Александр Золотько - Зубы Дракона
– Давайте.
– А вы тоже обязаны соблюдать режим питания? – невинным тоном поинтересовался Шатов.
– Что?
– У вас тоже в пище химия? Или это только у меня?
Лицо Дмитрия Петровича дрогнуло, явно прикидывая, какое выражение принять.
– Не нужно разыгрывать изумление или негодование, – посоветовал Шатов. – Просто скажите правду.
Дмитрий Петрович потер лицо руками, словно разминая и разглаживая пластилин.
– Все еще есть или уже нет?
– Уже нет, – тихо произнес Дмитрий Петрович.
– И сколько раз вы обожглись, прежде чем поняли?
– Один раз. Потом мне объяснили.
– А почему не объяснили мне?
– Зачем? – удивился Дмитрий Петрович, похоже, искренне.
– Чтобы я не делал глупостей.
– А вы бы их перестали делать?
– Попытался бы, во всяком случае.
– А вы уверены, что, у вас это получилось бы? – спросил Дмитрий Петрович.
– Я мог бы попробовать. Всякий нормальный человек мог бы выслушать предупреждение и попробовать ему последовать.
– Всякий нормальный человек, – бесцветным голосом произнес Дмитрий Петрович. – Всякий нормальный человек.
– Вот за комплимент – спасибо, – Шатов почувствовал, что удерживать на лице улыбку вдруг стало неожиданно трудно.
– Это не комплимент, – устало выдохнул Дмитрий Петрович и почему-то посмотрел на дверь. – Это констатация факта.
– То, что я ненормальный человек, это просто констатация факта, – протянул Шатов. – Спасибо на добром слове. Вы хотите сказать, что я съехал крышей, и тут меня вроде бы как лечат?
– Тут вам дают возможность вроде бы как вылечиться самому, – Дмитрий Петрович с хрустом размял пальцы на руках.
– Если честно, то шутка – слабая.
– Как шутка – да. Но это не шутка.
Шатов засмеялся.
– Это не шутка, – повторил Дмитрий Петрович, – совсем не шутка.
– И эта смирительная рубашка на мне…
– Это для того, чтобы вы не навредили себе или окружающим.
– Чушь. Вчера и позавчера на меня это не напяливали, я свободно перемещался по местности, разве что нарушал режим питания…
– Еще вчера утром полагали, что вы не опасны для окружающих, Евгений Сергеевич.
– А сегодня?
Дмитрий Петрович встал со стула и прошел по комнате, нервно потирая руки. Остановился:
– Вы действительно не помните того, что случилось вчера?
– Вчера? В школе? – Шатов улыбнулся, понимая, что улыбка вышла не слишком уверенная.
– Именно в школе. Помните?
– Я все помню. Помню, как мы с вами и Звонаревым шли через лес. Помню, как меня директор школы отвел в библиотеку, и как вы через два часа зашли за мной. Помню, как вы устроили мне экскурсию по школе, завели в галерею, а потом привели на практикум по анатомии… – Шатов сглотнул. – А там…
– Что там?
– Там двое мальчишек резали живую женщину…
– И вы…
– И я попытался их остановить…
Что он хочет услышать от меня? Что? Шатов закрыл глаза и перед ними появилась операционная, кровь, осколки стекла… Потом дети… Шатова показалось, что он снова слышит тонкий детский крик.
– А потом за мной погнались, я убегал, меня настигли… – Шатов замолчал. – Вы теперь скажете, что всего этого не было?
– Не скажу, – покачал головой Дмитрий Петрович. – Кое-что было. Мы с вами действительно были на вскрытии. Мертвого тела. Но на вас это произвело очень сильное впечатление. Очень сильное. Вы почему-то решили, что она жива…
– Она была жива. Это продавец из магазина.
– Нет. Она была мертва, и она никогда не работала в магазине. Вы разбили стекло и прыгнули вниз. Попытались ударить ребят. Потом побежали. Вы, кстати, обратили внимание на синяк у меня на лице?
– Обратил. Это я вас?
– Когда я вас попытался успокоить.
– Я помню, как вас ударил. Вы мешали мне спасти женщину, – теперь уже Шатов почти кричал.
– Она была мертва. Вы побежали прочь от школы…
– За мной гнались.
– За вами бежали, чтобы помочь.
– Да? Ногами по лицу?
Ерунда. То, что говорит старик – ерунда. Шатов превосходно помнит, что женщина была жива, что его никто не пытался успокаивать. Его сразу стали избивать. Эти двое, в окровавленных халатах.
– Они сразу бросились на меня, эти двое. Они…
– Они вынуждены были вмешаться.
– Вот как это теперь называется!
