
Что касается моего обещания страховки, то всё будет сделано, я держу своё слово. Веду переговоры со страховым обществом «Мутуал Лиекс», если сегодня вопрос не решится, обращусь в общество «Нью-Йорк», если и с ним не получится, есть и другие. Я прошу тебя подождать, потому что хочу, чтобы ты получила больше. Верь, моя любимая, что я всё для тебя сделаю. Ты только люби меня, и сбудутся твои мечты».
Навсегда твой Комарильчик.
P. S. Прежде чем ты успеешь добраться до России, я сделаю для тебя три вещи: заверю завещание, закончу со страховкой и, самое главное, смету все препятствия для того, чтобы мы наконец смогли обвенчаться и зажить в нашем гнёздышке, в нашем палаццо.
О, как я тебя люблю, малышка моя!
Преданный тебе, Павел Комаровский».
* * *
Граф метался по Венеции в поисках страховой компании, которая согласилась бы оформить страховку, уже две компании отказались, желание Комаровского показалось им подозрительным. Но, в конце концов, он нашёл страховое общество «Анкор», которое согласилось выписать ему полис.
В Вену полетело сообщение:
«Любимая, приезжай, тебя ждёт сюрприз!»
Мария приехала в Венецию, и 9 августа 1907 года жених и невеста отправились в российское консульство. Здесь консул в их присутствии заверил завещание и страховой полис.
Вечером они отмечали это событие в ресторане.
– Павлуша, – тронула Тарновская за рукав графа, – я внимательно изучила договор и хотела бы добавить к нему один небольшой пункт.
– Всё, что желаешь, дорогая!
– Вот я хочу сказать – все мы люди, и с нами всякое может случиться. Упаси бог, с тобой что-то произойдёт, и я не смогу получить страховую сумму. Представляешь?
– Нет, не представляю. Что со мной может случиться? – Комаровский, слегка склонив голову, смотрел на возлюбленную. – Я и на войне живой остался, а в мирное время и тем более…
– Конечно, я очень хочу, чтобы все мы были здоровы, но вдруг какая-то неизвестная болезнь прицепится, когда мы с тобой поедем в свадебное путешествие в Африку, или на нас нападут чёрные разбойники. Или корабль утонет в океане. Или поезд сойдёт с рельсов. Или террорист будет покушаться на кого-то из правительства, а ты, как приглашённый, будешь рядом, и бомба взорвётся прямо перед тобой.
– Что ты такое говоришь, Мариша? Я не собираюсь умирать и не хочу, чтобы с тобой случилось нечто подобное.
– Павлуша, я хочу, чтобы было предусмотрено всё и я, в случае чего, имела бы средства на воспитание твоего и моего сына.
На столике стояло уже несколько наполовину опорожненных бутылок, и граф соображал медленно.
– Ты что-то говорила о страховом договоре.
– Завтра придёт страховой агент, и хочу, чтобы в договор был вписан пункт о том, что даже если ты умрёшь насильственной смертью, я смогу получить всю страховую сумму.
Павел Евграфович надолго замолчал, обдумывая такое странное предложение, и Тарновская его не беспокоила.
«Конечно, он может отказать в этом Марии, пункт какой-то несерьёзный и подозрительный, как будто он уходит на войну. Но, с другой стороны, если действительно завтра война? И если он откажет, как на это посмотрит его любимая? Ведь в России её с нетерпением ждёт князь Трубецкой. Нет, он не может из-за такой ерунды, из-за такого пустяка терять женщину, без которой и жизни себе не мыслит. Это всего лишь каприз любимой, который он, как мужчина, не может не выполнить».
«– Я согласен, дорогая», – произнёс Комаровский, и, наклоняясь к её уху, прошептал: – Идём скорее в спальню, я так сильно тебя хочу.
Павел Евграфович ещё не представлял, что с этого момента судьба его уже решена, часы заведены и время отсчитывает немногие дни, оставшиеся до конца жизни.
