Дальше живут драконы 2 - Александр Афанасьев
Деятельность разведки оскорбляет армию еще вот в чем: если армия побеждает, то считается что она победила благодаря силе, мужеству, решительности. А если на самом деле победа достается благодаря предательству в рядах врага — то это как бы (да и не «как бы») победу обесценивает.
Генерал Юденич, неожиданно легко разбивший экспедиционный корпус фельдмаршала Китченера близ Евфрата[27] сказал: я боюсь легких побед, это — не к добру. Тогда его никто не понял, даже Николай II. Но именно с этой победы — начинается отсчет Холодной войны, которая длится почти шестьдесят лет и конца — края ей не видно.
Но и у разведки — правда своя. Неприглядная, чаще всего — но уж какая есть. Еще ни один император, наверное, ни один военачальник, ни один командующий не отказывался от сладкого соблазна победы за счет какого-нибудь бесчестного приема. Просто название этому придумали — военная хитрость. Не счесть и побед с двойным, даже тройным дном, а главное — только сама разведка знает, сколько войн ей было предотвращено. И это возможно, самое главное оправдание ее существования — если бы всем в мире управляли военные, человечество погрязло бы в бесчисленных войнах…
Профессор Сама — белый, тропический костюм, аккуратно даже здесь уложенные седые волосы, смотрел на капитана Чихару примерно так же, с каким хозяйка смотрит на промокший и сгнивший рис. Делать нечего, но придется выкидывать
— Капитан, с какой целью вы избили подопытных?
— Они не выказывали мне уважения.
— Вам?
Профессор произнес это так, что самим тоном дал понять то, что он не сказал
— Капитан, позвольте узнать, какие инструкции вы получили от своего непосредственного начальства.
— Охранять лагерь
— И всё?
— Не допускать присутствия посторонних.
— Может быть, что-то еще?
Капитан посмотрел еще ниже
— Выполнять ваши указания, Сама-сан
— И я давал указания кого-то бить?
— Нет, Сама-сан
— То есть вы предприняли эти действия по своей собственной инициативе
— Да, Сама-сан. И я готов понести наказание
— Наказание? Какое именно наказание вы готовы понести?
— Любое, какое определит мне господин профессор.
— Интересно…
Профессор неуклюжим движением спихнул со стола прибор с писчей бумагой, ручками и календарем. Все рассыпалось по полу.
Покраснев, капитан начал все подбирать.
— Этот лагерь — монотонным голосом проговорил профессор — предназначен для научных исследований. И ни для чего другого. Вы поняли меня, Чихара?
Капитан неуклюже восстановил все на столе, как было
— Да, Сама-сан.
— В таком случае, можете идти. Передайте своему адъютанту — только половина наказания.
— Да, Сама-сан.
Несмотря на свои погоны — Чихара и не думал как-то оскорбить профессора или даже обозлиться на него. Он испытал унижение — но считал что это заслуженно. Потому что так его учили с первого класса школы. Японское общество — это строжайшая иерархия. Дети, едва только научившись читать и писать, учатся писать письма, запоминая десятки их вариантов — как, с какими выражениями надо обращаться к человеку в зависимости от пола, возраста, службы Императору, положения в обществе. В школе обязательным предметом является этикет — дети учатся вести себя, как правильно подходить, кланяться, отходить. Потому, например, в Японии практически не смотрят чужой кинематограф — он непонятен и неприятен. Здесь все иначе и никто себе не представляет — как может быть иначе.
Несмотря на наказание капитана Чихары — впрочем, это сложно было назвать наказанием для армии, где в качестве наказания могут снять кожу заживо — профессор решил воспользоваться оплошностью армейского идиота. Он приказал наказать телесно не того, кто ударил японского офицера — а другого, непричастного. Ему было интересно посмотреть, как русские поведут себя. Он приказал выбрать для экзекуции как раз того, кто испугался и стоял в стороне.
Сейчас — профессор стоял у окна в основном здании и смотрел на приготовления к экзекуции. Экзекуция осуществлялась бамбуковыми ветками, избиваемого привязывали к кресту, что для самурая было страшным оскорблением. Самураи боятся только двух видов смерти — обезглавливания и распятья.
Двое солдат выдернули из строя того кого должны были наказать, и подвели к кресту. Он не сопротивлялся. Профессор машинально подметил в блокноте — слабый, надо узнать кто это. В любом сообществе есть слабые. А сильные — сопротивляются до конца.
И тут из строя шагнул еще один подросток
Тимка в детстве любил читать Трех мушкетеров, где было сказано: один за всех и все за одного. Он даже пошел в кружок по рапире, вызывая общие насмешки: рапира оружие устаревшее, кому и зачем оно нужно? А потом — они обсуждали рыцарей, старые времена… конечно это смешно выглядело — где европейские рыцари и где Дальний Восток. Но сейчас — он шагнул вперед, и даже сам бы себе не мог объяснить, зачем он это сделал. Но это не была попытка помочь слабому. Скорее это было восстановление справедливости
Сразу двое солдат преградили ему путь, и у одного винтовка была с примкнутым обнаженным штыком
— Позовите офицера…
…
— Позовите офицера
Тимка сделал шаг вперед и штык уперся ему в грудь
Подбежал переводчик
— Это я ударил офицера, меня и должны наказать.
— Господин офицер приказал наказать это бревно
— Это я ударил офицера — повторил Тимка — я
На необычное оживление подошел и сам офицер
— Что тебе нужно, возвратись в строй
— Это я вас ударил. Меня и должны наказать
Офицер криво улыбнулся
— Я не видел, как ты меня ударил, мальчик
И тогда Тимка плюнул офицеру в лицо.
— Теперь меня есть за что наказывать.
Наказывал адъютант, тот самый, звероподобный — он разделся до пояса и палка свистела, под крики солдат. Раз, еще раз… еще… Капитан стоял перед крестом и смотрел наказываемому в глаза…
И тут Тимка кое-что понял.
Понял, наверное, самое важное из всего, что он мог понять, и что он потом поймет в своей жизни…
Он понял, что они могут убить его. Могут забить до смерти своими бамбуковыми палками, могут уморить голодом, могут бросить в тесную клетку с обезьянами и обезьяны убьют его. Они могут посадить его в яму с нечистотами, или с пиявками. Но ни
