Александр Золотько - Зубы Дракона
В конце концов, подумал как-то Шатов, если девушка очень хочет близости известно журналиста, то она может ее получить. В качестве награды за помощь и сотрудничество.
Шатов по этому случаю перестал дергаться, когда Светлана вроде бы случайно, поправляя постель, прикасалась к его лицу.
За два дня затворничества Шатов не видел никого, кроме Светланы. Телевизор с видеомагнитофоном были перетащены в спальню, и пациент со своей сиделкой смотрели фильм за фильмом. Комедии и боевики. Попытки Светланы ставить мелодрамы и эротику пресекались Шатовым категорически.
Утром третьих суток Шатов попросил, чтобы к нему позвали врача. Или, в крайнем случае, Дмитрия Петровича.
– Вызывали? – Дмитрий Петрович как всегда был выбрит, отутюжен и высокомерен.
– Присаживайтесь, любезный друг, – предложил Шатов.
– Друг и даже любезный? – брови Дмитрия Петровича поднялись высоко, демонстрируя удивление, переходящее в изумление.
– Ну не старым же козлом вас именовать.
– Согласен, – Дмитрий Петрович сел на стул и закинул ногу за ногу. – Если выбирать из этих двух вариантов, то лучше первый. И по игривому началу разговора я могу предположить, что вы решили поговорить со мной серьезно. Так?
– Так, – кивнул Шатов.
– Я вас слушаю.
– Во время нашего с вами последнего разговора вы изволили намекнуть, что я… – Шатов поднял взгляд к потолку и сделал довольно длинную паузу. – Что я несколько безумен.
– Я не намекал на то, что вы несколько безумны, – возразил Дмитрий Петрович.
– Да-да, вы не намекали, вы сказали об этом прямо.
Дмитрий Петрович снисходительно кивнул.
– И еще вы сказали, что я тут лежу привязанный для того, чтобы не нанести ущерба себе и окружающим, – Шатов взглянул в глаза собеседника. – А химические средства в мою пищу добавляют для того, чтобы встряхнуть мою больную психику и заставить быть аккуратным.
– О химпрепратах я вам такого не говорил, но вы поняли все правильно. Что дальше?
– Но вы мне не сказали, сколько мое заключение продлится. Как бы не заботилась обо мне бедная Света, находиться в горизонтальном положении и не иметь возможности даже почесать себе гениталии – это слишком серьезное испытание. Вы не находите?
– Не знаю.
– Имея достаточно времени для размышлений, я, как мне кажется, нашел вариант, который мог бы позволить мне встать на ноги, а вам… я имею ввиду тем, кто так трогательно заботится о моем психическом здоровье, не рисковать ни чем.
Шатов, тщательно выговаривая эту заготовленную фразу, улыбался самым уголком рта. Еле заметно. Чуть иронично.
– Я не думаю, что вы… – начал Дмитрий Петрович, но Шатов его быстро перебил.
– Не нужно предвзятых выводов, любезный друг…
– Понимать как «старый козел”? – спросил Дмитрий Петрович.
– Если бы вы находились на моем месте, то старались бы избегать сильных выражений.
– Извините, продолжайте, – Дмитрий Петрович поднял руки. – Я не буду вам мешать.
– Так вот, – глубоко вздохнул Шатов. – Я не зря попросил вас прийти до завтрака.
– Боитесь, что я на сытый желудок буду менее сговорчивым?
– Надеюсь, что у меня будет на один аргумент больше, – серьезно сказал Шатов.
– Вот как? – снова изумление. – Это интересно.
Шатов, мысленно репетируя этот разговор, предполагал приблизительно такую реакцию у собеседника. Дмитрий Петрович склонен к позерству и драматическим жестам. Он неминуемо должен был втянуться в разговор и попытаться найти слабину в рассуждениях оппонента. И если эта слабина найдена не будет, то есть шанс, что доводы противной стороны будут приняты к сведению.
– Я немного порассуждаю в слух, – предупредил Шатов.
– Не слишком долго, – Дмитрий Петрович демонстративно взглянул на часы.
– Вот именно, – улыбнулся Шатов. – Не слишком долго. Хотя, если я все правильно понял, у меня есть почти час после назначенного времени приема пищи, чтобы сесть за стол и принять противоядие. Так?
– Вы совершенно правильно поняли.
– Идем дальше, – Шатов облизал губы.
– Водички подать? – участливо предложил Дмитрий Петрович.
– Обойдусь. Так вот, исходя из своих наблюдений, я пришел к выводу, что регулярно получаю два типа лекарств. Первое вызывает у меня сильное болевое ощущение через некоторый промежуток времени. Второе, вовремя принятое, действие первого устраняет. Так?