– Да, именно так. Они вынуждены были вмешаться сразу после того, как вы напали на детей.
Шатов почувствовал, как кровь бросилась в лицо.
– Что я сделал?
– Вы начали избивать детей, Евгений Сергеевич, – тихо и как-то печально произнес Дмитрий Петрович.
– Чушь.
– К сожалению, нет. Прежде чем ребята успели вмешаться, вы уже сломали руку десятилетнему ребенку.
– Глупости, – замотал головой Шатов. – Это глупости. Это было случайно. Детвора бросилась на меня, я пытался их остановить, не причинив вреда, и потерял равновесие. Упал на того мальчишку.
Дмитрий Петрович печально покачал головой.
– Эти двое соврали! – выкрикнул Шатов.
– Это видели не только они, к сожалению. Из окон школы, к сожалению, все слишком хорошо было видно. Дети разбегались от вас, а вы… Вы вели себя как буйнопомешанный. Вы переломили руку этому мальчику. Вот так, – Дмитрий Петрович сделал руками жест, словно двумя руками ломал ветку перед собой. – Просто переломили. И когда ребята попытались вас остановить, вы бросились и на них. Вы кричали… Обвиняли их в том, что они защищают Дракона. И они вынуждены были драться.
– Потом вы разом успокоились и попытались убежать. Но вас настиг приступ. Вам ввели лекарство и отнесли сюда.
– Ерунда, – сказал Шатов.
– Это правда.
– Это ложь, – выкрикнул Шатов. – Я не мог ударить ребенка. Даже когда они били меня…
– Они вас не били. Они в ужасе разбегались от вас, а вы…
– Чушь. Вы это придумали, чтобы…
– Для чего? – печально спросил Дмитрий Петрович.
– Для того чтобы отомстить…
– За Дракона?
– Да, – выдохнул Шатов. – Отомстить за Дракона. Вы знали меня давно. Вы следили за моей схваткой, а потом на меня напали на дороге и…
Дмитрий Петрович грустно улыбнулся:
– Никто на вас не нападал.
– На дороге, мы ехали на двух машинах, а на нас…
– Вы начали буянить в гостинице, и вас привезли сюда. Вам, кстати, очень повезло, что это заведение находилось не очень далеко. Вас попытались привести в чувство, но вы упрямо продолжали путать реальность и свое безумие.
– Я ничего не путал… – выкрикнул Шатов и замолчал.
– Как зовут девушку, которая вас сегодня кормила завтраком?
– Светлана.
– Светлана, – кивнул Дмитрий Петрович. – Но вы вчера почему-то решили, что накануне ее звали Ириной.
– Вы ее называли Ириной.
– А еще я сказал вам, что вы попали к нам навсегда.
– Да, сказали.
– Я этого вам не говорил. Поверьте, Женя.
– Вы говорили. И ее называли Ириной. А она называла село Главным.
– Петровское. Село называется Петровское. А женщина была мертвой.
– Она была живой!
– Спросите у Светланы.
– Она с вами заодно! – голос Шатова сорвался.
По щеке потекла бессильная слеза.
– Я не могу вас убедить, Женя, – Дмитрий Петрович осторожно похлопал Шатова по плечу. – Но то, что помните вы – это только плод вашего воображения. Вы помните только то, что хотите помнить, и забываете то, что хотели забыть. Или придумываете объяснение.
– Я ничего не придумал. Я ничего не придумал. Я ничего не придумал, – Шатов дернулся, пытаясь высвободиться. – Вы врете!
– К сожалению, это правда. Я не лгу, – Дмитрий Петрович открыл дверь, обернулся к Шатову, – я понимаю, что вам больно, но это правда.
Дверь закрылась.
– Нет! – закричал Шатов. – Нет!
Это не может быть правдой. Не может быть правдой. Он все помнит отлично. Он помнит все, что происходило с ним до приступа. Он не мог ударить ребенка. И женщина была живой. Живой, что бы ни пытался сказать Дмитрий Петрович, как бы он не пытался убедить Шатова в его безумии. Не правда.
Нужно только успокоиться, прийти в себя и все станет на свои места. Только успокоиться. Все обдумать трезво и спокойно.
Чертов писатель утверждает, что Шатова привезли сюда из гостиничного номера. Прямо из гостиничного номера. А Шатов помнит, как они ехали на машинах и помнит, как вдруг началась стрельба. Шатов помнит. Он помнит, как бежал через лес, и как в него выстрелил неизвестный…
И еще Шатов помнит, что его убили. Что его, Евгения Шатова, застрелили там в лесу. И ожил он уже здесь, на тропинке. Очень реалистическое воспоминание, господин Шатов. Очень реалистическое воспоминание. Вас убили, а потом оживили.
