Владимир Шатов - Между жизнью и смертью

Глава 1

...Григорий взял на руки сына. Сухими, исступлённо горящими глазами жадно всматриваясь в его лицо, спросил:

         - Как же вы тут?...Тётка, Полюшка - живые-здоровые?

 По-прежнему не глядя на отца, Мишатка тихо ответил:

         - Тётка Дуня здоровая, а Полюшка померла осенью...От глотошной. А дядя Михаил на службе...

         Что ж, вот и сбылось то немногое, о чём бессонными ночами мечтал Григорий. Он стоял у ворот родного дома, держал на руках сына...

 Это было всё, что осталось у него в жизни, что пока роднило его с землёй и со всем огромным, сияющим под холодным солнцем миром.

         Год на год не приходится... Мудрая мысль, как всякая веками проверенная вещь, недаром вызрела в душе русского народа. Бывают года, которых не замечаешь в череде подобных, но случаются яркие и незабываемые.  Противоречивый 1921 год оказался именно таким. Решающим и переломным в судьбе юной страны Советов, определившим её будущее.

 Только отгремела, разодравшая бывшую империю на части, Гражданская война. В ноябре двадцатого года Красная Армия лихо взяла Перекоп и полностью заняла солнечный Крым, последний приют белогвардейцев. Вничью замяли польский вопрос, и большевики нехотя отложили на время мечту о мировой революции.

          Едва мужики, отвыкшие за семь лет беспрерывных войн от родящей тяжести плуга, вернулись домой, как грянула новая беда для теоретиков из Кремля. После окончания гражданской войны в Советской России начался острейший социально-политический кризис, вызванный недовольством крестьян политикой «военного коммунизма». Ленинский «Декрет о Земле» обеспечивший, по сути, коммунистам победу в борьбе за власть, землеробы поняли буквально.

 Они силой брали землю–кормилицу и кровью защищали нажитое. Как селяне не хотели возврата землевладельцев-помещиков, так они не принимали грабительские конфискации хлеба. Крестьянские выступления против продразверстки в этом году приобрели характер вооруженных восстаний против большевиков в Тамбовской и Воронежской губерниях, Западной Сибири, на Украине. Для подавления стихийных выступлений власти использовали регулярные войска и боевую технику.

         Только наделённые чрезвычайными полномочиями Антонов – Овсеенко и будущий маршал Тухачевский, широко применяя расстрелы заложников и химическое оружие, подавили «бандитский мятеж» в тамбовских лесах.

         С 28 февраля по 18 марта 1921 г. против политики большевиков выступили моряки Балтийского флота и гарнизон Кронштадта. Они требовали переизбрания Советов, свободы слова и печати, освобождения политзаключенных. Эти настроения широких кругов населения не могли не сказываться на самой правящей партии, внутри которой наметился раскол.

 Злой гений России Владимир Ленин в последний раз, на излёте угасающих сил, смог правильно оценить сложившуюся обстановку. Можно воевать с зазнавшейся элитой страны, но воевать с собственным народом – политическое безумие.

         Выход из кризиса был найден на Х съезде РКП(б), который проходил в марте этого года. Ленин предложил начать в стране новую экономическую политику. Решения съезда о свободном найме рабочей силы, о разрешении в огромных масштабах частной собственности, о замене продразверстки продналогом и свободной торговле было направлено на удовлетворение наиболее насущных требований крестьянства. Они положили начало проведению в жизнь НЭПа, имевшей главными целями восстановление разрушенной в период мировой и гражданской войн экономики России и установление нормальных экономических отношений между рабочим классом и крестьянством.

 Съезд принял также резолюцию «О единстве партии», направленную на то, чтобы снять напряженность в отношениях между ее различными лидерами. Одновременно было принято решение о ликвидации в России других политических партий.

 В связи с принятыми решениями, Советская власть, допускавшая частную собственность, провела реорганизацию карательных органов государственной власти и законодательной основы их деятельности. Взяв небольшую паузу, гидра «мирового коммунизма» копила силы для решающего броска.

        Сошедшее с ума время, словно решив немного передохнуть, остановило свой бешеный аллюр. День, ночь, утро, вечер, всё смешалось в одну неразделимую вялотекущую кучу.

         - Как жить дальше? - Тяжёлые мысли, подобные мельничным жерновам, нехотя ворочались в готовой треснуть голове.