Дмитрий Петрович молча улыбнулся.
– Так, – кивнул Шатов. – Значит, одновременно с препаратом блокирующим мне вводят и новую дозу первого лекарства. Таким образом процесс становится бесконечным. Если я не покушал – упал и начинаю дергаться. Если мне вводят противоядие, то тут же заводят часы на новый срок. Правильно? По вашему лицу вижу, что правильно. Идем дальше.
– Завтракать пора, – напомнила Светлана, заглянув в комнату.
– Опоздание на полчаса не смертельно, – заверил ее Шатов, и Светлана вышла.
– Дальше я подумал, – продолжил Шатов, – и понял, что дозы болевого препарата я получаю в течение дня не одинаковые. Вернее, нет. Я получаю не одинаковые дозы второго препарата. За завтраком и обедом – меньшие. А вот на ужин – самую большую.
– С чего вы это взяли? – поинтересовался Дмитрий Петрович.
– Тупое наблюдение и арифметика. Смотрите сюда. От завтрака до обеда проходит что-то около четырех часов. Плюс час подстраховки. От обеда до ужина проходит пять часов, плюс еще один час подстраховки. А вот от ужина до завтрака следующего дня мы имеем почти пятнадцать часов.
– Логично.
– При чем здесь логика? – возмутился Шатов. – Элементарный подсчет. Мне, правда, было немного трудно считать без использования пальцев рук, но я справился.
– И что вам дает это наблюдение? – со скептическим видом поинтересовался Дмитрий Петрович.
– Это наблюдение мне дает то, что мы можем прийти к, извините за выражение, консенсусу. Вы боитесь, что, вырвавшись на свободу, я начну бросаться на людей. За пять часов между приемами пищи я смогу пробежать километров двадцать, раздавая удары направо и налево.
– Нечто в этом роде, – кивнул Дмитрий Петрович.
– Замечательно. Вот мы и подошли к самому главному, – удовлетворенно произнес Шатов.
– Извините, не заметил.
– И тем не менее, – Шатов снова улыбнулся, на это раз почти искренне.
Тут был бы уместен жест, подчеркивающий глубину и остроту момента, но невозможность жестикуляции приходилось компенсировать энергичностью мимики.
– Поскольку вы можете регулировать продолжительность действия препарата, то мы с вами могли бы договориться. Вы отмеряете мне обезболивающего только на час. Потом еще на час. Потом еще на час. Что это дает мне? Я могу передвигаться относительно свободно. Что это дает вам? Дальше чем на пять километров я за этот час не убегу. На ночь вы мне даете полную дозу и даже упаковываете в смирительную рубашку. По-моему – все довольны.
– Можно встречный вопрос? – поинтересовался Дмитрий Петрович.
– Конечно.
– А почему вы затеяли этот разговор демонстративно перед завтраком? И какой дополнительный аргумент планировали использовать в этом случае?
– Это целых два вопроса, любезный друг. Но я не стану выпендриваться и отвечу на оба. Чтобы вы успели уменьшить дозу обезболивающего у меня в завтраке. А если вы этого не сделаете, то я откажусь завтракать.
Лицо Дмитрия Петровича стало грустным:
– Все-таки вы решили выдвинуть ультиматум. Печально. Ведь нам достаточно его не принять, чтобы вы испытали ощущения…
– Я их уже испытывал дважды. Испытаю еще раз. И, если понадобиться, еще. Не верите? – Шатов твердо взглянул в лицо Дмитрия Петровича.
– И вы думаете меня этим испугать?
– Нет. Я думаю, что вы хотите моего сотрудничества, а не криков боли. Хотите вы меня вылечить или нет… Болен я или здоров, но я вам нужен в нормальном, извините за двусмысленность, состоянии.
Дмитрий Петрович демонстративно посмотрел на часы.
– И не нужно так пялиться на часы, козел старый, я знаю, что через полчаса могу схлопотать очередной приступ.
– И таки можете, – медленно сказал Дмитрий Петрович.
– Придется потерпеть, – вежливо улыбнулся Шатов.
– А если мы вам введем препарат насильно?
– Зачем? Он ведь нужен для того, чтобы заставить меня сотрудничать с врачами? Я готов сотрудничать. Но на своих условиях. И завтракать я буду только своими, извините, руками. Сразу примете решение, или нужно посоветоваться?
– Это вы подумайте, Евгений Сергеевич. А я прогуляюсь пока. Мне пора завтракать, – Дмитрий Петрович встал со стула. – Света, приготовьте все для завтрака господину Шатову.
– Света, – громко, излишне громко сказал Шатов, – накройте мне на столе в гостиной, пожалуйста.