 Григорий, как загнанный в нору лис, которые сутки безвылазно сидел в усердно натопленном курене. Безразлично играл с приставучим Мишуткой, ел, спал вволю, помаленьку отмокая душой и телом.

         - Как же хорошо дома!

         Когда он за руку с сынишкой, после долгой отлучки, порывисто протиснулся в узкую, будто ссохшуюся, дверь родного куреня, сестра испуганно вскрикнула:

         - Возвернулся, живой…

         - Как видишь, живой.

 Сестра возилась у пышущей жаром печки, ловко орудуя закопчённым ухватом, с отполированным до зеркального блеска черенком. Увидав внезапно вернувшегося брата Дуняшка, тут же оставила в дугообразном чреве печи подцепленный чугунок с постными щами и резко выпрямилась:

         - Братушка, родненький!

         - Никому я видно не нужен, ни на земле, ни на небе! – Григорий горько поднял тёмную изломанную бровь и спросил: - Может, и ты прогонишь?

 Она растерянно всплеснула оголёнными до плеч руками и, сложив их на большом, выпирающем животе, с обидой сказала:

         - Зачем гутарить об пустом? Проходь, твоя хата.

         - Спаси Христос! – обрадовался старший Мелехов. - Только вы у меня и остались на белом свете…

         Он нерешительно топтался посередине куреня, с жалостливой растерянностью оглядывая родную обстановку.

         - Прости ты меня, не уберегла я Полюшку! – Дуняшка по-бабьи скоро заплакала, утирая крупные слёзы подолом цветастой юбки. - Прости…

         - Будя…Будя тебе! – приговаривал Григорий, одной рукой обнимая за плечи прижавшуюся к нему повзрослевшую сестру, другой гладя по лохматой голове застывшего в тягостном непонимании сынишку.- Ничё тут не поделаешь…Бог дал, Бог взял!

         Брат осторожно отодвинулся от неё. Охватил быстрым росчерком цыганских глаз погрузневшую фигуру Дуняшки.

         - Да и тебе, судя по всему скоро рожать…

         - На Пасху срок… - молодая хозяйка по-девичьи засмущалась и призналась. - Боязно трошки!

         - Не ты первая, не ты последняя… - Григорий скинул с натруженных плеч, тяжёлую от навек впитавшейся воды, штопаную шинель. 

 Он по привычке поискал глазами дедовские иконы. В красном углу, где испокон веков стоял образ Николы Чудотворца, висел плохо напечатанный портрет бородатого Карла Маркса.

         - Матерь Божья поможет!

 Мелехов осуждающе покачал головой, но благоразумно промолчал. Дуняшка заметила скрытое неодобрение брата, и как бы оправдываясь, суетливо двинулась к печке.

         - Проходи к столу братушка, я счас накрою… Это Михаил заставил прибрать образа. Я их в сундук сховала, пусть там полежат пока… - Она обернулась и пытливо посмотрела в сторону Григория.

         - Ясно.

 Он посадил на вытертые колени притихшего шестилетнего сына и с улыбкой рассматривал его.

         - Ты же знаешь, он идейный, так им положено.

         Сидящий у большого некрашеного стола брат встрепенулся и сказал:

         - Да я ничего супротив не имею! - он устало вздохнул. - Новое время, новые песни…

         - Вот-вот...

         На пару минут в хате повисла тревожная тишина. Молодая хозяйка усердно готовила вечерять. Мишатка требовательно теребил сильно отросшую и неопрятную бороду отца.

         - Зарос ты батяня. – Он по-взрослому оценивающе посмотрел на Григория.

         - Бриться нечем было.

         - Даже не признал зараз… А мне гостинца привёз, аль забыл?

         - Забыл...

         Тот удручённо похлопал себя по карманам поношенных красноармейских штанов. Ничего там не зазвенело и не завалялось. Он виновато улыбнулся и признался:

         - Не сердись на меня Михаил Григорич! – Отец виновато развёл руки.

         - За што?

         - Не забыл, но и не привёз… Не до того мне было. В следующий раз непременно доставлю, не сомневайся.

         - Ладно, батя...

         Мишка шмыгнул пару раз носом, но сдержал готовые пролиться слёзы.

         - Не надо мне гостинцев, – он по-мелеховски выгнул серпом сердитую бровь.  - Только не уезжай больше, никогда… чуешь?

         - Не уеду! – запальчиво пообещал растроганный родитель

         - Для того и вернулся…